Когда-то мощнейший капиталист, а ныне опальный Сабадаш мне сказал: «Я уж Змей Горыныч, но, когда я с ним спорил, у меня энергии не хватало». С этим напутствием я заходил в петербургский дом на Старорусской, 14, где исторически находится кабинет Ильи Ильича.
Согласно открытым источникам, все активы Трабера И. И. — в портовой и энергетической инфраструктурах Ленобласти. Это «УПК Приморский», проект «Балтийский метанол» в Усть-Луге, АО «ЛОЭСК». (Данная работа не ставит целью оценку активов.)
Охрана открыла дверь, почтительно провели наверх по мраморной лестнице, приняли куртку. Первое, что я сумел рассмотреть в приемном зале, — макет атомной подводной лодки К-22 «Красногвардеец» с фотографией старшего лейтенанта Трабера и небольшую фотографию, где он дарит что-то незаметное английской королеве.
«Тонкое фото», — не удержался я. «По протоколу ей нельзя дарить драгоценности», — ответил хозяин, а стоящая рядом девушка предложила: «Вам чай, кофе? Какой? Мед? Какой? Варенье, фрукты, конфеты, зефир я принесу. Есть домашнее буше». «Ему сейчас не до буше будет», — указал шеф, и она растворилась, как сахар в кипятке.
В кабинете Трабера все устроено в имперском стиле: дворцовая мебель, старинные часы, литографии с изображениями русских полков из известного в пушкинские времена магазина Дациаро на Невском проспекте.
— Вас смущает прозвище Антиквар?
— Welcome.
Илья Ильич чуть развел руками и улыбнулся будто старому доброму товарищу.
— Я тебе расскажу историю с этим домом. В 90-м году я взял этот дом. Стоял дом без крыши 3-го этажа 10 лет, заброшенный, гнил, и я его взял в аренду у Леноблреставрации. Я решил здесь сделать первый в СССР частный реставрационный центр. Мы его назвали «Реставрационный коммерческий центр «Антиквар». Потом меня стали звать Антиквар. Вот чашка Александра II, которую подарили мне на 70 лет. Можно написать, что Трабер амбициозный и чванливый человек, что даже кофе пьет из чашки Александра II. Вот насколько можно все извратить. Я вообще не понимаю, почему я любую кличку должен не считать оскорблением.
— Отчего в конце 80-х вы начали заниматься именно антиквариатом?
— Жена посоветовала.
— Илья Ильич! — тут уж я развел руками.
— Так и есть! Из меня антиквара ей сделать не получилось, а вот ее племянник стал президентом ассоциации антикваров Петербурга и членом правления международной конфедерации антикваров и арт-дилеров.
— Тогда можно я по-красноармейски: «Откуда золото, Илья Ильич?»
— Из бизнеса, который я создал, создаю и продолжаю зарабатывать. Я в том году заработал полмиллиарда. (Мхатовская пауза.) Долларов.
При этом уточнении Трабер посмотрел мне в глаза.
— Люди так устроены, что такие слова им не нравятся.
— И собираюсь еще полмиллиарда заработать до конца года.
Некоторое напряжение сняла могучая старинная пепельница. Увидев ее заранее, теперь я с радостью воскликнул: «Да вы же курите! Ныне это редкость в приличных домах».
— Как паровоз! Полтора года назад себя заставил курить, — подтвердил Трабер.
— Зачем? — и тут я вспомнил слова моего тренера: «Планы на игру меняются после первой неожиданной комбинации противника».
— Захотелось. Может, какая-то компенсация. А вот не пью уже 32 года, с февраля 90-го, хотя на флоте пил. Как на флоте не пить! Я вообще не понимаю, как это человек что-то не может бросить. Возьми и брось! Готов? — это обращение прозвучало как гонг, а я сделал вид, что не понял.
— Вы никогда не были в списке федерального «Форбс».
— Не-а! А зачем? Мне даже в голову такое не приходит. Вы первый человек, кто меня об этом спросил.
— В первые сорок попадете?
— Ближе, мне кажется. («Форбс»-2020 начинается с Потанина ($19,7 млрд), а на 40-й позиции указан Фролов ($2,4 млрд). — Прим. ред.)
Я умею зарабатывать деньги. Вы знаете, природа дает оперному певцу одно, другому — другое. Я не могу сказать, что я какой-то гений, просто я умею видеть, чувствовать и я знаю, где деньги, где их можно заработать. Все мои деньги задекларированы в европейском государстве с 1999 года. До этого в РФ не было закона, позволяющего декларировать что-то, кроме зарплаты. Если говорить про официальную ситуацию, у меня деньги задекларированы в Европе. У меня чистые деньги.
