За последние несколько дней в России задержали еще двух оппозиционных политиков — экс-главу «Открытой России» Андрея Пивоварова и экс-депутата Госдумы Дмитрия Гудкова. На них возбуждены дела по разным статьям, но политологи считают, что это звенья одной небезызвестной цепи, начавшейся с ареста Алексея Навального. Znak.com поговорил с одним из оставшихся на свободе оппозиционных лидеров — экс-главой Екатеринбурга Евгением Ройзманом о том, как он готовится к возможному задержанию, когда закончатся репрессии, и о том, стоит ли молодежи все же уезжать из страны.
«Если репрессивный аппарат появился, он будет только разгоняться»
— После задержаний и арестов Дмитрия Гудкова и Андрея Пивоварова оппозиционных лидеров на свободе осталось не так много. Не боитесь, что вы будете следующим?
— Важно понимать, что и Пивоварова, и Гудкова задержали по одной причине — они оба хотели участвовать в выборах в Госдуму, оба вели переговоры с «Яблоком». Их задержали только по этой причине, ни одной другой причины нет. Гудков умеет вести кампанию, Гудков не растерял своих сторонников, он мог достаточно серьезно выступить. Пивоваров у себя в Питере тоже мог хорошо выступить. Оба молодые перспективные политики, у меня ни к одному из них нет претензий.
У меня ситуация своя: если бы у меня был хоть один шанс зарегистрироваться, я бы пошел на повышение ставок и пошел бы в Госдуму, понимая все риски. Я просто этого шанса не увидел. Я в этом понимаю все, что можно в этом понимать. Это когда тебе предлагают играть в шахматы, только у тебя не будет ферзя, ладьи, слона и коня. Зачем ты будешь садиться играть?
Это моя страна, я здесь родился и вырос. Я вижу, как меняется ситуация, и понимаю все риски. Понятно, что я не хочу сидеть, но я не боюсь. Я еще и не имею права бояться.
Репрессии, которые сейчас происходят, точечные, и об этих делах много говорят. Задерживают очень маленький процент людей, а бояться начинают все. Эти действия направлены на запугивание и зачистку поляны перед выборами.
— Журналист Олег Кашин сегодня выпустил колонку, где пишет, что репрессии продолжатся и что от них не застрахованы в том числе системные оппозиционеры и даже «номенклатурные столпы» вроде Дмитрия Медведева или Константина Эрнста. Вы с этим не согласны? Это другая история?
— Когда создана репрессивная машина, мощный репрессивный аппарат с идеологической накачкой, общественное мнение подготовлено к массовым репрессиям, ГУЛАГу, войне — вся инфраструктура, она не может простаивать. Кончатся эти — придут за следующими и так далее. Так уже бывало. Поэтому иллюзий нет.
Сами они не остановятся. Никто не скажет: «Довольно, мы уже столько народу посадили, дальше не будем сажать». Поэтому если репрессивный аппарат появился, он будет только разгоняться. В этом я вынужден согласиться.
Путин уже несколько раз продлевал сроки нахождения на госслужбе. Сам президент и все его окружение стареют. Поэтому начинают выкашивать молодых. Здесь есть биологический момент — у них страх перед молодыми. Российская власть откровенно на пороге геронтократии. Молодые для них как классовые враги. Еще и поэтому на молодых репрессии будут распространяться точно, потому что старики, пришедшие к власти, на молодых смотрят с подозрением и ревностью.
«Если тебе страшно — лучше уезжай, целее будешь»
— На фоне новых задержаний все немного забыли об Алексее Навальном. Что сейчас, по-вашему, важнее, Навальный и то, что он сидит, или общая ситуация с разгромом оппозиции?
— Когда Навального закрыли, стал понятен его масштаб. Стало ясно, что мало людей, сравнимых с ним по популярности, по значимости, по умению сопротивляться, умению не бояться и жертвовать собой. Значение Навального как символа выросло в разы. Другое дело, что он себя в жертву приносит. Его приезд сюда — осознанная история, он понимал, на что идет. Я ему желаю стойкости и мужества. Сейчас его задача — просто остаться в живых. На эту тему хорошо высказался Павловский: лидеру оппозиции в России мало быть гением, надо еще и выжить. Это ровно тот самый случай.
— По вашим ощущениям, задержания и аресты будут только до выборов в Госдуму или это начало нового застойного периода на 10–20 лет?
— Я боюсь давать прогнозы, потому что это Россия. Мы с тобой просчитаем 100 вариантов, а произойдет 101-й. Совершенно точно — сейчас нервяк сильный и до выборов он таким будет. И не факт, что после выборов он исчезнет.
Очень сильно боятся «Умного голосования». Ведь это не голосование за кого-то, а голосование против «Единой России». И несколько раз оно сработало откровенно сильно: история с Фургалом, Приморьем, Хакасией. «Умное голосование» смешивает партии власти вообще все карты. Ход событий: отравление Навального, разгром ФБК (организация решением Минюста РФ признана иностранным агентом), объявление экстремистами всех, кто их поддерживал, запрещение участвовать в выборах всем сторонникам — это звенья этой цепи. Я думаю, что многие молодые сторонники Навального, оппозиционные политики будут работать со своими аудиториями и призывать к «Умному голосованию», потому что оно может сработать.
