— Что вы планируете презентовать на Восточном форуме в этом году? Итоги работы, перспективы, какие они?
— Форум — это инструмент развития. Другой возможности собрать такое количество инвесторов, рассказать им о геополитике на Дальнем Востоке просто не существует. Когда мы собрались в первый раз [в 2015 году], мы говорили о том, что президент и правительство приняли решение развивать Дальний Восток. Сейчас уже снижены налоги, начали функционировать институты развития, создалась среда, к которой инвесторы привыкли. Потому что все страны АТР так и развиваются, все быстрорастущие экономики работают примерно в одинаковой матрице. В России мы ее создали впервые.
Мы приглашаем инвесторов не в greenfield, а туда, где их коллеги уже работают, можно спросить их мнение. Но мы не закрываем глаза на проблемы, более того, в новой презентации для форума будет включен раздел о том, что не сделано.
— Что не сделано?
— Самое главное из того, что не сделано, это упрощенный визовый режим. Мы его сделать не успели, потому что изменилась миграционная ситуация в мире, резко выросли риски.
—То есть упрощенный визовый режим сейчас не нужен?
— Нужен, просто, принимая его, нужно сделать так, чтобы Дальний Восток не стал местом транзита беженцев из одной части мира в другую. Риски транзита из неблагополучных стран Юго-Восточной Азии в Европу возможны. Но мы эту работу завершили, просто она заняла чуть больше времени. В осеннюю сессию законопроект об упрощении визового режима на Дальнем Востоке будет внесен.
Мы нашли решение, мы будем пускать во Владивосток без права въезда на другую территорию Российской Федерации. Этот режим можно контролировать, потому что Владивосток достаточно отдаленная территория.
— Но не получится так, что мы развиваем только Владивосток?
— Не бывает одновременно всеобщего развития и чтобы разом в каждом городе всем стало хорошо, таких инструментов пока никто не придумал. Поэтому сегодня Владивосток, Хабаровск, Комсомольск-на-Амуре, Сахалин, Петропавловск, а потом все это будет расширяться.
Юрий Трутнев родился в 1956 году в Перми. В 1987 году окончил горный факультет Пермского политехнического института. В 1980-х годах работал в ПермНИПИнефть и возглавлял комитет по делам спорта Пермского областного исполкома, занимался бизнесом.
В 1994 году стал депутатом Заксобрания Пермской области и Пермской городской думы, возглавлял комитет по экономической политике и налогам. В 1996 году был избран мэром Перми, а в 2000 году — губернатором Пермской области.
В 2009 году указом президента был назначен на пост министра природных ресурсов, а в 2012 году — помощником президента. С 2013 года является полномочным представителем президента на Дальнем Востоке.
— В 2015 году не все смогли поехать на ВЭФ, не хватало мест размещения. В этом году ситуация поменяется?
— У нас есть определенное напряжение с точки зрения количества желающих посетить форум и наших возможностей их принять. Это сказалось в виде достаточно жесткого усечения даже количества членов делегаций. Ситуаций, когда будут нарушены принципы вежливости, мы постараемся избежать, у нас был год на подготовку форума. В этом году подготовкой занимается Росконгресс, а они люди опытные.
—Такая ситуация, на ваш взгляд, влияет на репутацию форума, например, недостроенные с 2012 года отели во Владивостоке?
— Всегда надо сравнивать. Можно, конечно, ничего не делать, не проводить форумы, всю программу развития Дальнего Востока не реализовывать. Тогда бы не было недовольных, вообще бы ничего не было, трава бы там росла. Нас можно критиковать, но одно отрицать совершенно невозможно — мы двигаемся вперед, и достаточно динамично. Новый форум дает возможность посмотреть назад и увидеть, как много изменилось за три года (Ю.Трутнев стал вице-премьером по Дальнему Востоку в августе 2013 года. — РБК).
— На прошлом форуме были заключены сделки на 1,7 трлн руб. В этом году какое количество сделок ожидаете?