(Наверное, я должен был почувствовать себя следователем, наткнувшимся на алиби.)
— Вынужден применить банальный прием: богатый человек может отчитаться за каждую копейку, кроме первого миллиона.
— Только это не банальность — это Рокфеллер! Его слова. Я могу и про первый миллион рассказать.
— Ух! Не заблудимся в прошлом?
— Нет уж. Ты за обоих нас не отвечай. Никаких секретов нет. Предмет обсуждения понятен и прозрачен. Я — проблема для западных спецслужб. У меня легальные деньги. Это как про первый миллион. А я могу объяснить все происхождение.
Трабер порой переходил на «ты», но это делал очень естественным образом.
— Только испанцы так не считают.
— Им придется с этим согласиться.
— Вы сейчас про решение Дзержинского суда по вашему иску? Зачем вам это?
Осенью 2020 года сайт «АБН» опубликовал статью «Старик и море: Трабер начал строить новую портовую империю». В материале были ссылки на многие публикации, в том числе западные, позволившие связать Трабера с различными убийствами и преступными группировками. В сентябре 2021 года Дзержинский районный суд Петербурга удовлетворил иск Трабера в полной мере.
— Дело в том, что именно в той статье был саккумулирован весь негатив, который по мне употребляли разные СМИ. А самое главное, назовем самую главную проблему: эта проблема — Испания. Эти наши ребята сослались на испанского журналиста, который распечатал интервью прокурора Испании, который ведет против меня дело и против 30 российских граждан. На территории Испании я не смог этого прокурора и этого журналиста привлечь к ответственности. Суды отказали. Открытый такой отказ. Они отказали мне в иске по клевете против прокурора, который заявил, что я собираюсь убить его и его семью. Они сказали, что это не является клеветой. А здесь наше СМИ на свою голову все это напечатало. И мне не надо было разбегаться: одно СМИ, второе, третье… А главное, что это иск гражданский. Значит, согласно Конвенции 1990 года между СССР и Испанией, это решение придется признать на территории Испании. Ведь в моем иске к нашему СМИ был иск косвенно и против тех прокурорских заявлений, и против испанского журналиста. Я увидел шанс. Потому что, получив здесь положительное для меня решение, я собираюсь использовать его как аргумент своей защиты на территории Испании. Вот и все.
— Как зовут этого прокурора?
— Его фамилия Гринда. Он нечистоплотный человек, — быстро сказал Трабер и закурил.
«Испанская прокуратура никогда не склонится перед угрозами!» Это слова прокурора Гринды 10 апреля 2018 года во время слушаний по делу русской мафии «Тройка».
К материалам была приобщена просьба генпрокурора к министру внутренних дел. Цитаты: «В связи с получаемыми прямыми угрозами в отношении членов семьи г-на Гринды, среди которых имеются малолетние, исходящими от членов криминальной организации «Тамбовская», конкретно от одного из ее руководителей Ильи Трабера, (…) уведомляю, что преступные действия и факты, которые обоснованно вменяются в вину этой преступной организации, и г-ну Траберу в частности, придают этим угрозам характер особой обеспокоенности».
— Почему ваша цель — Гринда?
— Во-первых, я хочу, чтобы это все услышали — это не пафосные слова, но, благодаря этому негодяю, сегодня о русском бизнесе, о русских людях, и не только в Испании, благодаря этому крику про операцию «Тройка», создан очень негативный сюжет, который тиражируется, и он его всячески поддерживает. Он ведь про то, что я собираюсь его убить с детьми, сказал не только в Испании на конференции по борьбе с мафией, он еще много где сказал. Во-вторых, он меня по всему миру прославил.
— Вы говорите, что эта история сперва про русских, во-вторых — про вас. Как вы считаете, Гринда убежден в своей правоте?
— Я считаю, он в это не верит. Он отрабатывает деньги, которые ему платят конкретно американцы. Никто не скрывает присутствия американцев в этом процессе. Они не скрываются. Я столкнулся с этим. Он инструмент, которому выгодно в это верить.
Кратко про «Тройку»: в 2008 году около 300 испанских силовиков провели войсковую операцию с использованием вертолетов и военных катеров. С шумом были арестованы 30 человек, среди них культовые петербуржцы из 90-х — Геннадий Петров и Александр Малышев. Закрыли и адвокатов, и даже домработницу. Сотни ведущих мировых СМИ объявили о поимке русской мафии. Большинству были предъявлены обвинения — от убийств до торговли оружием. Через 10 лет всех выпустили. К 2017 году 17 человек были оправданы, остальным дали выехать из Испании с надеждой, что они не вернутся. Надежды оправдались. Те, кто не вернулся, находятся в розыске по обвинениям в участии в преступной организации и отмыванию средств. От этого извержения вулкана осталось лишь эхо прослушки, которое, впрочем, читается как увлекательный роман — кто из них, когда и о чем разговаривал по телефону с представителями высших эшелонов российской власти.
