Соучредитель фонда «Подари жизнь» Чулпан Хаматова подписала со свердловским губернатором Евгением Куйвашевым соглашение, в соответствии с которым в областную больницу №1 будут направлять на лечение тяжело больных детей из других регионов. В интервью Znak.com Чулпан Хаматова объяснила, почему этот проект важен для всей России, рассказала о проблемах, которые возникли из-за ограничения госзакупок иностранных лекарств, а также ответила, будет ли она участвовать в президентской кампании 2018 года.
- Вы со свердловским губернатором подписали соглашение о сотрудничестве. Расскажите, в чем его суть?
- Сегодня был сделан первый шаг в важнейшей истории, не только для Свердловской области и Екатеринбурга, но и для всей страны. При поддержке губернатора Свердловской области мы подписали тройное соглашение о сотрудничестве между фондом «Подари жизнь», федеральным научно-клиническим Центром детской гематологии имени Дмитрия Рогачева и министерством здравоохранения области. Его суть в том, что дети, например, из Сибирского и Уральского округов, которых сегодня невозможно положить на трансплантацию костного мозга из-за нехватки мест в Москве и в Петербурге, смогут получать лечение относительно недалеко от региона проживания – в Екатеринбурге. Эти дети получили настоящий шанс выжить. Уже сегодня в пяти из шести боксов в отделении детской онкологии и гематологии свердловской областной клинической больницы №1 лежат дети из других регионов. Это фантастическая вещь, потому что раньше такая потрясающая база врачей, клиника, лаборатории практически не использовались.
- Почему?
- Из-за сложной системы регионального финансирования. В региональной клинике могут получать бесплатное лечение только пациенты, прописанные в данном регионе. Поэтому, например, в свердловской областной больнице мог быть заполнен только один бокс из шести. Сейчас мы получили возможность направлять в Свердловскую область детей из других регионов, но лечиться они будут за счет благотворителей, потому что переносить квоты из одного региона в другой невозможно по законодательству. Надеюсь, что в ближайшем будущем эта ситуация будет пересмотрена, и дети будут получать помощь за счет государства.
- То есть сейчас вы лоббируете соответствующие изменения федерального законодательства?
- Да. Получается, сейчас мы все вместе качнули эту лодку. Я очень надеюсь, что этот проект заработает и, глядя на Екатеринбург и подражая его примеру, будут возникать такие же истории в других регионах. Это было бы очень здорово.
- Какие еще изменения законодательства, в том числе для более эффективной работы фонда «Подари жизнь», вы бы хотели лоббировать?
- Очень многого мы уже добились и многое сделано на уровне законодательства, чтобы фонды могли работать эффективнее, было меньше преград. Сейчас решается вопрос о допуске в реанимацию. Мы много лет с нашими друзьями из других фондов говорили об этой проблеме: когда во многих клиниках в реанимацию пускали родителей, только если руководство больницы разрешит. В этом году Минздрав подготовил рекомендации по нахождению родственников в реанимации. И мы очень надеемся, что проблема будет решена.
Кроме того, этим летом утверждена «дорожная карта» – план мероприятий по повышению доступности обезболивающих препаратов. Работает прямая линия, куда человек, который нуждается в препаратах, всегда может позвонить и поделиться своей проблемой. Но до полного решения проблемы доступности обезболивания в нашей стране еще далеко: врачам часто не хватает осведомленности в вопросах обезболивания, очень маленький ассортимент нужных препаратов, для детей нет обезболивающих в форме сиропов, леденцов, пластырей. Мы сейчас с Советом по вопросам попечительства в социальной сфере при правительстве работаем над этим.
- В последнее время в СМИ периодически появляются сообщения о дефиците в России лекарств от рака. Эта проблема действительно существует?
- Безусловно. Я не могу сказать, каких конкретно препаратов не хватает, потому что я не настолько глубоко в теме. Но очевидно, что импортозамещение, прекрасное и замечательное по своей сути, пока работает с перегибами. Исчезают лекарства. Аналоги при этом или очень плохого качества, или их в принципе нет.
- Сейчас как-то можно решить эту проблему?
- Нужно всем вместе громко об этом говорить. И решать эту проблему вместе с минздравом, с представителями власти. Пытаться изменить ситуацию.
- Прошлогоднее решение правительства РФ об ограничении госзакупок иностранных лекарств – проблема из той же серии? Вы почувствовали это на себе?
- Да, безусловно. Мы как благотворительный фонд чувствуем это в том, что нам нужно больше денег, чтобы помогать большему количеству детей. Если нужны лекарства, а их русских аналогов просто нет, это все валится на плечи благотворителей, за счет которых продолжаются закупки зарубежных препаратов. Объемы лекарств при этом, естественно, растут. В этой ситуации мне очень жалко врачей. Моя любимая история: в центре имени Рогачева раньше покупали немецкие медицинские халаты за 15 рублей. Потом стали искать такие же, но русские, и они были очень плохого качества. Потом наконец-то какая-то фабрика начала шить хорошие халаты. И теперь эти халаты стоят 45 рублей против тех, немецких, которые и сейчас стоят 15 рублей. Абсурдная ситуация.
- Год назад вы говорили, что в 2014 году фонд «Подари жизнь» собрал около 1,2 млрд рублей, и это большая сумма, но из-за сложной экономической ситуации теперь надо собирать в два раза больше.
- Теперь уже почти в три.
- А сколько всего фонд получил пожертвований по итогам 2015 года?
- В 2015 году мы собрали больше 1,5 миллиарда рублей. А когда мы только начинали, за 2007 год, например, мы собрали 170 миллионов рублей. Фонд не стоит на месте, он развивается, и мы постоянно придумываем какие-то новые способы фандрайзинга, улучшая таким образом работу.
