Громкие уголовные дела, конечно, привлекают внимание и заставляют писать в фейсбуке пламенные комментарии. Но суть российского следствия и правосудия — наглого, беспринципного, незаконного — познается в делах, лишенных политической подоплеки. Леонид Никитинский рассказывает об одном обычном уголовном деле. В его обыденности все и дело
Лишние в суде
Тамбовский областной суд расположен в старинном центре города, но зал для процессов с присяжными здесь маленький, так что, когда их было 12, нескольким пришлось слушать дело Голаева на местах для публики. Тем более что ее и не было — процесс шел в закрытом режиме из-за секретных свидетелей. Когда первый оправдательный вердикт отменили, по новому закону набрали уже 8 присяжных, и они там уместились, а 8 легче убедить, чем 12, не так ли?
Обращаясь к ним в прениях 20 мая 2020 года, прокурор сказал: «Редко кто из совершивших такие жуткие преступления признается... Используя слабые места человеческих чувств и закона, подсудимые придумывают небылицы, как и в нашем случае. Подсудимый, наверное, рассчитывает, что решение суда, состоящего не из профессиональных юристов, будет в его пользу…»
Присяжные, может, и обиделись, но виду не подали. Адвокат Кучмезов сказал: «Здесь прозвучало, что подсудимый выбрал суд присяжных в надежде на непрофессиональных юристов. У меня нет возможности подробно возразить на это крайне некорректное и по отношению к подсудимому, и по отношению к вам замечание. Мы исходили из желания, чтобы вывод о виновности или невиновности был сделан согражданами, которые не отягощены сложившимися и в судебной, и в правоохранительной системах стереотипами, а порой и превратно понимаемыми целями правосудия…»
Тут председательствующий судья Михаил Сесин прервал адвоката в первый раз, указав на «высказывания, порочащие деятельность правоохранительных органов и судебной системы». Затем он прерывал Кучмезова снова и снова, утверждая, что адвокат «порочит доказательства, ставя под сомнение их достоверность». Но это и есть задача защитника, тем более что Кучмезов проделал работу, которую не выполнило следствие.
Мажира Кучмезова я знаю с 2004 года — мы собирали материалы о фальсификациях результатов выборов в Кабардино-Балкарии. Выдержки для работы в суде ему порой не хватает, зато он провел в одиночку, по сути, собственное расследование. Из-за придирок судьи он начал нервничать и назвал секретного свидетеля настоящим именем, за что был удален из зала. Кто такие «секретные свидетели», присяжные уже сами поняли, но многого адвокат им так и не успел сказать.
Обвинение тоже вовсю «порочило доказательства защиты», но прокурорам судья не мешал. В довершение он удалил из зала и подсудимого Сапарбия Голаева, который был краток: «Я отказываюсь выступать, поскольку моего адвоката выгнали: правду здесь говорить запрещено. Вы бы узнали о многом, но не дают сказать».
Через три часа присяжные вышли из совещательной комнаты с оправдательным вердиктом, и Голаев был второй раз освобожден из зала суда.
Вот кого бы еще удалить из зала — присяжных!Как и всякой власти в России, суду больше всего мешает народ.
Но так в конце концов и вышло: второй оправдательный вердикт снова был отменен апелляционной инстанцией в Москве.
К этому мы вернемся, а пока о фабуле обвинения. Ее можно было бы изложить и короче, но тут надо ставить вопрос о привлечении следователя Серго Микадзе, который вел это дело о двойном жестоком убийстве, к уголовной ответственности, а это требует деталей. А по форме превратится в детектив — увы, не придуманный, а основанный на реальных событиях.
Трупы в пруду
Кучмезов успел высказаться лишь о мотивах, которых у его подзащитного для убийства не было, но едва начал говорить об объективной стороне преступления, как был удален. А мы начнем, наоборот, с установленных фактов, в которых сомневаться невозможно.
14 мая 2016 года в поселке Токаревка Тамбовской области из дома 21а по улице Островского пропали двое граждан Украины, работавшие на строительстве птицефабрики, — Виталий Губарев и Виталий Найденко. Об их исчезновении 15 мая сообщил общим знакомым их третий товарищ — Сергей Ковтун. Он рассказал, что накануне они сидели втроем на первом этаже в гараже, заменявшем им гостиную, ужинали и выпивали, но в 10 часов он ушел спать на второй этаж, шума не слышал, а утром не обнаружил товарищей — нашел лишь телефон Губарева марки Vertu, который тот всегда носил с собой. Ковтун вскоре уехал на Украину, а в суде был допрошен еще один их общий приятель. Он рассказал, что утром 15-го приходил в дом Губарева и Найденко, так как те не отвечали на звонки. В гараже-гостиной все стояло на своих местах и было даже чище, чем обычно.
