Бежево-серые стены с отслаивающейся штукатуркой, грозные металлические трубы, пыльные стеклопакеты на арочных окнах, угрюмый забор с колючей проволокой, темные и сырые помещения с ржавым оборудованием. В таком виде в октябре 2014 года одна из старейших московских электростанций ГЭС-2 предстала перед миллиардером Леонидом Михельсоном и уроженкой Неаполя Терезой Мавикой.
В построенном в начале XX века на берегу Водоотводного канала здании еще теплилась жизнь — маленький агрегат на 25 МВт отапливал Кремль, от которого до ГЭС-2 меньше километра.
Но «Мосэнерго», владелец электростанции, намеревалось избавиться от нее и не первый год искало покупателя. Покупателем стал Михельсон, а его интерес к ГЭС-2 был далек от бизнеса: фонд миллиардера V-A-C спонсировал Венецианскую биеннале и устраивал совместные выставки с крупнейшими частными фондами и галереями, но собственной площадкой в Москве не обзавелся. Главу V-A-C Мавику масштаб проекта поначалу поверг в смертельный испуг. А Михельсон, чей газовый гигант «Новатэк» как раз в это время строил на севере Ямала мегазавод по производству сжиженного газа, сразу загорелся амбициозной идеей. «Tate Modern тут отдыхает», — вспоминала Мавика ироничные слова патрона о национальной лондонской галерее, также открытой в здании бывшей электростанции.
Восемь лет спустя пути Михельсона и Мавики разошлись, а начавшаяся после «специальной военной операции»* на Украине отмена русской культуры разрушила многолетние связи с западными культурными институциями. Обновленная электростанция, открытая под названием Дом культуры «ГЭС-2» и обошедшаяся Михельсону минимум в $470 млн, возвышается на острове Балчуг и собирает колкие комментарии посетителей, побывавших в величественных, но пустынных залах. О чем мечтал Михельсон и что получил в итоге?
Итальянцы на Балчуге
Близкий знакомый Михельсона рассказывает, что бизнесмен с первых дней был увлечен проектом «ГЭС-2» и с воодушевлением показывал гостям в своем кабинете макеты и чертежи переоборудования бывшей электростанции. Собеседники Forbes из близкого круга Михельсона уверяют: он искренне желал создать в Москве особое культурное пространство.
Тереза Мавика, с которой бизнесмен познакомился во второй половине 2000-х на Венецианской биеннале, так описывала его идею: V-A-C (в названии фонда, запущенного в 2009 году, зашифровано имя дочери Михельсона Виктории) проводит успешные выставки по всему миру, в том числе в Венеции, и теперь их должны увидеть в России. Мавика наткнулась на ГЭС-2, когда узнала о московской программе по выведению из эксплуатации старых электростанций. По другой версии, купить ГЭС-2 Михельсону предложил возглавлявший Департамент культуры в московском правительстве Сергей Капков, которому миллиардер показывал свою коллекцию.
Михельсону было чем гордиться — реконструкцию ГЭС-2 по предложению Мавики доверили бюро Renzo Piano Building Workshop мастистого итальянского архитектора и лауреата самой престижной в архитектурном мире Притцкеровской премии Ренцо Пьяно, за его плечами был Центр Помпиду в Париже.
Пожилой архитектор (в 2014 году Пьяно исполнилось 77 лет) и сам интересовался ГЭС-2, что выяснилось уже на первой встрече с Михельсоном в феврале 2015 года.
«Выбор Ренцо Пьяно в качестве архитектора я бы назвал божьим промыслом, — не скупится на похвалу архитектор и глава бюро Sergey Skuratov Architects Сергей Скуратов. — Это человек непререкаемого авторитета, не замеченный ни в одном архитектурном скандале, очень скромный и сдержанный. Его приглашение на этот объект — событие беспрецедентное для России, где до этого строили более коммерчески ориентированные и занимающиеся самопиаром архитекторы, такие как Норман Фостер и Заха Хадид».