— Зачем это американцам?
— Ужас, страх, русская мафия в Европе. Страна у нас получается вся такая мафиозная. А дальше — они же не взяли просто людей, которые просто имели судимость и реально были связаны с криминальной средой. Там такие были, чего говорить... Они же туда потащили государственных чиновников, председателя комитета Госдумы, генерал-полковника МВД, каких-то министров. Они складывают ситуацию о связях русской мафии с государственной машиной управления, с руководством страны. Вот в чем проблема! Если бы это касалось только меня, я бы, наверное, столько сил не тратил. Я пытаюсь разрушить эту историю. Это реальные вещи. Люди шарахаются от криминальных людей.
— Кто это от вас шарахается? На одного бы такого в серьезном деловом мире посмотреть.
— Пожалуйста. Когда вышел фильм обо мне в Швейцарии, после которого, кстати, их журналистов наказали за эту историю, но это отдельная тема, у меня персонал в швейцарском доме сказал — все, мы уйдем. У меня персонал филиппинцы, есть французы, работают у меня в доме и швейцарцы. Встали и сказали, что мы уйдем, не будем работать на гангстера. Нормально? Вот вам ответ на ваш вопрос.
Здесь я совершил ошибку — начал интересоваться судебными решениями, решениями налоговых служб Европы. Трабер дал команду принести папки, папок было много, я аккуратно отмахнулся.
— Нет уж. Все сейчас покажу. И я не буду выглядеть пустомелей, и вас никто не обвинит, что ты мне подыгрываешь, — энергично сказал он.
— Это все же про прислугу.
— Дать вам еще один ответ? У меня адвокат в Париже, который был у меня адвокатом во время проверки французскими налоговыми службами происхождения моих денег и кто сам добился бумаги, что ни один мой цент не вызывает подозрения, говорит: вы обворовали свой народ. Я ему говорю: ты что, с ума сошел? Ты знаешь все о моих деньгах. Ты защищал мои деньги 1 год и 8 месяцев. Ты видел все — откуда они взялись, как они пришли ко мне, как я их зарабатывал, ты все видел. Он говорит: нет, вы обворовали свой народ. Он из иммигрантов, он сын белого офицера.
— Он забыл про крепостных своего дедушки.
— Сумасшедший дом. Он старше меня по возрасту, рожден во Франции, детей учит русскому языку. Это же образованнейший человек, а не просто кухарка. Но тут надо объяснить, что у старого поколения европейцев другой подход. Они, в отличие от американцев, от Арабских Эмиратов и других развивающихся стран, считают, что деньги не могут быть заработаны быстро. А на их ментальность накладывается информация относительно коррупции в России. К тому же они просто не говорят о своих руководителях. Ширак получил условно, Саркози — условно, но они это не смакуют.
— Как вы считаете, противник свою задачу выполнил?
— Нет. 17 человек оправданы. 10 не могут приехать, но их выдавили из Испании, и они боятся вернуться и опять оказаться в тюрьме до решения суда.
— А вы?
— Вот какой мне смысл ехать, если мне до сих пор не предъявили обвинения? Три года моих адвокатов не пускали в процесс. Мне статус не определен по сей день. Я не подозреваемый, я не свидетель, я не обвиняемый. Нет статуса. На суд бы поехал, конечно, а приехать и быть арестованным до суда не хочу. Ну не хочу, как те 17 оправданных, кто предварительно отсидели от полутора до двух лет.
— В Интерполе вы в розыске?
— Ничего подобного. Я не в розыске, но для этого понадобилась уйма времени, два серьезных юридических протеста, которые удовлетворены.
— И все равно — все эти процессуальные тонкости не влияют на общественное мнение. О них мало кто знает, а вы уже стали символом туманно-большого, опасного, влиятельного, конспирологического. Откуда это?
— Я вам на это ответить не могу. Могу сказать, что первая негативная статья обо мне появилась в 1992 году в газете, после чего Куйбышевский районный суд признал ее не соответствующей действительности. Решение могу показать. А потом уже негатив в прессе полился после моего отъезда в Европу в мае 1999 года.
— А зачем вы вообще туда уехали?