И сам по себе телефон Vertu, как и джип Губарева Тoyota Land Cruiser Prado, и то, что фирма, на которую работали Губарев и Найденко, снимала для них этот большой и добротный дом, указывают, что они не были рядовыми гастарбайтерами. Хотя следствие это не заинтересовало, в деле есть сведения, что Губарев занимался набором рабочих, контролировал их работу и платил им зарплату.
16 мая мальчишки из села Кариан примерно в 30 километрах от Токаревки нашли под мостом над ручьем сумку с надувной лодкой и притащили ее во двор. Лодка оказалась в нескольких местах порезана ножом, а на дне ее и на сумке были следы крови. Мама одного из мальчишек позвонила в полицию. В тот же день под мостом были обнаружены подушка, оделяло и украинские номера джипа, принадлежавшего Губареву. Сам автомобиль Toyota Land Cruiser Prado был обнаружен 18 мая в лесополосе чуть дальше по трассе, в багажнике имелись незначительные следы крови, которые могла оставить перевозившаяся там сумка с лодкой. В салоне не было ничего подозрительного, но в процессе осмотра были взяты пробы биологических веществ со всех поверхностей. Экспертиза показала, что эти вещества принадлежали разным людям, но в одном месте на рулевом колесе было обнаружено «смешанное вещество», часть которого могла принадлежать и Голаеву.
19 мая возле Сорнова пруда (примерно в 20 км от Токаревки, чуть ближе по трассе, чем Кариан) были обнаружены весла, сиденья и насос от лодки, резиновые галоши и шлепанцы без задников, называемые в документах следствия сланцами. Все указывало на то, что трупы Губарева и Найденко надо искать в пруду, но водолазы смогли найти и поднять их со дна лишь 26 мая примерно в 100 метрах от места обнаружения вещей.
За 10 дней в воде трупы пришли в состояние, при котором уже нельзя было определить точное время смерти.
Но на причину ее указывали огнестрельные ранения, в том числе у обоих — в голову. Руки у каждого трупа были связаны за спиной веревкой, антенным кабелем и скотчем, к шее и поясу привязаны кирпичи, камни и лодочный якорь. Следствие, обвиняя в двойном убийстве Голаева и «неустановленных лиц», исходило из того, что к пруду привезли уже только трупы Губарева и Найденко, а убиты они были в своем доме в Токаревке.
Летучий «Солярис»
На «Хендай Солярис» с московскими номерами, который в это время арендовал Сапарбий Голаев, мог обратить внимание кто-то их жителей Токаревки: автомобиль побывал здесь за короткое время четырежды, в том числе вечером 14 мая. Вначале следствие располагало лишь данными с камер по трассе и о штрафе, который был выписан Голаеву 17 апреля за неиспользование ремней безопасности на посту ГИБДД при выезде из Тамбовской области.
Обратив внимание на машину, следствие узнало, что Голаев арендовал ее в ООО «Скороход» и что она была оборудована маячком-трекером, фиксировавшим ее маршрут и остановки. Совпадения данных трекера с вероятными местом и временем убийства были очень настораживающими. В день убийства машина какое-то время стояла примерно в 400 метрах от дома 21а по ул. Островского и уехала в 23 часа, а в 23 часа 51 минуту сделала остановку на 26 минут на площадке у съезда к Сорнову пруду. Точных данных о времени (как на самом деле и о месте) убийства не было, и следствие отправлялось от показаний Ковтуна, который утверждал, что последний раз видел Губарева и Найденко в 22 часа, когда ушел спать.
Ковтун был задержан 26 мая, но 28-го освобожден в связи с тем, что якобы успешно прошел проверку на полиграфе. Однако в документах об этом есть путаница: заключение специалиста по полиграфу составлено 25 мая, за день до задержания Ковтуна, поручение же датировано следователем 19 мая, но в нем указывается на обнаружение трупов, а они были подняты из пруда 26-го. Следователь СУ СК РФ по Тамбовской области Серго Микадзе получил это дело из межрайонного отдела 30 мая, когда Ковтуна, вероятно, уже не было в России. Но следователь им и не особенно интересовался, начав отрабатывать только одну версию: о причастности к убийству Голаева на основании показаний трекера.