По изначальному плану новое пространство V-A-C на территории ГЭС-2 должно было открыться уже в 2019 году. Но сроки постоянно сдвигались. Александр Царев, гендиректор Завода металлоконструкций МАМИ, привлеченного к реконструкции ГЭС-2, признает, что проект поначалу казался нереалистичным: «Господин Пьяно создает воздушные конструкции, на первый взгляд легкие и невесомые, как будто парящие в воздухе. При этом на них лежит большая нагрузка, требования по прочности очень высокие». Взявшись за проект, специалисты МАМИ предложили было сделать для здания новые опоры, но Пьяно потребовал реконструировать старые, созданные из сталей, которые применялись 110 лет назад.
«Пришлось знакомиться с архивами, изучать, как подобные работы выполнялись ранее, а затем придумывать, как совмещать новые и старые марки стали», — вспоминает Царев. Работа с металлом продолжалась почти два года, вся реконструкция растянулась на четыре. Сложность проекта впечатлила и бывалого строителя Михельсона.
В октябре 2019 года Ренцо Пьяно лично водил международную группу журналистов по стройплощадке, подбадривая заказчика: «Смотри, Леонид, как быстро мы строим. Сколько мы уже всего сделали с 2015 года». Миллиардер недоумевал: «Я много строил в своей жизни. Но в первый раз реконструирую. Как-то медленно у нас все идет».
Когда строительные заборы вокруг ГЭС-2 убрали, перед москвичами открылось величественное выкрашенное в светло-серый цвет здание с двумя парами ярко-синих труб — по задумке архитектора они, в отличие от демонтированных, забирают чистый воздух и распределяют его по зданию. Пьяно настоял и на том, чтобы на крыше здания установили солнечные панели, которые должны обеспечивать 10% энергогенерации.
К проекту подключилась московская мэрия, взяв на себя реконструкцию Патриаршего моста и набережной перед ГЭС-2. Позади электростанции Пьяно построил видовой мост «Бельведер» и посадил рощу из 620 берез и 80 000 кустарников, подняв ее в воздух на опорах. Внутри здания, в разделенном на три нефа белоснежном пространстве и на многоуровневой системе террас и балконов разместились кафе, книжные магазины, библиотека, кинотеатр, концертный зал, мастерские, классы, выставочные пространства, резиденции художников, а в центре всего этого итальянский архитектор создал «пьяццу» — площадь для прогулок под крышей.
«Когда я впервые пришел в «ГЭС-2», я был потрясен, — делится впечатлениями Сергей Скуратов. — То, какой эта площадка получилась у Ренцо Пьяно: белоснежная внутри, с фантастическими ажурными переплетениями света и металла — ничего подобного я никогда нигде не видел. Пьяно выявил то, чего не сделал архитектор здания Василий Башкиров: подчеркнул пространственные возможности и предложил всем деликатесное блюдо из фантастических конструкций, которые проектировал и помогал строить Владимир Шухов». «Для Москвы этот проект уникален, — согласен директор архитектурной школы МАРШ Никита Токарев. — Суперзвезды мировой архитектуры — редкие гости в столице, а проект такого масштаба и качества единичен. Да и во всем мире это редкое явление — подобных проектов наберется от силы десяток».
Исландец и глина
Михельсон всегда изящно уходил от вопросов о стоимости реконструкции ГЭС-2, ограничиваясь тем, что потратил на Дом культуры в два раза больше, чем рассчитывал. Когда миллиардера спрашивали, какие суммы он изначально закладывал в проект, тот отвечал: «В два раза меньше».
В 2019 году Тереза Мавика оценивала стоимость реконструкции в 8 млрд рублей, или $120 млн, такая сумма была закреплена в инвестиционном контракте с городом. В реальности потрачено было гораздо больше. Согласно отчетности ООО «ГЭС-2», которой принадлежит здание бывшей электростанции, с 2014 года Михельсон регулярно увеличивал ее капитал, на конец 2021 года он составлял 28,4 млрд рублей.