— Ладно. Если уж говорить, то все. Правильно? В 1995 году ко мне пришли люди с большими погонами и под хорошим предлогом попросили деньги. Прямо сюда пришли, на Старорусскую. В это время я уже в порт заходил. Они говорят очень просто, что могут быть полезными. Я ответил, что если они хотят работать на меня, я, конечно, заплачу. Но если это выглядит, что они будут меня спасать, то идите на … Вот и весь разговор. А в 1996-м у меня появилась проблема с выездом за рубеж, и консул Франции это объяснил тем, что у французских спецслужб появилась информация о том, что я гангстер.
— Еще до отъезда вы возглавили объединение банков, инвестирующих в порт, которое фактически контролировало порт Петербурга. Там начинали свою биографию те, кто сегодня стоят у руля крупнейших российских компаний. Как вам удалось срастить эту конструкцию?
— Ты о ком?
— Разумеется, о Миллере и Дюкове. (Председатели правления «Газпрома» и «Газпром нефти» — Прим. ред.)
— В то время, а это был 1996 год, порт, как и все остальные советские предприятия, находился в плачевном состоянии. И для того, чтобы из этого предприятия сделать достойное российское предприятие, нужны были достойные, умные и порядочные управленцы. Вот поэтому я и предложил этим двум людям возглавить порт, который переваливал тогда порядка 10 миллионов тонн, а когда я его продавал, он переваливал около 50–60 миллионов тонн. А за это время в развитие порта было вложено около 500 миллионов долларов. С собственных средств.
— Но уехали вы в 1999-м.
— А в 1999 году мне порекомендовали уехать, и я уехал. На следующее утро арестовали «весь» Выборг, всех моих приятелей и партнеров. Человек десять арестовали. Всех, кто как-то был связан со мной по бизнесу. И тогда выяснилось, что они расследуют дело о пропаже каких-то двух отсиженных персонажей, которые приходили в гостиницу кого-то убивать, а я со своим товарищем пил там кофе. Якобы секьюрити их опередила и вывезла куда-то. Все отсидели по году, а потом были оправданы Верховным судом России с частными определениями в отношении тех, кто это все инициировал.
— И вашего ресурса тогда не хватило?!
— Ресурса хватило только на то, чтобы меня предупредили. И еще скажу: благодаря тому, что я уехал, была остановлена реализация проекта Приморского порта, который я должен был начать строить как раз в 1999 году, потому что в конце 1998 года мы получили все согласовательные документы и разрешение на строительство. Проект был остановлен. Вот можно здесь связать события?
В ноябре 2021 года «Приморский универсальный перегрузочный комплекс» в порту Приморск, принадлежащий в том числе и Илье Траберу, получил разрешение на строительство.
— Вы же не вернулись сразу после этого оправдания? Что же вы за границей делали с вашей-то неутомимостью?
— Деньги позволяли жить спокойно. Есть такая ерунда — просто жить.
— Не фраза, а заголовок для романа про постдевяностые. Во Франции же у вас тоже была юридическая война?
— Нет, войны не было. Ко мне просто постучали в 7 утра и сказали: хотим узнать все про ваши деньги.
— Как у нас дома. Это в каком году вас так разбудили?
— 2005 год. И длилось это до 2007 года. И как только оставался месяц до окончания проверки, они перекинули эту историю в Монако через спецслужбы, и сейчас мы пытаемся все выяснить. Ведь в Монако меня тоже назвали гангстером. 14 лет выясняем. Потому что монакский судья показал мне на французскую полицию, а те 14 лет отнекиваются и не хотят выдать имена тех, кто тогда, в 1996-м году, передал им про меня якобы информацию. Говорят, что это повредит безопасности Франции. Получается, это их агенты. А если эти агенты работали в силовых структурах России, то очень интересно получается. Когда я получу их имена, у меня будет фактура, и я их вам назову. Я сейчас не могу называть их имена. Это будет пустой разговор. А как добьюсь решения во Франции, то назову. Вот такая последовательность. И мы здесь подадим в суд. И в суде я им публично скажу: ребят, вы же до того, как меня оклеветать, приходили ко мне за деньгами. Вот пусть на это журналисты посмотрят. Вы первый приходите.
— Получается, что у вас три фронта. Один в Испании, один во Франции, один в Монако.
— Нет, в Монако уже все закончилось. Они проиграли. Во Франции — есть, но мои иски уже в Страсбурге. Это отдельная песня, целую книгу можно написать. Там последовательность: сначала проверяли греки, швейцарцы, но аккуратно, деликатно, там не было эксцессов. А вот потом уже пошла открытая атака из Франции, потом Монако и, наконец, Испания.
— Сколько по времени, вы рассчитываете, будет еще все это продолжаться?
— Не знаю. Комедия.
— Для политической власти России ваша борьба важна?