Оправданный Сапарбий Голаев у Сорнова пруда на том месте, где трупы были погружены в лодку. Фото: Леонид Никитинский / «Новая газета»
Наряду с совпадениями в них было и данные, которые в эту версию не вписывалось. Вечером 14 мая, приехав в Токаревку в 20 часов, «Солярис» то стоял в одном конце улицы Островского у строящегося элеватора, то ездил по поселку, в том числе к железнодорожному переезду километрах в полутора от дома убитых, сделал еще одну длительную остановку в другом конце той же улицы и отсюда в 23 часа уехал в направлении Москвы. Постояв 26 минут у пруда в ночь на 15-е, он зачем-то возвращался в обратном направлении и делал короткие остановки.
У моста в Кариане, где были выброшены номера и лодка, «Солярис», напротив, не останавливался, зато по дороге в Токаревку из Москвы в 19.32 он съезжал с трассы в сторону пруда, проехал метров 100 по грунтовой дороге и вернулся, но стоянки там трекер не зафиксировал. Кроме того, «Солярис» приезжал в район Токаревки до этого 13–14, 17 апреля и 5 мая 2016 года, много раз съезжал на боковые грунтовые дороги, мотался по поселку, часто проезжал по улице Островского, ведущей от стройки элеватора к стройке здания птицефабрики (это километра полтора), в первую поездку провел целую ночь у недостроенной фабрики, часто стоял и у элеватора, но возле дома 21а остановка не фиксировалась ни разу.
Эти сведения надо дополнить тем, что 14 мая в Тамбове темнеет до 21 часа, а в 2016 году в ночь на 15 мая с вечера до утра шел проливной дождь. Сорнов — пруд довольно большой, имеет неправильную форму бумеранга, сильно зарос камышом и окружен кустарниками. Там есть два места, куда можно подъехать на машине и оттуда через лазы в кустах подойти к воде: одно — чуть дальше, чем место съезда «Соляриса» (в 19.32), второе — на противоположном берегу, где трупы были погружены в лодку, — дорога туда от трассы в светлое время суток заняла у нас на машине 4 минуты. В отличие от места, куда съезжал «Солярис», этот спуск ни с трассы, ни с другого берега не виден. Местные жители используют это место для рыбалки и пикников, о чем говорят вытоптанная трава и мусор, но найти этот укромный уголок сможет только тот, кто здесь уже побывал.
Обвиняемый Голаев был задержан в Москве 20 июля и вывезен в Тамбов вместе с братом и женой, которая в это время кормила их дочку грудью. Родственников освободили через несколько суток, а Голаев до первого суда — год и два месяца — провел в одиночных камерах тамбовских СИЗО как опасный преступник, но сознаваться в убийстве ни в какую не хотел. Объяснить таинственные поездки, а, главное, мотив убийства, могли только свидетели — желательно надежные, но таких у следствия не было: только «секретные».
Данные шести свидетелей были скрыты, но простая логика позволяла присяжным понять, что трое из них выступали как очевидцы, в разные дни приезжавшие в Токаревку вместе с Голаевым: Михаил Яшин (следуя логике суда, мы тоже изменили его фамилию), некий Алексей (по версии следствия, помогавший Голаеву совершить убийство), еще один совсем непонятный персонаж и девушка.
Когда секретный свидетель Лапин заговорил в суде из другой комнаты женским голосом, он не сильно удивил этим присяжных: им было уже ясно, что это та самая девушка и есть.
Назовем ее Оксаной — ей на самом деле угрожает опасность, хотя исходит она вовсе не от Голаева.
Оксана рассказала присяжным, что ездила в Токаревку один раз 14 мая, не очень понимая, зачем. Они приехали с Голаевым и еще одним человеком по имени Алексей около 20 часов, встали у ворот элеватора и просидели в «Солярисе» до 22 часов. Шел проливной дождь, а у Голаева за поясом был пистолет, который она даже нарисовала для присяжных, так как обнаружен он не был. В 22 часа Голаев и Алексей ушли в сторону дома Губарева и Найденко, а в 23 часа оттуда выехал джип, из которого выскочил Голаев и велел ей следовать за ним. Так они проехали километров двадцать, затем Голаев велел ей ждать на площадке у съезда к пруду, а сам с Алексеем уехал на джипе по грунтовой дороге дальше (но сам пруд в темноте Оксана видеть не могла и о цели этой остановки не знала).