С учетом 1,744 млрд рублей, которые бизнесмен заплатил «Мосэнерго», проект мог обойтись ему в 30,2 млрд рублей, или с учетом колебаний валютного курса — порядка $470 млн.
Общая площадь помещений «ГЭС-2» составляет 36 000 кв. м (для сравнения: у Третьяковской галереи 23 415 кв. м выставочных площадей, у ГМИИ им. Пушкина — 26 561 кв. м). Выходит, что 1 кв. м «ГЭС-2» обошелся в $13 000. Это сильно больше средней стоимости строительства общественных зданий в Москве, где диапазон составляет $4000–6000 за метр, рассуждает основатель градостроительной компании «Яузапроект» Илья Заливухин. «Серьезная большая архитектура требует больших денег», — подчеркивает Сергей Скуратов. Он приводит в пример Сиднейский оперный театр, построенный в 1970-х годах архитектором Йорном Утзоном: «На тот момент никто даже не мог оценить стоимость предложенных конструкций. Все восхитились образом и формой, посчитали примерный бюджет, но оказалось, что и десятикратного превышения не хватает, чтобы построить этот проект».
Еще один пример, на который ссылаются архитекторы, — открытая в 2017 году Эльбская филармония в Гамбурге от бюро Herzog & de Meuron. За годы строительства ее бюджет вырос в 10 раз и достиг €50 000 за 1 кв. м, вспоминает Заливухин. «Это филармония, там всегда много людей, и функция здания работает на 100%. В случае с «ГЭС-2» функция не соответствует масштабу вложенных денег», — утверждает собеседник.
Первые посетители переступили порог Дома культуры «ГЭС-2» в декабре 2021 года. Что их ожидало? При трепетном отношении Михельсона и его финансовых возможностях площадка имела все шансы стать ведущим мировым центром современного искусства, конкурируя с Tate Modern, музеями фонда Гуггенхайма, проектами в Персидском заливе. Например, «Музеи Катара» с 2005 года скупают на аукционах топ-лоты: «Белый центр» Марка Ротко за $72,8 млн, Lullaby Spring Дэмиена Херста за $19,2 млн, «Игроки в карты» Поля Сезанна за $250 млн.
Размах фонда V-A-C скромнее, чем у катарской династии, но тоже впечатляет: «Эскиз к портрету» Фрэнсиса Бэкона за $28,7 млн, «Первый крик» Константина Бранкузи за $14,9 млн, «Резкий и мягкий» Василия Кандинского за $10,6 млн.
Впрочем, ничего из коллекции Михельсона в декабре 2021 года на «ГЭС-2» показано не было. Не было и громких имен. Центральную роль в выставках открытия исполнял исландский художник Рагнер Кьяртанссон, основной проект назывался «Санта-Барбара» — на территории «ГЭС-2» каждый день снимали по одной серии ремейка популярной в 1990-х мыльной оперы. «Кьяртанссон — зрелый и самобытный художник, — рассуждает теоретик искусства, куратор Виктор Мизиано, несколько лет сотрудничавший с V-A-C. — Но не самый очевидный выбор из богатого ресурса глобального современного искусства. Эта неочевидность по-своему была интересна, но только осталось неясным, что этим новая художественная институция, на создание которой ушли миллиарды и которая претендует на мировой статус, хочет сказать».
Виктор Мизиано считает, что выставки открытия «ГЭС-2» демонстрировали двойной снобизм: по отношению к российской художественной традиции и по отношению к глобальному современному искусству. Выбрав для проекта открытия исландца Кьяртанссона, а не поп-звезду вроде Такаси Мураками или Дэмиена Херста, «ГЭС-2» сообщала миру, что ее лидерская позиция настолько мощная, что она может позволить себе и небанальное открытие.