— По-вашему, надо продолжать регистрироваться в «Умном голосовании», несмотря на то что данные людей сливают и продают, а кого-то даже увольняют с работы за это?
— Ты же — когда выходишь на митинги — выходишь с открытым лицом, не прячешься. Если ты регистрировался как участник митинга, ты же собирался на него идти под своим именем и фамилией. Чего бояться в этой ситуации?
Ну если сильно боишься — зарегистрируйся с одноразовой почты, да и все. Молодые в этом прекрасно разбираются.
Невозможно жить в своей стране и бояться. Если тебе страшно, ты не готов преодолевать свой страх, ну уезжай лучше — целее будешь.
«Любой мой отъезд будет расценен как бегство»
— Ваш пост с предложением выпускникам школ уезжать за границу вызвал большой резонанс.
— Я считаю, что у молодых рисков много. Я понимаю устойчивость режима и что на сопротивление может уйти большая часть жизни. Эту часть жизни, — которую человек может потратить даже не на борьбу, а просто на сопротивление, попытку остаться самим собой, — в любой другой, демократической стране он бы потратил эту часть жизни на свое развитие, свое становление. Самое страшное, что этот режим крадет время.
Я много лет говорил, что не надо уезжать, это наша страна и надо за нее бороться, надо сопротивляться и пытаться изменить страну. Я отговаривал людей уезжать, я брал на себя ответственность. Когда я попал в спецприемник, я обнаружил, что в соседних камерах сидят люди, которых я отговаривал уезжать. Для меня это болезненно. Я не имею права брать на себя ответственность. Я понимаю, что уедут — целее будут, интегрируются в большой мир и не потеряют это время. Именно поэтому я сейчас не буду отговаривать никого, потому что вижу, что двери закрываются.
— Отговаривать не будете, но и призывать к этому тоже?
— Я буду говорить, что думаю. Есть замечательная русская поговорка: «Бег не красен, да здоров». Бывают времена, которые надо просто переждать. Ты же уступаешь дорогу автобусу, не потому что ты вежливый. Сейчас задача просто выжить. Я не имею права требовать от других того, что могу требовать от себя.
— Сами вы не рассматриваете вариант уехать?
— У меня личная ситуация. Любой мой отъезд будет расценен как бегство. Я не могу себе этого позволить.
Я унес из дома и уничтожил все свои старые телефоны, все свои записи на всякий случай уничтожил. Адресные книги. Просмотрел всю библиотеку — что у меня есть, за что могут зацепиться. У меня стоит рюкзак, все туда сложено на крайний случай.
Я оцениваю все риски, все понимаю.
— Стоит ли в этой ситуации людям быть осторожнее с постами в соцсетях? Вы будете менять свою риторику в них?
— Я ничего менять не буду, у меня риторика выверенная. Я стараюсь нигде не переходить на личные оскорбления. Но я позволяю себе называть вещи своими именами, все это кто-то должен делать. Надо понимать: ты можешь делать все что угодно, но ты вдруг нечаянно заплывешь за буйки, или перейдешь улицу на красный, или обнаружат твой текст 10-летней давности, или кто-то оскорбится. Никто не знает. Ситуация похожа на 1937 год, когда люди сидели за анекдот, просто ни за что или могли не знать, за что они сидят. Для того чтобы сесть, необязательно что-то написать или сделать что-то плохое.
— Может быть, имеет смысл для тех политиков, кто остался на свободе, отступить, переждать это время, не участвовать в этой кампании? Или надо продолжать?
— Я в этой ситуации не могу никого ни к чему призывать. Сейчас, на мой взгляд, что бы я рекомендовал: нельзя бояться и нельзя сдаваться. Все равно нужно оставаться самим собой, искать для этого возможность.
— Это и простых людей касается или только политиков?
— Нельзя мириться со злом, нельзя участвовать в зле. Это очень просто, это рецепт на все времена. Один человек может молчать, но не участвовать в подлости. Другой способен говорить об этом вслух. Здесь все зависит от личных качеств, от возможностей участников соревнований.
Во время тотальной лжи человек, говорящий правду, выглядит экстремистом. Но тем не менее, когда многие замолкают, каждый голос, поднятый в защиту правды, в защиту людей, звучит громче и яснее.
— Как у вас обстоит ситуация с проверкой, которую МВД проводило? Вам же грозит дадинская статья?
— Как я понимаю ситуацию: реанимировать могут все что угодно, в любой момент. Если любой перепост воспринимается как призыв к несанкционированному митингу и этот же самый перепост расценивается как организация митинга, то в Екатеринбурге примерно у 20 тыс. возникнут такие ситуации. Чем я лучше или хуже других?
— Ну вы все-таки лидер общественного мнения.
— Значит, у меня более высокие риски. Реанимировать в любой момент могут любой текст. Но я не побегу все равно, я буду до конца стоять. Россия — это наша страна, та страна, за которую стоит бороться.