Спустя какое-то время джип вернулся, и Оксана снова поехала за ним. У какого-то моста джип остановился, Голаев и Алексей скрутили с него номера и выбросили их под мост (в показаниях трекера этой остановки «Соляриса» нет). Следующую остановку Оксана сделала еще через десяток километров на шоссе до выезда к трассе Тамбов — Воронеж, из машины не выходила, а Голаев и «Алексей» на джипе проехали дальше в лесополосу, но вышли уже пешком и сели в «Солярис».
Кроме Лапина, для вызова в суд были заявлены секретные свидетели Королев, Павлов, Коровин, Парин и Свиридов, но последние трое не были допрошены. На следствии Коровин, не знавший карачаевского языка, на котором между собой говорили братья Голаевы, рассказывал, что якобы слышал разговор между ними о совершенном убийстве. Под фамилией Королев, очевидно давал показания Яшин. Целью поездок, со слов этих свидетелей, было вымогательство, и съезды «Соляриса» на боковые дороги также были связаны с этим.
Королев-Яшин, показания которого были крайне важны, к этому времени был осужден как соучастник «вымогательства» и не мог выступать свидетелем на этом суде. Он должен был быть представлен присяжным как лицо, дело в отношении которого выделено в отдельное производство в связи с заключением досудебного соглашения. Такому «свидетелю» и вера другая, но присяжные разобрались, и мы тоже будем считать, что это «процессуальные мелочи» на фоне другого факта, а именно — показания всех свидетелей лишь частично совпадают с данным трекера «Соляриса», но в остальном целиком расходятся с объективной картиной убийства, совершенного в Токаревке в мае 2016 года.
Пятая поездка в Токаревку
Адвокат Кучмезов вступил в дело Голаева осенью 2019 года, когда тот был один раз оправдан, провел несколько месяцев на свободе, но был снова задержан (не явился в суд по повестке, которой он, по его утверждению, не получал), а дело снова поступило в Тамбовский областной суд.
Кучмезов провел, по сути, собственное расследование, но спустя три с половиной года многое уже невозможно было восстановить. Однако кое-что новое удалось узнать даже в той экспедиции, которую 23 и 24 сентября предприняли мы с Кучмезовым и Сапарбием Голаевым. Для него эта поездка в Токаревку оказалась пятой, и он с интересом осматривал места «преступлений», которые до этого вообще вряд ли видел, хотя и проезжал мимо.
Большой и добротный дом по улице Островского 21а больше не сдается, в нем живет теща хозяина Татьяна Михайловна — с началом пандемии зять попросил ее посидеть с двухлетней внучкой. Тетя Таня, как она нам представилась, позволила осмотреть гараж. Сама она вечерами боится спускаться со второго этажа, да и чувствует себя тут неуютно, наслушавшись рассказов об убийстве двух украинцев, которых она также знала. Мы постарались ее успокоить: никто именно в этом гараже, конечно, никого не убивал.
При осмотре в 2016 году здесь не было обнаружено ни следов борьбы, ни пуль, которых, по версии следствия, надо было подобрать не менее трех (на трупах четыре ранения, одна пуля застряла в теле погибшего, но выстрелов могло быть и больше). Не было обнаружено следов крови (лишь несколько капель крови Губарева на кафеле пола, которая могла пролиться в другое время и при других обстоятельствах), как и мозгового вещества из простреленных навылет голов погибших.
По версии следствия, Голаев и Алексей провели в гараже не более часа, и даже если бы они приступили к своему черному делу без разговоров, этого времени им бы не хватило, чтобы побороть и связать двух здоровых мужчин (рост Губарева был под метр девяносто, вес — примерно 130 кг, и в прошлом мужчина занимался борьбой), застрелить их, уже связанных (так по версии следствия), погрузить трупы в багажник джипа и убрать все это море крови так, чтобы утром никто ничего не заметил. Пули не могли не рикошетить от бетонных стен, но ни на полу, ни на побелке не было (и нет до сих пор, а ремонт в гараже не делался) никаких следов.
Зять тети Тани Сергей много лет проработал в угрозыске. Он всполошился из-за нашего приезда, когда она ему позвонила, но я объяснил по телефону, в чем дело, и он согласился ответить на несколько вопросов. В то утро он оказался, как помнит, в гараже первым из профессионалов — именно ему как хозяину и бывшему полицейскому кто-то позвонил. В гараже он не видел следов драки и стрельбы. На вопрос, мог ли Ковтун не услышать на втором этаже звуки выстрелов, хозяин дома ответил, что Ковтуну вообще верить нельзя: он явно что-то недоговаривал и вряд ли случайно с тех пор тут не показывался...