«А что вы хотели там увидеть? Как Самсон из фонтана бьет хвостом?» — раздраженно отвечает вопросом на вопрос бизнесмен из ближнего круга Леонида Михельсона. По его мнению, разочарование от «ГЭС-2» — естественное следствие перегретых ожиданий публики.
Вскоре после начала «специальной военной операции» на Украине Дом культуры встретил гостей стерильной чистотой идеально выверенного пуристского пространства. Еще до открытия «ГЭС-2» напротив ее дверей установили скульптуру швейцарского художника Урса Фишера «Большая глина №4». Двенадцатиметровая копия куска смятой глины, возвышающаяся над благоустроенной набережной, вызвала неоднозначную реакцию. В московских художественных кругах ходит грустный анекдот: все было хорошо, но стоило установить в Москве «Глину» Фишера — и понеслось.
Немягкая сила
Первым гостем обновленной «ГЭС-2» стал президент Владимир Путин — 1 декабря 2021 года Михельсон и Мавика в компании мэра Москвы Сергея Собянина устроили ему экскурсию по Дому культуры. Глава государства прошелся по белоснежным залам и многоуровневым галереям, послушал историю о том, как с территории электростанции было вывезено 70 000 т старых металлоконструкций, проверил звучание рояля Steinway & Sons в студии звукозаписи и сообщил Михельсону: «В XVIII веке тут был винно-соляной двор. Ты по запаху нашел, наверное». — «В конце мы покажем, где водку делали», — пообещал миллиардер.
Не прошло и месяца, как руководство Дома культуры объявило: Тереза Мавика уходит с поста главы фонда V-A-C. В официальном комментарии говорилось, что идейный вдохновитель «ГЭС-2» сосредоточится на международных проектах фонда, в первую очередь на площадке Дзаттере, открытой в Венеции в 2017 году. Но после начала «спецоперации» на Украине Дзаттере приостановила деятельность. А 24 февраля, когда Владимир Путин впервые заявил о демилитаризации и денацификации Украины, Рагнер Кьяртанссон свернул свои проекты: «Санта-Барбара» недосчиталась пары десятков финальных серий. После этого «ГЭС-2» прекратила международную деятельность, а планы на пять сезонов, составленные Терезой Мавикой, и договоренности с иностранными партнерами утратили силу.
«Учитывая, как быстро произошла смена куратора, можно сказать, что «ГЭС-2» закрылась в тот же момент, как и открылась, — сожалеет Никита Токарев. — Какие-то проекты там остались, но было ясно, что без Терезы Мавики или другого куратора международного масштаба трудно удержать первоначальную идею. Вообще уже от первых выставок было ощущение, что состояние культуры и политическая обстановка вокруг решительно сопротивляются заложенным в «ГЭС-2» замыслам».
Михельсон и Мавика разошлись по ряду причин, рассуждает в разговоре с Forbes руководитель одного из российских частных музеев: «Во-первых, идеологически: Мавика — абсолютный либерал, а Михельсон — совершенно государственный человек». Собеседник Forbes также отмечает, что в какой-то момент Мавика начала «перетягивать на себя одеяло»: «Было странно, что и Мавика, как менеджер, и Михельсон, как создатель, были одинаково заявлены соучредителями V-A-C». Впрочем, после ухода Мавики ее имя исчезло со страницы сайта V-A-C.
«Проект был мертворожденным с самого начала. Тереза прекрасно разбирается в искусстве, чудесно реагирует на новые вызовы и явления, она мастерски делает выставки и коллаборации с современными художниками, но все это в итоге очень интеллектуально запутано.
Ну какой среднестатистический посетитель музея смог до конца прочитать и понять хоть одну книгу, которую издал V-A-C?» — иронизирует собеседник Forbes. «Рекурсивность и контингентность», «Об антропоцене», «Опыты нечеловеческого гостеприимства», «Выдумка: парафикция и правдоподобие» — вот несколько примеров книг, выходивших в издательстве V-A-C.