— Вы прям из меня героя хотите сделать. Если важна, тогда мне медаль надо давать. Я не знаю, насколько она важна, насколько интересна. Мне сложно сказать. Но если я размажу этого засранца-прокурора в Испании, то, я думаю, какую-то пользу родине принесу. Потому что это чересчур громкое дело.
— Сколько вы потратили денег на борьбу?
— Не знаю. Но французский адвокат берет с меня 1000 евро в час, 14 лет. Посчитай. Не каждый час, конечно. Во время процессов и подготовки к ним.
— Это тот, кто уверен, что вы свой народ обворовали, но берет? Сколько всего в «граммах»?
— Много.
— Сколько штыков в вашей юридической армии?
— Не менее 40 адвокатов в Петербурге, в Греции свои адвокаты, в Испании свои, во Франции, в Швейцарии.
Я засмеялся, Трабер не понял веселья. Я пояснил: «Для мирового масштаба мне не хватило продолжения перечисления: «…Камбоджа, Аргентина…»
— И ты видишь во мне врага? Не возражаю. Только разберись.
— Предположим, пройдет года два и вы опрокинете этого Гринду?
— Я думаю к лету выиграть.
— Это прогноз. Что изменится?
— Меняется первое: выиграв это дело, я начну его преследовать по нескольким статьям. Клевета, которая принесла мне серьезные потери и просто в личной жизни, и в бизнесе, и во всех делах. Второе, я его потащу за лжедонос. И надеюсь, пока я живой, довести это дело до конца, чтобы он оказался в тюрьме.
— Это уже ультиматум. Вы будете выставлять финансовые претензии?
— Конечно. И большие!
— Насколько большие?
— Может, миллионов 100 евро, может, 200, может, больше. Столько, сколько смогу обосновать. Дело не в деньгах. Дело в том, что их государство должно задуматься, что творит. Понятно, они идут против Российского государства, пытаясь обвинить его руководство в связи с мафией.
— Приятно быть знакомым с человеком, для которого 100 млн евро — это не про деньги. Но тогда я предвижу заголовок «Русская мафия посадила испанского прокурора».
— А так и будет!
В этот момент Трабер чуть привстал и буквально ткнул в мою сторону рукой с сигаретой. Дальше он заговорил как комиссар, а от совместного курения вся комната была в тумане.
— Все, что положительное выходит о России, — все блокируется! В 2008 году с криками на весь мир были арестованы почти 30 россиян. Не было ни одного приличного СМИ, чтобы об этом не написали. И через девять лет все, кто пришел в суд, все были оправданы. Интереснейшая история. Я даже не понимаю, почему ею не пользоваться с точки зрения имиджевой в нашу пользу. А вот догнать нам мысль о том, что, ребята, призадумайтесь, что делают эти люди против вас же, русских. Вы призадумайтесь! И потом вы едете туда со своими детьми, и вашим детям говорят, что вы все бандиты.
— Но из этой логики выходит, что суды там независимы, раз оправдывают тех, кого действительно обливали многие годы?
— Да, это так, — немного устало он привалился на спинку кресла.
— Сколько бы вы отдали за их безоговорочную капитуляцию? Я имею в виду силы в Испании и Франции.
— Ни копейки! Они должны проиграть в суде. Два года назад по делу прошли сроки давности, но я против прекращения дела по таким основаниям. Только полное оправдание. Иначе журналисты скажут, что они прохлопали время, а Трабер вывернулся.
— Давайте снова вернемся в прошлое. Еще до первого миллиона. Почему вы ушли с флота?
— Потому что — не Иванов. Я понял, что у меня не будет карьерного роста, а был амбициозным офицером. И прослужив почти 8 лет, пошел на демарш. В 1980-м году положил партбилет на стол. После чего началось расследование по моей антисоветской деятельности. Почти два года шло. Два года я отвечал на вопросы. Посадить — не посадили, но выдали официальное предостережение КГБ в присутствии прокурора по поводу антисоветской деятельности.
— Трабер — немецкая фамилия?
— Да.
— А как в торговле оказались?
— Так меня с таким документом, который я получил от КГБ по окончании расследования моей антисоветской деятельности, никуда взять не могли и не брали. В 1982 году я устроился администратором пивного бара «Жигули» на Владимирском проспекте.
— Какие там были правила игры?
— Советская торговля — это еще одна отдельная книга. А я сейчас расскажу и про свое отношение к правилам игры с властью. В начале 80-х годов первый секретарь ленинградского обкома партии Романов как-то сказал, что переоденет барменов из дубленок (на тот момент — страшный дефицит, символ моды. — Прим. авт.) в ватники. Я всем своим тут же приказал снять все дубленки к чертовой матери, надеть фуфайки, на «жигулях» не подъезжать к работе и так далее. А тем, кто не послушался, разбил молотком капоты на их машинах. Сам разбил. Не пикнули.