Прежде чем переместиться от дома в Токаревке к пруду, заметим, что два трупа (один из которых весил около 130 кг) вряд ли могли уместиться в связанном виде в багажнике Toyota Land Cruiser Prado, где уже находилась надувная лодка с сиденьями, веслами и якорем, одеяло и подушка. Сиденья джипа не раскладывались, а в багажнике были обнаружены лишь незначительные следы крови, которые могли вылиться из лодки, когда ее везли от пруда к мосту в селе Кариан.
Стоянка «Соляриса» на площадке у съезда к пруду продолжалась 26 минут. За это время, по версии следствия, Голаеву с Алексеем надо было в темноте под дождем доехать до неприметного и вряд ли известного (во всяком случае, Голаеву) спуска в кустах, надуть лодку, собрать весла, привязать к трупам кирпичи, камни и якорь, перетащить их в лодку, отплыть 100 метров, выкинуть трупы, вернуться, сдуть лодку (пусть даже проткнув ее ножом) и возвратиться на трассу. За такое время и в этих условиях все это проделать абсолютно нереально.
Самое важное, что было найдено у пруда, — это, на мой взгляд, тапочки без задников. Представить себе, что они могли остаться на ногах кого-то из убитых, пока они так или иначе сопротивлялись, пока их связывали, расстреливали и везли до пруда, невозможно. Вероятно, убийство и предшествовавшая ему борьба происходили именно здесь. Но это тем более не вписывалось в 26-минутную стоянку по трекеру «Соляриса», и убийство пришлось «перенести» в Токаревку.
Скорее всего, перед смертью убитых пытали — иначе не было смысла их связывать, прежде чем стрелять в голову. Возле пруда в мае 2016 года наверняка должны были остаться и другие следы, пропущенные при осмотре.
Мы начинаем понимать, что преступление на самом деле совершено было страшное, а следствие если и не прямо покрывает убийц, то, идя по ложному пути, ничего не делает для их розыска и задержания.
Несколько меток трекера действительно совпали со временем и с местом преступления (но лишь приблизительно), но та картина, в верности которой обвинение пыталось убедить присяжных, фантастична. «Смешанное» биологическое вещество на смыве с руля, где якобы была и доля Голаева, объясняется, скорее всего, ошибкой экспертизы, тем более что ни на ручках дверей, ни на рычаге переключения передач этого вещества не было. Убийство было подготовлено наскоро — на это указывают веревка и антенный кабель, какие подвернулись под руку, кирпичи и камни, которые надо было еще найти. Весте с тем свинчивание номеров и прочее — глупость любителей сериалов. Все это не ахти какая мудреная криминалистика, но здравый смысл, на который и опирались присяжные.
Мотивы следователя Микадзе
Самым загадочным моментом остаются мотивы, по которым Голаев, постоянно проживающий в Москве, мог приехать в Токаревку (куда при самых благоприятных условиях можно добраться за 7 часов) шантажировать, а затем и убивать Губарева и Найденко. Называющих себя собственными именами свидетелей того, что они вообще когда-либо видели друг друга, присяжным представлено не было, а «секретные», путаясь, плели что-то невообразимое.
Надо было как-то объяснить и многочисленные съезды на боковые дороги в дни, предшествовавшие убийству. Трекер фиксировал длительную стоянку у элеватора и у стройплощадки птицефабрики в первую ночь с 13 на 14 апреля, съезды с трассы на боковые грунтовые дороги 17 апреля, быстрое возвращение в Москву 5 мая. Все это надо было увязать с данными о биллингах телефонов Голаева и убитых, а данных о соединениях между ними и вовсе не было.
Секретный свидетель Королев (тот самый, которого, выступая в прениях, Кучмезов, в общем, правильно назвал Яшиным) появился в деле лишь через год — весной 2017-го (это соответствует времени заключения с ним досудебного соглашения) и, видимо, испытывал облегчение от того, что в четвертой поездке его с Голаевым не было (отмечал чей-то день рождения под Москвой). С его слов возникла такая версия «вымогательства»: Голаев, узнав «не позднее февраля 2016 года в неустановленном месте у неустановленного лица», что у Губарева водятся деньги, приехал в Токаревку пугать его и требовать 900 тысяч рублей (почему он остановился именно на такой сумме, непонятно).