Другой музейный эксперт называет открытие Дома культуры символическими похоронами идеи взаимовлияния большого бизнеса и культуры — и одновременно крахом в России модной в 1990-е годы идеи soft power, заключающейся в том, что сила убеждения, в том числе с помощью культуры и искусства, так же действенна, как и сила принуждения.
В России эту идею близко восприняли многие завсегдатаи списка Forbes. Владимир Потанин оплачивал выставки в Музее Гуггенхайма и подарил коллекцию неофициального советского и российского искусства Центру Помпиду в Париже, Петр Авен показывал свое собрание в нью-йоркской Neue Galerie Poнальда Лаудера и входил в попечительский совет Королевской академии художеств, Роман Абрамович вслед за покупкой Chelsea заявил себя как коллекционер современного искусства и меценат, создав Музей «Гараж», Вячеслав Кантор презентовал свое собрание в Пушкинском музее, Борис Минц, Алексей Ананьев и Давид Якобашвили открыли свои частные музеи в Москве, Дмитрий Пумпянский — в Екатеринбурге, Виктор Вексельберг выставил коллекцию Фаберже в музее в Санкт-Петербурге, Андрей Филатов открыл экспозицию художников «сурового стиля» на юге Англии в замке Бьюли.
Михельсон с «ГЭС-2» не успел попасть в этот список. Культурные контакты, устоявшие после санкций 2014 года, стали стремительно разрушаться в пандемию и окончательно рухнули после февраля 2022 года.
Для всех крупных частных музеев в России 2023 год будет сложным, рассуждает руководитель одного из них, со всеми музеями западные коллеги приостановили работу, но с «ГЭС-2» прекратили полностью. Летом 2022-го «ГЭС-2» принимала форум Агентства стратегических инициатив, где выступал Владимир Путин.
«У таких проектов, как «ГЭС-2», сложно отделить архитектурную составляющую от институциональной, выставочной, так как главной задачей было создание пространства для заполнения искусством, — считает Никита Токарев. — Сегодня нельзя не заметить, что это здание нечем наполнить. И это парадокс: вложены колоссальные средства и творческий труд великого архитектора, но что там может происходить, непонятно, это такая гигантская пустота, которая зияет в центре Москвы».
От дворца до аэропорта
После ухода Терезы Мавики с поста главы V-A-C вакантное кресло занял ее бывший заместитель, юрист Артем Бондаревский. Весной 2022 года программным директором фонда и «ГЭС-2» назначили куратора Уральской биеннале современного искусства Алису Прудникову. В V-A-C отказали Forbes в интервью с Прудниковой, так как она якобы не аккредитована для общения со СМИ.
Знакомый Мавики вспоминает, что во время руководства V-A-C она замыкала на себе слишком много вопросов, «вплоть до того, что выбирала, на какой бумаге печатать материалы для выставок». Но после ее ухода ситуация оказалась диаметрально противоположной. «Есть много разных людей на разных позициях с разными взглядами и возможностями», — говорит он. Характерный пример: Дом культуры с самого начала заявил себя как демократичная территория, при этом просто так с улицы туда не попасть, нужно регистрироваться и получать QR-код.
Михельсон хотел создать на «ГЭС-2» открытое для всех пространство, где проходит сразу несколько мероприятий, рассказывает Пол Алезра, директор Avesta Group, разработавшей концепцию и генплан «ГЭС-2». Ему было важно, чтобы проект привлекал и посетителей музеев, и мало интересующихся искусством. «Ему важно было создать «ГЭС-2» для самого широкого круга людей. По сути, это дворец, где должно развиваться местное самоуправление, должна сама зародиться художественная среда», — говорит знакомый Михельсона.