— Мы не уверены, что побьем рекорд. По итогам прошлого форума цифра составила более 1,7 трлн руб., это очень большая сумма. Пока у нас твердых [соглашений] получается около 900 млрд руб. Есть еще большие сделки, если сложится, то цифра приблизится к 1,5 трлн руб., но их еще нужно доработать. Впереди еще две недели, что-то может измениться, но мы боремся не за рекорды. В прошлом году, когда мы эту цифру называли, она казалась большой. Но я недавно задавал вопрос коллегам, что из этих соглашений работает. Оказалось, работают все, кроме одного.
— Какого?
— Проект самолетостроения не получил развития. Я не вижу в этом ничего страшного, такое бывает, главное, обсудить и принять правильное решение. Я слышу много разных предложений, но не принимаю никаких решений до комплексного обсуждения всех рисков, преимуществ и недостатков.
— С инвесторами из каких стран в этом году планируете заключать сделки?
— У нас традиционно инвестор номер один — гражданин Российской Федерации. Порядка 75% инвесторов россияне. Я уверен, если мы не создадим хорошую основу для привлечения инвестиций наших соотечественников, то никаких шансов на иностранные инвестиции у нас нет.
— Раз речь пошла об иностранных инвесторах, сколько реальных инвесторов привлечено в территории опережающего развития (ТОРы)?
— Я отвечу не только по ТОРам, у нас еще свободный порт есть, инвестпроекты. В строительно-монтажных работах сейчас 600 млрд руб., в этом году будет достроено 51 предприятие при 16 планируемых, то есть в три раза больше. Всего в работе 300 [предприятий], и к каждому из них пройдет инфраструктура. Как правило, за каждым проектом стоит отдельный инвестор. Каждый следующий инвестор приходит на более развитую инфраструктуру и его издержки меньше.
— Чем вы привлекаете инвесторов в свои проекты?
— Возьмем худший вариант — нулевую рентабельность. Только налоговые льготы, земельные, административные преференции, как мы подсчитали, добавляют проекту 20% рентабельности.
— Отсутствие оперативности со стороны профильных министерств и ведомств не остановит процесс полностью?
— Я в состоянии торопить коллег.
— Может ли так случиться, что из-за сложного согласования свободный порт Владивостока уже не будет таким свободным?
— Он работает. В нем сегодня общая сумма инвестиций порядка 130 млрд руб. У нас хватает энергии и веры в успех нашего дела для того, чтобы преодолевать барьеры бюрократии, согласований.
— После встречи президента в Сочи с японским премьером Синдзо Абэ сообщалось, что местные компании будут инвестировать в Дальний Восток. Уже есть конкретные проекты и суммы?
— Японцы проявляют большую активность, они быстрые. Есть проект, связанный с созданием производства домов в Приморском крае компанией Iida Sangyo. Мы с ними пока дискутируем на тему процента переработки на территории Российской Федерации. То есть мы точно не готовы создавать условия, при которых нашу древесину будут перерабатывать в Японии. Также есть очень интересное предложение о строительстве медицинского центра, но придется переделывать законодательство, потому что японские специалисты будут применять свои методики. В рамках закона о свободном порте это сделать можно. Также обсуждаем с Японией энергокольцо. Это сложный проект, но так вышло, что простых проектов с ними нет. Из простых только теплицы, и их уже построили. Они хотят расшириться в два раза, мы говорим: «Пожалуйста».
— А энергомост с компанией «Русгидро»?
— Долгий проект, сложный, длинный. Люблю, когда все быстро происходит, но в случае с энергомостом я не уверен, что можно как-то этот процесс ускорить. Одной из проблем является то, что законодательство Японии не предполагает закупку энергии у иностранных государств. Японские власти должны принять решение об изменении законодательства.
— Недавно компания Алроса провела вторичное размещение акций на Московской бирже. Как вы оцениваете перспективу дальнейшего снижения госдоли?