Полный разбор версии о вымогательстве занял бы слишком много времени, но следователю Микадзе пришлось-таки с нею попотеть. Так, во вторую поездку 17 апреля Голаев не доехал до Токаревки, но в 9 км от нее съезжал в поля и делал там остановки. Как раз в это время, хотя и по другому делу, неподалеку была обнаружена «яма в форме могилы» (глубиной 50 см) с брошенными лопатами. У Микадзе получилось, что ее выкопал именно Голаев, чтобы подвести Губарева и Найденко к этой яме и сделать их более сговорчивыми. Лопаты, «повинуясь внезапно возникшему умыслу», купили по дороге в Кашире. И все бы ничего, но на суде защита указала, что черенок одной из лопат был длиной в метр восемьдесят, она бы и не влезла в «Солярис» с тремя пассажирами, а телефон Губарева во время их «встречи» фиксировался и вовсе в Воронеже.
Присяжные видели перед собой невысокого, даже щуплого после трех лет в СИЗО Голаева, рядом с которым Губарев должен был выглядеть богатырем под два метра, и он-то как раз наверняка не был новичком в подобных разборках. Он борец, за ним бригада украинских рабочих, и с чего бы он так безропотно согласился платить дань? Пистолет, как легко предположить, мог найтись как раз у Губарева, а при обыске, проведенном в квартире Голаева спустя 2 месяца после убийства, было найдено лишь несколько патронов для травматического оружия в сумочке жены, с которой та уже успела слетать в Крым (присяжным сумочка не была предъявлена, зато в инстаграме есть фото жены в Крыму с этим аксессуаром). Ладно бы еще были сведения, что Голаев промышлял вымогательством и прежде, — но при том, что вся его биография, конечно, была просвечена запросами насквозь, ничего подобного присяжным не сообщалось. Еще одна подробность осталась им неизвестной, но я могу добавить со слов Голаева, что в армии он не служил, а из пистолета еще надо уметь стрелять — это же не в тире.
Наконец, арендовать автомобиль с трекером, собираясь на такое черное дело, мог разве что сумасшедший, а присяжные видели перед собой человека вполне разумного и даже образованного и воспитанного.
Субъективная сторона преступления выглядит тут настолько несуразно, что это заставляет задуматься о мотивах самого следователя Микадзе. Сначала, читая обвинительное заключение, я предполагал, что по неопытности он просто увлекся показаниями трекера, — а совпадения тут на самом деле были настораживающие. Но после поездки в Токаревку приходится сделать вывод, что место и время убийства (обозначенные в документах следствия лишь после задержания Голаева в июле) подгонялись под данные трекера, на мой взгляд, сознательно, хотя и безуспешно.
Накануне нашей поездки в Тамбов председатель СПЧ Валерий Фадеев направил прокурору Тамбовской области Николаю Савруну письмо, в котором просил оказать мне содействие во встрече с представителями обвинения по делу Голаева. Тот дал поручение начальнику уголовно-судебного отдела Геннадию Орлову, но утренние дела ради встречи со мной Орлов отменить не смог, а в обед, когда я вернулся из Токаревки с уточненными и уже новыми вопросами, его в прокуратуре «не смогли найти»; пропали с радаров и представители пресс-службы. Накануне по телефону Орлов сказал, что и обсуждать-то нечего, ведь дело в суде. Что же, еще через главку мы узнаем, почему после двух оправданий оно опять оказалось «в суде», а пока — версия оправданного.
Непростая жизнь Сапара
По дороге из Москвы я расспрашивал Сапара (так он просил себя называть) о том бизнесе, который привел его в Токаревку. Его младший брат Таубий, подменявший его за рулем, с гордостью рассказал, что тот еще в девятом классе перебрал двигатель от ГАЗ-24. С того все и началось: братья (всего их в семье шестеро, и еще пять сестер) выросли в ауле Учкулан в Карачаево-Черкессии. Как-то им там достался раскуроченный бульдозер, они его починили, использовали, но их бизнес (переработка древесины) заглох, и они сдали бульдозер в аренду, что оказалось выгодным делом. Постепенно парк пополнился кранами, КаМАЗами и прочей техникой, нужной при строительстве.
Сапар переехал в Москву, жил на съемных квартирах, познакомился с Игорем Стешиным, который занимался строительными работами на не самых крупных, но средних объектах по разным городам и весям, и не первый год сдавал свою технику ему в аренду. Техника Голаева была зарегистрирована на ООО Стешина, на что обвинение указывало присяжным, пытаясь уличить подсудимого во лжи, но тот объясняет, что так ее было проще использовать: со Стешиным они друг другу доверяли, да тот его собственность никогда и не оспаривал.