Удалось ли? «Пока что архитектурное устройство «ГЭС-2» напоминает дизайн аэропорта, — иронизирует в беседе с Forbes один из специалистов по музейному маркетингу. — Это огромный, красиво устроенный пустой дом. Нет аудитории. И непонятно, откуда появятся люди». Илье Заливухину «ГЭС-2» напоминает пейзажи московской «золотой мили» между Остоженкой и Пречистенской набережной — красивые фасады, за которыми никто не живет.
«В случае «ГЭС-2» хочется, чтобы место стало функциональным, пока оно кажется слишком вычищенным и гламурным», — говорит архитектор.
«Пока нет ответа на вопрос: что это вообще такое — «ГЭС-2»? К примеру, Третьяковка — наше все, Пушкинский музей — фантастическая коллекция второй половины XIX — начала XX века, плюс еще и древние Египет и Азия, античность, Средневековье. У «ГЭС-2» такого определения нет», — рассуждает руководитель одного из частных музеев. «Умозрительный проект, созданный вне привязки к реальности, — характеризует его один из российских музейных маркетологов. — Выглядит как ошибка бизнесмена, который понимает в заводах, но не понимает в музеях.
Менеджер дедуктивного склада не может выдать мощную идею в области интуитивного творчества. Ходить по «ГЭС-2» смешно и жалко. Проект, призванный отразить вклад своего владельца в искусство, отдать долги государству, благодаря которому он заработал свое состояние, и показать лояльность Кремлю, провалился по всем трем направлениям».
Есть и другие мнения. Сергей Скуратов уверен, что Москва еще не успела оценить того подарка, который ей сделал Ренцо Пьяно: «Музейщики жалуются: здесь мало специальных пространств, отведенных под выставки. Но само пространство — это уже выставка, это примерно та же история, как в Музее Гуггенхайма в Бильбао, где коэффициент полезности почти равен нулю. Сама современная архитектура является современным искусством и предметом для изучения».
Возможно, Москва еще не успела оценить смысла, который в «ГЭС-2» закладывали ее создатели. Назвав реконструированную электростанцию Домом культуры, Мавика настаивала: V-A-C строит на Балчуге не новый музей-архив, а открытое для всех пространство, где культурная жизнь может самовоспроизводиться даже без фона из популярных выставок. «Самая лучшая идея «ГЭС-2» — это проект «Своды», — считает руководитель одного из частных музеев. Речь идет о бывших водочных складах промышленника Ивана Смирнова, построенных в 1860-х, которые случайно обнаружили в процессе реконструкции. Сейчас в них расположены мастерские: от гончарных, швейных и пекарни до фотолаборатории, студии шелкографии и аудиостудии.
Ранним субботним вечером в ноябре 2022-го гигантские пространства «ГЭС-2» кажутся полупустыми. Жизнь бурлит только в небольшом ателье, где родители с детьми мастерят что-то из пластилина, ткани и бумаги. Посетители прогуливаются среди книжных полок, играют в шахматы на одном из балкончиков, фотографируются, пьют кофе в пустующих кафе. Через несколько часов в кинотеатре покажут фильм «Экстаз» французского режиссера Гаспара Ноэ. На подвальном этаже работает единственная выставка «Настройки-3»: в нескольких павильонах звучат произведения классических композиторов, от Бетховена до Шостаковича, и размещены инсталляции и картины, среди них «Эскиз к портрету» Фрэнсиса Бэкона из коллекции Михельсона.
«Второй год обычно самый сложный для новых культурных проектов, — говорит Пол Алезра. — Эффект новизны спадает, а привычка приходить регулярно у посетителей еще не выработалась». По мнению разработчика, сделать вывод, насколько успешным вышел проект, можно лишь через пять лет после его запуска.
В одном из интервью Тереза Мавика говорила, что, если в первый год работы у Дома культуры будет менее 1 млн посетителей, это провал. Жизнь внесла коррективы. По данным V-A-C, с декабря 2021 года по октябрь 2022-го через Дом культуры прошел 605 051 человек.