— Согласен, порядок должен быть. Давайте тогда один пример про ваши деньги 90-х.
— Вот аэропорт Пулково. 1995 год. Я пришел к директору аэропорта и говорю: ты купил топливо за рубль в «Киришах», за 10 копеек привез, за 20 копеек хранишь, за 30 копеек растаскиваешь по самолетам. У меня к тебе предложение: отдай мне в аренду базу, и я тебе буду топливо доставлять по цене завода, а все остальное за мой счет, да еще буду платить аренду. Он ахнул: «А где твой интерес?» Я ему — потом тебе расскажу. И взял базу в аренду на 10 лет. Знаешь, что я сделал?
— Потом вы ему открыли секретную картину, а он снова ахнул и пожалел.
— На тот момент авиаотряд Пулково потреблял 80 % общего объема топлива, а 20 % — иностранные компании. Я понял, что объем иностранных компаний будет расти, а стоимость разнится в 5 раз. Они же заправлялись по цене российского рынка, а на Западе это стоило в 5–6 раз дороже. И я сказал, что с сегодняшнего дня цена такая-то, другая… Они послали. Начались звонки из МИД. Я и их послал. Это мое предприятие, не хотите — летите в Финляндию заправляться. Несколько самолетов постояло недельку и начали платить.
— Для того чтобы на такое пойти, надо иметь за спиной крепость.
— Нет. Вот на меня давят, звонят из МИДа: «Ты чего творишь!?» А чего? Компания моя? Моя. Какого фига мы должны их кормить по нашим ценам? Авиаотряд Пулково прилетает в Европу, его заправляют по цене Франции. Какого фига мы, например, Finnair должны заправлять по российским ценам? Почему нас пользуют, а мы должны на это смотреть? Вот ваше личное отношение к этому какое?
— Вы, как сегодня Россия с газом.
— Почему нет?! А где к нам относятся, как к себе? Они что, нам родственники?!
Моему собеседнику звонят. Он вынимает из кармана классическую кнопочную «Нокиа», отвечает: «Позвони позже, я с журналистом разговариваю». Похоже, на том конце сотовой антенны жмурятся. Трабер спрашивает: «Что замолчал-то?» — и вешает трубку.
— У вас такой старый телефон.
— А что? Немодный? Я не могу освоить новую технику. У меня даже внутреннего телефона нет. У меня никогда не было секретарей. Я все делаю сам. Почему? Это не потому, что я никому не доверяю. На каблуках тут ходить жена запретила, а мужским полом я не интересуюсь.
— Вы же не по мессенджерам говорите.
— Мне нечего скрывать от тех, кто и так все знает, а общественное мнение телефоны не прослушивает.
— Вам 71 год. На сколько вы себя ощущаете?
— Не чувствую возраста.
— Кумарина вы же хорошо знали?
— Почему знал? Знаю. Да, я с ним дружил с 80-х. У нас с ним был и совместный бизнес, но из-за разных взглядов на ведение дел мы разошлись. Расходиться надо тоже уметь.
— Я понимаю, что это огромная тема. Но «Петербургскую топливную компанию» изначально вы создали?
— Да.
— Это был ваш проект или был проект Смольного?
— Да, это было мое предложение городу. Потому что в тот момент, благодаря агрессивной политике «Сургутнефтегаза», в городе был бензиновый кризис. И те ваши читатели, у которых в то время были автомобили, должны это помнить.
Учредителями же ПТК стали: на 35 процентов мэрия Петербурга, аэропорт Пулково, Морской порт Санкт-Петербург, Кировский завод, Октябрьские железные дороги. То есть крупные потребители топлива в городе. У меня же было порядка 5–7 процентов.
— За все это время, допустим, за четверть века, сколько журналистов вам позвонили лично по телефону?
— Нисколько. Я отвечаю на любой телефон. Я больше скажу — мне даже интересно, кто звонит. А почему нет? Чего стесняться-то? Может, я чего-нибудь бы и ответил. Смотря кому, конечно.
— Сколько поступало каких-нибудь письменных запросов от журналистов за последнее время на ваше имя?
— Ни одного. Ты первый журналист с 1992 года.
— Слово «журналист» для вас — негатив?
— Да не-е-ет, прекрати. Разве можно так говорить? Есть куча ребят толковых. Журналист, который говорит плохо о плохом человеке, — это журналист, которого я могу встать и защищать. Но за клевету я бил по «Дождю».