В конце 2015 года на строительстве Токаревской птицефабрики что-то пошло не так: заказчики братья Наурузовы (группа агропредприятий «Ресурс») предъявляли претензии к Стешину, тот перестал платить зарплату рабочим, тут же крутились и другие подрядчики, к которым вроде бы собирался переметнуться Губарев. Наурузовы стали удерживать технику Стешина-Голаева, и Сапар ездил в Токаревку разбираться. В одной из поездок его сопровождал Яшин, и во всех четырех — Оксана. Останавливался «Солярис» чаще всего у ворот элеватора: там в это время сидело начальство стройки. Это начало улицы Островского, по которой можно было доехать до другого участка стройки, а техника Сапара находилась и там и там. Он плохо знал местность, интернет тут работает не везде, и навигатор по дороге давал сбои, зато съезд на боковую грунтовку вблизи «ямы в форме могилы» он объясняет тем, что там увидел свой бульдозер (посланный без его ведома ровнять силосную яму) и разговаривал с бульдозеристом.
Вечером 14 мая Голаев приехал в Токаревку с Оксаной и привезенным ими из Москвы бульдозеристом, которого на самом деле звали Алексеем. Алексея он нашел на бирже для разовой погрузки бульдозера на трал и контактами с ним не обменивался. В этот день он заказывал трал для перевозки бульдозера на базу в Воронеж. Стоянка у элеватора и перемещения «Соляриса» по поселку (они были проигнорированы обвинением) объяснялись тем, что трал заехал не с той стороны и не мог из-за габаритов преодолеть железнодорожный переезд. Только к 23 часам им удалось загнать бульдозер на трал, но в темноте под дождем при перевозке возникали какие-то проблемы, Голаев был вынужден то возвращаться к тралу, то его ждать — этим объясняется 26-минутная стоянка в темноте на случайно попавшейся удобной площадке у пруда. Пока они стояли там с еще какой-то машиной, к ним подъезжал полицейский патруль, который проверил у всех документы. Наконец они с тралом выбрались на трассу Тамбов — Воронеж, где о судьбе бульдозера можно было уже не беспокоиться, и трал уехал в Воронеж, а Сапар с Оксаной и бульдозеристом Алексеем — в Москву...
Когда бригада из Тамбова задержала Голаева 20 июля в московской квартире с братом и женой и всех увезли в Тамбов, где Сапара допросили сначала в качестве свидетеля, а потом сразу и как подозреваемого (это обычная уловка следователей, чтобы провести первый допрос без адвоката), не растеряться смог бы лишь тот, кто через такое уже проходил. Голаев не понимал, кто и в чем его обвиняет, но не отказался и дал показания, хотя и довольно уклончивые. Он показал, в частности, что «никогда не был в Тамбовской области с братом» (а брат там и не бывал) и что однажды проезжал Тамбов по пути в Астрахань с девушкой (но не с Оксаной, и это тоже была правда).
Да, тут приходится признать, что образ жизни Сапара был довольно сумбурным: он «крутился», возможно, уходил от налогов, поддерживал странные отношения с Оксаной, о которых, надо полагать, не очень хотел распространяться. Он придерживается не всегда понятных русскому человеку правил и традиций — например, поясняя съезд к пруду, он так и не смог произнести слова «пописать», а детали отношений с Оксаной раскрыл мне лишь тогда, когда младший брат на заправке ушел платить за бензин. Он и брат прекрасно и очень аккуратно водят машину, но никогда не пристегиваются, и на обратном пути нас снова оштрафовали на том же самом посту, что и 17 апреля 2016 года.
Сапарбий Голаев провел в СИЗО Тамбовской области общим счетом почти три года. На мой вопрос, чем он себя отвлекал в одиночках, ответил: «Молился. Иначе сошел бы с ума».
О пытках старается не говорить — видимо, считает это недостойным мужчины.
А теперь краткий перечень тех лиц, кого следователь Микадзе обязан был найти и допросить, но этого не сделал. Перечень неполный, но в первую очередь это, конечно, водитель трала, бульдозерист и патрульные, проверившие документы у Сапара и «Оксаны» у съезда к пруду. Летом 2016 года следствию с его возможностями давать поручения полиции этих свидетелей было легко найти (или удостовериться, что Голаев лжет), а спустя уже 5 лет нам с Мажиром это будет сложно, хотя мы постараемся.