— Не могу сказать однозначно. Cделка показала, что активы российских компаний пользуются высоким спросом не только у российских, но и у иностранных акционеров. И прошла она с минимальным для рынка дисконтом. В то же время я не уверен, что государству стоит терять контроль над компанией. Если нефтяных компаний в мире много, то Алроса необычная компания, таких крупных алмазодобывающих компаний в мире единицы.
— Как оцениваете работу нового менеджмента Алроса, который пришел примерно год назад?
— Я оцениваю их работу по финансовым показателям, а финансовые показатели у них очень хорошие.
Они сейчас занимаются алмазной биржей на Дальнем Востоке. На переделах алмазов, которые повышают стоимость камня, сегодня зарабатывают в Антверпене, в Израиле, но не зарабатывают в России. На мой взгляд, это неправильно. Этот вопрос был частью спора с предыдущим менеджментом. На сегодняшний день у нас потеряны все позиции по переделу. Алмазная биржа — это площадка, которая должна помочь начать чуть-чуть тянуть одеяло на себя. Мы должны научиться продавать, гранить и делать ювелирные украшения, и для этого мы образовываем целый кластер.
— Почему такой негатив у российских властей вызвала попытка Китая инвестировать в сельское хозяйство в Забайкалье?
— Любой процесс можно делать бестолково, а можно по уму. Вот там бестолково. Там отдали огромные территории без каких-то внятных условий за непонятные деньги. Эта земля принадлежит Российской Федерации, надо создавать условия для нормальной работы граждан России.
Мы заинтересованы в инвестициях в сельское хозяйство, создали российско-китайский агрофонд. На форуме будут подписаны соглашения по первым проектам, пойдут первые деньги, в фонде $1 млрд дает российская сторона и $9 млрд — Китай. В управлении у России [агрофонда] — 51%, у Китая — 49%. [На этом проекте] будет использоваться 80% российской рабочей силы, 20% — китайской. В первую очередь будет использоваться российская техника и только при отсутствии российских аналогов — китайская.
— Пропорция 80:20 по рабочей силе соблюдается во всех проектах?
— Да. Сейчас китайцы хотят построить нефтеперерабатывающий комбинат в Амурской области. По поручению президента я стараюсь им помочь, но это непросто. Мы им сразу сказали: «Стройте, но 80% работников — россияне. И будем продавать не нефть, а нефтепродукты, создадим налоги, рабочие места».
— Это условие затормозило создание завода?
— Нет, проблема в трансфере: у нас трубы нет. Нужно ставить дополнительные перекачивающие станции, чтобы поставить туда нефть. Но это надо считать, говорят мне, спрашивают, как окупится. Я предлагаю взять гарантию инвестора, что он будет покупать эту нефть. «Транснефти» надо будет быстро работать.
— Раньше вы говорили, что Фонд развития Дальнего Востока неэффективен.
— Да он вообще не работал, ни одного реализованного проекта не было. Теперь все изменилось: объем привлеченных частных инвестиций составил 170 млрд руб., 10 проектов. В этом году фонд точно освоит все деньги, которые ему предоставило государство, — 15 млрд руб. Он старается на рубль государственный привлечь побольше частных инвестиций.
Сейчас у фонда около 130 проектов в работе. Раньше люди не могли пробить административные барьеры. Предыдущее руководство Внешэкономбанка, господин [Владимир] Дмитриев, держался за денежные средства, считал, что когда они никуда не расходуются, это для банка хорошо. Может, я понастойчивее оказался, чем предыдущий коллега, [отвечавший за развитие Дальнего Востока до Ю.Трутнева был В.Ишаев]. Мы с господином Дмитриевым эту проблему решили: сняли ограничения, и деньги пошли в проект.
— А в чем проблема с мостом через Амур, который никак не достроят?