В августе 2017-го телеканал «Дождь»* (признан в России СМИ-иноагентом) показал документальный фильм «Питерские» «Отец и сын», где много чего неприятного было сказано в отношении Трабера — от связи с «тамбовскими» до намеков на убийства. В октябре 2017-го Трабер подал заявление по клевете. В ноябре 2017-го было возбуждено уголовное дело в отношении неустановленных лиц. Как обычно говорят пресс-службы, расследование продолжается.
— Нигде нет вашей приличной фотографии. Пара тех, что в Интернете, извините, это фотороботы какие-то.
— А зачем эти фотографии? А я не буду, как все. Тебе нравится, ты фотографируй… Один раз.
— Три.
— Два.
— Договорились. Вы ощущаете, что стали мифической фигурой?
— Нет.
— Между прочим, миф разбивается только антимифом. Вы в Петербурге по театрам ходите?
— Да, в месяц минимум один-два раза.
— В ресторанах бываете?
— Нет. Редко. Зачем? У меня хорошая кухня.
— А на улице теперь скажут, что вы яда опасаетесь. Зачем вам охрана в городе Петербурге? (Охрана действительно у Трабера не для галочки.)
— Есть такое правило жизни: если ты считаешь, что можешь послать кого-то, меняй образ жизни. Жучка может ответить. А я могу послать и посылаю. А чего — нет? Но если можешь послать и не менять образ жизни — может плохо кончиться. То, чем я занимаюсь, сопряжено часто с интересами многих людей. Я никогда не залезаю в чужой бизнес, но и свое не отдаю.
— У вас есть высшая цель?
— Ты задаешь вопросы, о которых я даже не задумывался. Попробую ответить пространно, если позволите. Вот я вернулся в Петербург в 2015 году, думал, что я быстро закрою вопрос с Испанией, мне разблокируют деньги и я опять уеду. И буду приезжать на Родину, к родителям на могилу, друзей повидать.
— Вы верующий человек?
— Не знаю.
Трабер посмотрел наверх.
— Еще немного, и у меня получится святой образ. Давайте добавим что-нибудь отрицательное. То, что мало кому понравится.
— Мне трудно большей грязи придумать, чем той, что меня годами обливали.
— Я про другое. Вот, например, девушка, которая подает нам кофе, — явно вас очень боится.
Трабер нажимает на кнопку. Появляется официантка. Он спрашивает: «Ты меня боишься?» Она глядит на меня, чуть не смеясь, и отвечает: «Нет». Я извиняюсь перед ней. Она выходит.
— Если сегодня, спустя 20 лет, наша силовая машина, абстрактно говоря, захочет инициировать против вас примерно то, что исполнила тогда, в 1999-м, у вас сейчас хватит ресурса успокоить ее?
— Нет, я даже не буду это делать. Я пойду в суд. Я не совершал преступлений, мне нечего скрывать, бояться. Понимаешь? Да, сейчас и уезжать мне некуда.
— Значит, вы допускаете, что это может произойти в нашей стране даже в отношении вас?
— Вы прекрасно понимаете, что в любой стране это может быть. В любой стране, если ты делаешь что-то, что кого-то не устраивает, то тебе, конечно, могут предъявить что-то. Если же это власть, то я не сдамся, я буду пробовать, но это будет бесполезно. Хотя в 99-м мне удалось доказать, что прав.
— Вы тщеславный человек?
— Абсолютно нет. Зачем? Нет, я по-другому подхожу к этому. Единственный человек, который может сказать, какой я мужчина — это женщина утром. И не мне, а сама себе. Если ты узнаешь, что она сказала сама себе, то вот это — Нобелевская премия. А остальное… детский лепет.
— Красиво, женщины оценят. Нам бы надо чем-то не фундаментальным закончить разговор. Будто под барабанную дробь. Высказыванием. Как меморандум.
— Могу. Против двух категорий я никогда не буду воевать и вам не советую: против своего государства и женщин. Здесь выиграть невозможно, нереально.
В реальности разговор шел часов шесть, под запись. Уже в процессе я понял, что мы давно вышли за рамки приличия интервью и не бывает журналистских материалов на 60 страниц. Распечатав вопросы-ответы, я выбрал изначальный повод редакционного интереса, ответы, имеющие политическую подоплеку, и завернул их в портрет Трабера И. И.
Именно так он сам себя объяснил, а я его понял.
Во-первых, это намного больше, чем ранее — ничего.