И еще про Оксану. Я кое-что знаю со слов Сапара о том, как добывались ее показания, но не хочу ни ее, ни его подставлять. Пусть Следственный комитет РФ возбудит уголовное дело в отношении своего управления по Тамбовской области по статье 299 части 2 УК РФ («привлечение к уголовной ответственности заведомо невиновного, соединенное с обвинением в особо тяжком преступлении») — вот в рамках этого дела, ручаюсь, Оксана, как и все остальные, даст правдивые показания.
Валентин Андреевич — присяжный
Прокуратура Тамбовской области обжаловала оправдательный вердикт в первую очередь со ссылкой на то, что один из присяжных «скрыл факт привлечения к уголовной ответственности»: есть сведения, что заявление его жены в 2011 году поступало в полицию и мировой суд. В копии документов, которые получили Сапар и его адвокат, был указан адрес присяжного. Вечером 23 сентября мы не без труда нашли этот многоквартирный дом на окраине Тамбова и позвонили в домофон. Объяснили, в чем дело, и Валентин Андреевич тут же пригласил нас с Мажиром подняться в его квартиру (Голаев остался в машине).
По словам Сапара, на процессе этот присяжный сидел со скучным лицом, и казалось, что за ходом дела он следит невнимательно. Выяснилось, что очень даже внимательно, но о том, что из-за него отменили вердикт, он узнал только от нас и расстроился. Не такой уж это легкий опыт — выносить вердикт, и обидно, что где-то в Москве, не вникая в дело, к этому так относятся. Валентин Андреевич — бывший летчик, но пенсия его невелика, и он подрабатывает на почтамте (как раз рядом с судом, он и туда и сюда успевал). Как он нам сообщил доверительно, «раньше возил ядреные бомбы, а теперь письма и пенсии бабушкам», — такие дела.
Услышав о своем «привлечении к уголовной ответственности», он засмеялся: да, было что-то такое лет десять назад. Вызывал его майор по фамилии Козлов, но сразу понял, с кем имеет дело, велел еще раз дать жене по попке, а дела никакого и не было. Тут как раз вышла и заспанная жена, но она этого даже не помнит. Что, Тамбовская прокуратура, когда обжаловала вердикт, так торопилась, что не успела даже найти Валентина Андреевича?
Эй, в прокуратуре, в следственном комитете, — до каких пор можно врать? Как можно так относиться к людям — к присяжным судьям, не говоря уже о подсудимых? Расстроенный Валентин Андреевич хотел расспросить нас: кому понадобилось тащить оправданного ими Голаева в тюрьму и зачем? В тот вечер я еще не был готов ему ответить, а сейчас попробую, хотя пока это тоже только версия.
Убийство Губарева, руководившего гастарбайтерами, скорее всего было как-то связано и с задержками зарплаты, и с более крупными разногласиями при строительстве птицефабрики. Не только строительная техника и непонятные рабочие, но и многое другое, наверное, делалось там по каким-то серым, а то и вовсе черным схемам. Голаев едва ли об этом знал, но были там и люди, которые о многом знали или догадывались. Если бы дело об убийстве стало развиваться в ту сторону, их всех пришлось бы допросить, и они, наверное, много интересного рассказали бы. А тут подвернулся Голаев с непонятной Оксаной, да еще он какой-то «чурка», да еще с трекером, — это же просто подарок.
Я позвонил одному из братьев Наурузовых, но тот отказался от встречи, сказав, что ничего сверх того, что известно из дела, не знает. Мне кажется, это не совсем так. Я уверен, что даже если дело Голаева будет возвращено в суд в третий раз, любая коллегия присяжных (кроме подобранной из «ветеранов правоохранительных органов») его снова оправдает. Это значит, что, кроме дела по статье 299 УК, надо будет возобновлять и дело об убийстве Губарева и Найденко — и теперь уже расследовать его по-настоящему.
В 2012 году председатель Следственного комитета РФ и доктор юридических наук Александр Бастрыкин носился с идеей «объективной истины», которую, по его мнению, должны устанавливать следствие и суд, и СК РФ по его инициативе даже продвигал в думе такой законопроект. Проект заглох: он был раскритикован другими юристами в том смысле, что в реальном процессе (тем более в таком деле, как это) можно говорить лишь о большей или меньшей степени доказанности. Но сам по себе поиск истины — дело нужное и полезное. Не так ли?