— Там более хитрая и сложная история. Китайская часть моста действительно готова. Осталось проинвестировать 10 млрд руб.и достроить нашу часть, но в соответствии с соглашениями, которые достаточно давно подписаны. Нашу часть должно строить некое общество «Рубикон», которое принадлежит частично Фонду развития Дальнего Востока, а частично фонду Китая, который блокирует решение о строительстве моста. Если они решение не примут, мы его сами достроим.
— А кто тогда будет строить?
— На мост мы найдем 10 млрд руб. Их надо искать не в бюджете Российской Федерации. Мост платный, можно посчитать окупаемость транзита. Если сегодня на 25% туда заходит ФРДВ (Фонд развития Дальнего Востока. — РБК), то на 75% мы найдем инвестора.
— Расскажите, как реализуется программа «Один гектар», которая предполагает предоставление до 1 га на человека на территории Дальнего Востока? Создается впечатление, что пока никто особо не воспользовался этим предложением.
— У нас свободный порт Владивосток тоже месяца три буксовал. Закон об 1 га — это революция. В среднем по стране оформление земельного участка в пользование занимает пять лет, а в рамках нового закона срок ожидания сокращается на несколько порядков — до 30 дней.
Сложностей много, несовпадение координат кадастровых карт, отсутствие в кадастре сведений о правах правообладателей на земельные участки, отсутствие интернета (сервис работает через интернет). Но реализовывать закон надо.
Чтобы закон работал, нужно полностью модернизировать систему землепользования в России, хотя бы на Дальнем Востоке. Были предложения перенести срок введения закона в действие. Но я сказал, что переносить не будем, лучше кого-нибудь с работы снимем.
— Когда закон заработает в полную силу?
— С 1 октября нам будет сложно. Необходимо модернизировать систему сервиса и законодательство — этим мы сможем заняться только после выборов новой Госдумы. Но к 1 февраля, когда закон начнет работать уже на всю Россию, мы обязаны добиться, чтобы он работал хорошо.
— Большинство территорий удалены от крупной городской инфраструктуры. Какой у людей стимул туда ехать?
— Берут разные участки, от 6 соток до 1 га. А семья из пяти человек может взять до 5 га. Мотивация — работать и жить. Есть люди, которые хотят построить дом или туристическую базу, куда даже не проложены дороги, например, на побережье моря. Туда можно добираться на вертолете, но люди ездят, им интересно. Земля — это ресурс, инструмент развития. Мы даем людям возможность и потихоньку будем помогать с инфраструктурой, хотя на всей территории сразу это сделать не получится. Это пока самый сложный закон из тех, за которые мы взялись, но польза от него будет большая.
Мы сегодня больше влияем на миграцию, потому что начали с развития экономики, улучшения жизни людей.
Что касается демографии, она хуже, ей мы не довольны. Но тут нужно спрашивать у социального блока, у Минздрава. Есть даже поручение председателя правительства о строительстве целого ряда медучреждений. Оно выполняется довольно плохо.
— Громкие уголовные дела против ключевых лиц Дальнего Востока не мешают реализации проектов? Не отпугивают иностранных инвесторов?
— Нет. Для меня значимо, чтобы процессы в сфере моей компетенции реализовывались без коррупции. Мы за этим следим, пока сигналов не было. Когда людей арестовывают, нужно понимать цель. Скорее всего, цель — увеличить прозрачность и эффективность работы госорганов. Но я считаю, что лучше это делать (бороться с коррупцией. — РБК) за счет профилактики: когда возникают ощущения, что человек на госслужбе не в ту сторону идет, надо предлагать ему искать другую работу и вытаскивать новых людей из бизнеса.
— Каким вы видите бизнес-климат Дальнего Востока через 10–15 лет?
— Разработанная нами система поддержки экономики основана на опыте экономического роста Малайзии, Сингапура, Японии, Южной Кореи и других успешных стран. Но у нас есть большое преимущество — такой земли, как на Дальнем Востоке, на планете уже не осталось с точки зрения лесов, рек, морей. Мы хотим создать новую модель развития человека в гармонии с окружающей средой.