- Вы высказывали опасение, что компании в кризис будут «резать» благотворительные бюджеты. Так и произошло?
- Да. Но это нормально. В 2008 году, когда был кризис, мы столкнулись с тем же самым, и удивительным образом мы все это прошли без потерь. Потому что просто в процентном соотношении увеличивается поток пожертвований от физических лиц.
- От крупных благотворителей?
- Нет. У нас огромная страна. Если каждый человек сделает привычкой раз в месяц отправлять 10 рублей в какой-то благотворительный фонд, я вас уверяю, что ситуация изменится кардинально. Сейчас у нас не задействовано огромное количество людей, миллионы, которые никогда не сталкивались с таким понятием, как благотворительность. Нам кажется в Москве и Екатеринбурге, что «Подари жизнь» – это такой известный фонд. На самом деле это не так.
- Как сложные отношения России с Европой и с Америкой повлияли на возможность лечения детей за границей?
- Никак. У нас невероятное содружество врачей и всей профессуры. Это единый котел людей, которые выше всех политических пристрастий. Основное, что у них есть в приоритете – это жизнь и здоровье ребенка. У нас есть сестринский фонд в Лондоне и сестринский фонд в Америке, и мы там также собираем деньги и закупаем также лекарства, которые потом привозим в Россию. И сколько бы акций у нас там ни было, я ни разу не почувствовала никаких изменений. От немецких врачей, которые приезжают консультировать в Россию, тоже не было никаких отказов.
- Комментируя главную мысль в спектакле «Голая пионерка», еще 10 лет назад вы говорили так: «В этой стране не ценятся люди. Счет идет на миллионы, все, что меньше миллиона, не представляет для руководства страны ни малейшего интереса». Сейчас ситуация осталась такой же?
- Да. Глобально да. Но тут важна внутренняя осознанность каждого человека и то, чувствуем ли мы сами себя гражданами страны или нет.
- А вы чувствуете?
- Я – да. Но мне просто повезло, потому что я вмонтирована в систему самостоятельных шагов. Вся благотворительность – это люди, которые самостоятельно принимают решения и потом отвечают за них, и я окружена такими людьми. Моя личная ответственность – делать так, чтобы абсурдные мироустройческие законы, которые присутствуют и от которых никуда не деться, они не влияли бы на жизнь ребенка. Пусть каждый делает шаг в том, что он хочет изменить. Пусть это будет маленький шаг, но это шаг. Пусть это будет просто 200 рублей в какой-то фонд, который я не поленюсь проверить. Должна быть личная вовлеченность каждого человека.
- После прошлых госдумских выборов в 2011 году многие вышли на акции протеста. Казалось, что вокруг так много инициативных вовлеченных людей, умеющих брать на себя ответственность. Через пять лет все это как будто растворилось.
- Я не очень понимаю, как это комментировать. У меня есть только информация от друзей и знакомых о том, что протесты слили, потому что все уехали отдыхать. То есть вышли на площадь, а потом поехали отдыхать и жили как прежде. Наверное, должна быть внутренняя ответственность: если ты что-то начал, ты должен довести это до конца, не надеясь ни на кого другого.
- В 2012 году вы поддержали Владимира Путина
на президентских выборах. В 2018 году – новая кампания по избранию главы государства. Планируете ли вы снова поддерживать Путина?
- Сейчас я не могу сказать.
- В 2012 году вы объясняли свою поддержку тем, что вы видите конкретные результаты Путина и благодарны за них. В том числе упоминали личное участие президента в ситуации с центром имени Рогачева.
- Для меня сладкие истории о том, чтобы покрасить кого-то в белый или в черный цвет, не очень работают. Есть сумма поступков. Есть поступки плохие, которые мне не нравятся, и есть поступки очень хорошие. Если бы мы научились видеть и то, и другое, а не мазать все в единую цветовую гамму, мы бы, наверное, жили в другой стране. Есть центр имени Рогачева, он доведен до ума, там спасают детей, и теперь это один из крупнейших и лучших в Европе центров по своему профилю. Это огромный поступок, и я это знаю. А кому-то кажется, что это вообще не поступок, что так и должно быть. Пожалуйста, я не могу изменить эту точку зрения. Я была вкручена, вмонтирована внутрь этого длительного похода со шпагами, с мечами, настоящей борьбой. И я знаю, чего это стоило. Это обязанность не только государства. Это обязанность всех. Огромное количество людей было вовлечено в этот процесс. И это тот поступок, за который я и сейчас готова сказать спасибо. Буду ли участвовать в выборах? Не знаю. Если мне хватит каких-то морально устойчивых сил, может быть, да. Но сейчас мне кажется, что я вряд ли переживу второй раз такое нервное испытание.
- Как у вас сейчас складываются отношения с главой государства? Выступали ли вы в последнее время с какими-либо просьбами или предложениями?
- Нет, в последнее время не было никаких просьб и предложений. Владимир Владимирович приезжал в больницу к врачам, смотрел, как работает центр. Он сказал врачам: «Спасибо, вы меня не подвели». Это ведь была уникальная история: заказчиками центра были именно врачи. И когда это все начиналось, президент им сказал: «Только не подведите».
- Чувствуете сейчас потребность, чтобы глава государства лично включился в какую-то подобную по значимости историю?
Я надеюсь, что все, что сейчас происходит в Екатеринбурге, – это та ситуация, которая может и должна решаться без участия президента. Мы сами способны ее решить. Я почему-то в это верю. Вместе с минздравом местным, российским, вместе с людьми, с фондом, с врачами.