Евгений Вышенков, «Фонтанка.ру»
Кем Трабер И. И. не является по итогам суда с «АБН», решение именем Российской Федерации от 20 сентября 2021:
— И. И. Трабер не имел криминальной карьеры; И. И. Трабер не является «гангстером», «рейдером», «криминальным авторитетом», «лидером ОПГ», «крестным отцом», «арбитром криминального мира», «мастером теневых потоков», «крановщиков и вышибалой», «лидером Выборгской криминальной группировки», «легендой «Бандитского Петербурга»; И. И. Трабер не имеет «криминального прошлого»;
— И. И. Трабер ни самостоятельно, ни через аффилированных лиц не осуществляет монопольный контроль за морскими портами в г. Санкт-Петербурге и Ленинградской области;
— И. И. Трабер не осуществляет и не осуществлял рейдерские захваты, а равно иные противоправные действия в отношении имущества любых юридических лиц и физических лиц на территории РФ, в частности, И. И. Трабер не осуществлял рейдерский захват и не приобретал за символическую стоимость объекты инфраструктуры в Морском порту Усть-Луга;
— у И. И. Трабера отсутствовали зачатки будущего «криминального авторитета» (лица, в том числе совершавшего противоправные деяния, ответственность за которые предусмотрена УК РФ);
— И. И. Трабер не являлся и не является криминальным авторитетом (лицом, совершавшим противоправные деяния, ответственность за которые предусмотрена УК РФ, и имеющим уважение у лиц, совершавших противоправные деяния, ответственность за которые предусмотрена УК РФ);
— И. И. Трабер не участвовал в криминальных разборках;
— И. И. Трабер не создавал «криминальную империю» (преступную организацию);
— у И. И. Трабера отсутствует криминальное прошлое (не совершал противоправных действий, ответственность за которые предусмотрена Уголовным кодексом РФ);
— И. И. Трабер не создавал «Выборгский транспортный коридор», не контролировал транспортные потоки через финскую границу;
— И. И. Трабер не осуществлял и не осуществляет контроль (в т. ч. монопольный) над предприятиями на территории г. Выборга;
— И. И. Трабер не «привозил в Выборг своих ставленников — братьев Рубиновичей, которые надолго становятся главными теневыми решальщиками всех процессов»;
— И. И. Трабер не имел устойчивых и иных связей с тамбовской криминальной группировкой; И. И. Трабер не являлся и не является участником ОПГ (преступной организации), в том числе И. И. Трабер не был и не является лидером или участником преступной организации «Выборгская» и И. И. Трабер не являлся и не является участником Тамбовской ОПГ (преступной организации) и не совершал преступные действия по легализации доходов, полученных преступным путем участниками тамбовской ОПГ; И. И. Трабер не имел доступа к ресурсам криминального мира; И. И. Трабер не являлся экономистом Тамбовской ОПГ;
— И. И. Трабер не был подозреваемым и обвиняемым по уголовному делу, возбужденному в связи с убийством Михаила Маневича;
— И. И. Трабер не был подозреваемым и обвиняемым по уголовному делу, возбужденному в связи с убийством Павла Капыша;
— И. И. Трабер не осуществлял рейдерский захват ООО «СОВЭКС», в том числе с использованием фиктивных документов и иными противоправными способами;
— И. И. Трабер не занимался «отмыванием капиталов» (не совершал преступные действия по легализации доходов, полученных преступным путем), в том числе в Княжестве Монако и в Испании;
— И. И. Траберу не было предъявлено обвинение в легализации доходов, полученных преступным путем;
— И. И. Трабер не совершал преступных действий по легализации доходов, полученных преступным путем, в том числе на территории Испании;
— И. И. Трабер не является участником тамбовского преступного сообщества и не осуществлял действия по легализации доходов, полученных преступным путем участниками тамбовского преступного сообщества;
— И. И. Трабер не совершал противоправные действия по уклонению от уплаты налогов, в том числе на территории Испании;
— И. И. Трабер не имел цели легализовать доходы, добытые преступным путем, и не совершал никаких деяний в названных целях;
— И. И. Трабер не имел и не имеет «теневого капитала»; все денежные средства и имущество И. И. Трабера имеют легальное происхождение;
— И. И. Трабер не приобретал никакого имущества, в том числе недвижимость в Пальма де Майорке, на преступные доходы от деятельности тамбовского преступного сообщества;
— И. И. Трабер не имеет клички Антиквар, Мореман;
— у И. И. Трабера отсутствуют банковские счета, открытые в кредитных организациях на территории Испании;
— И. И. Трабер не являлся и не является участником юридических лиц, зарегистрированных на территории Испании;
— И. И. Трабер не осуществлял каких-либо противоправных и незаконных действий в отношении прокурора Хосе Гринды (Испания), а также малолетних (несовершеннолетних) членов его семьи.