Вице-премьер Дмитрий Рогозин последние шесть лет курирует в Белом доме все, что связано с обороноспособностью. В интервью специальному корреспонденту “Ъ” Ивану Сафронову он рассказал, как менялся ОПК, какие уроки оборонка вынесла из сирийской кампании, что было сделано для развития космической отрасли, а что еще только предстоит сделать. Он также рассказал о своем отношении к санкциям Запада и объяснил, почему не против контракта S7 с украинским «Южмашем».
— Какие три самых запоминающихся события, случившихся за время пребывания на этом посту, вы можете назвать?
— Все они были связаны с взаимоотношениями техники и людей. Самое первое событие, которое я запомню на всю свою жизнь,— это пожар на многоцелевой атомной подлодке «Екатеринбург» в плавдоке судоремонтного завода в Росляково. Указ президента о назначении вышел 23 декабря, а инцидент произошел 29 декабря, я толком-то в кабинет не успел заехать. О пожаре узнал из ночных новостей, находясь дома. Сразу же вернулся на работу и уже из Дома правительства давал первые распоряжения. Глубокой ночью в Росляково были отправлены гендиректор ОСК Роман Троценко и кураторы военного кораблестроения из Минпромторга и ВПК. На рабочем столе разложили рабочую схему отсеков К-84, по ней мы со специалистами просчитывали возможное развитие событий, оперативно принимали решения. Ведь на лодке при постановке на ремонт не выгрузили боекомплект: на ней находились и торпеды, и штатные баллистические ракеты… Под утро пожар удалось локализовать, и я поехал наконец домой. А сразу после Нового года посетил К-84 и лично поблагодарил заводчан, спасших ее, да и всех нас от тяжких последствий. Такое вот было боевое крещение.
Второй врезавшийся навсегда в память момент — это пуск ракеты «Союз-2» с космодрома Восточный. Летом 2014 года отставание по строительству объектов космодрома составляло 28 месяцев. Никто не верил, что ситуацию можно переломить. Вообще, если честно, я счастливый человек: мало кому по жизни выпадает честь строить космодром. Тогда, осенью 14-го, президент Владимир Путин
возложил руководство комиссией по строительству космодрома на меня, раньше ее работой руководил глава Роскосмоса. С того момента побывал на стройке 53 раза, но своего добился. Отставание удалось сократить до четырех месяцев, жесткими действиями совместно с правоохранителями на стройке был наведен порядок, и в конце апреля 2016-го состоялся долгожданный пуск. Тоже не без приключений и человеческого головотяпства, но в итоге ракета полетела, а это — главное. Третье важное событие последних лет — это, пожалуй, первый полет 28 мая прошлого года нашей «ласточки» — самолета МС-21.
— Сразу поняли, что нужны структурные преобразования в Военно-промышленной комиссии, которую вам доверили?
— Для меня было важно сформировать пошаговый, поэтапный план действий — так меня еще учил мой отец, который в Минобороны СССР возглавлял управление перспективных исследований. В 2012 году исполнение гособоронзаказа было несравнимо хуже, чем сейчас, примерно 81% от его объема. А, например, ВДВ вообще имели всего 2% современного оружия. Надо было начать оперативно и системно перевооружать именно те виды и рода войск, которые в случае потенциального конфликта будут задействованы первыми. Для этого нужно было наладить диалог между заказчиком и исполнителем, а также предоставить правительству роль арбитра. Еще до моего прихода в правительство разворачивались баталии по заключению контрактов в интересах ВМФ: например, контракт на серию ПЛАРБ «Ясень» смогли согласовать лишь после вмешательства президента. Я инициировал создание советов ВПК — по космосу, по авиации, по судостроению и т. д. Это придало ВПК тот смысл, ради чего она и была образована в 1957 году: мы собрали в условиях новой экономики единую кооперацию в интересах заказчиков. Мы привели в порядок законодательство. Ранее все контрактовалось по 44-му Федеральному закону, где цены фиксировались и никак не пересматривались: экс-министр обороны Анатолий Сердюков, естественно, активно этим пользовался, чтобы заставлять промышленность идти на снижение цены, порой запредельное, без компенсации в будущем.
Мы считали, что надо эту систему изменить, поскольку контрактация гособоронзаказа — это весьма специфичная вещь. Так появилась новая нормативно-правовая база, ее основой стал закон №275-ФЗ «О государственном оборонном заказе». Фактически, было введено госрегулирование цен на продукцию, определен перечень положений в сфере государственного оборонного заказа, нарушение которых влечет за собой уголовную и административную ответственность (соответствующие изменения были введены в УК и КоАП), а также установлены принципы контроля и полномочия контролирующего органа в сфере гособоронзаказа. В 2015 году эта система дополнилась банковским сопровождением госконтрактов, заключаемых Минобороны РФ, а в 2017 году введено уже казначейское сопровождение. Все это дало результат: предварительные итоги выполнения ГОЗа в части оснащения вооруженных сил свидетельствуют, что общий показатель его выполнения будет не ниже 97,5%.
— Новая госпрограмма вооружения уже принята?
— Да, документ подписан президентом. Изначально ГПВ должна была быть принята в 2016 году, однако из-за событий 2014 года, связанных с падением цен на нефть и валютными скачками, финансово-экономический блок правительства не смог выдать точный макроэкономический прогноз. Минобороны выступило с инициативой отложить ее принятие до стабилизации ситуации, тем более что нынешняя ГПВ действует до 2020 года. Президент на заседании ВПК идею поддержал. Это было мудрое решение.
— В чем ее отличие от предшественницы?
— У ГПВ-2020 была проблема: когда на перевооружение были выделены необходимые средства, промышленности и оборонной науке после долгих лет томительного ожидания реального дела захотелось всего и сразу. Считается, что новая система оружия — это 30% нововведений на базе уже проверенных решений. Но когда десятилетиями не закупалось новое оружие, не финансировались перспективные разработки, оборонка попыталась с нуля создать все совершенно новое. Как пример приведу создание головного фрегата «Адмирал Горшков» — на нем все новое. И получается, что все эти новые системы — ударное ракетное вооружение, противоракетное вооружение, силовая установка, локация и прочее — требуют испытаний, доводки до ума. Одни испытания мешают другим, а сам боевой корабль превращается в полигон для отработки этого всего нового, что, естественно, задерживает его сдачу ВМФ. В новой ГПВ таких примеров, надеюсь, уже не будет.
Ну и конечно, колоссальное отличие в том, что в последние месяцы проект ГПВ корректировался на основе вводных, полученных в Сирии. Была проведена комплексная оценка оружия и техники в боевых условиях, оценивалась эффективность боевого применения новых систем и комплексов при экстремальных внешних факторах. Прежде всего это касается температурных режимов, статических и динамических показателей запыленности. Всего было задействовано более 200 типов вооружений и техники. Робототехника, интеллектуальные системы, ударные и разведывательные БПЛА, защита самолетов от огневого поражения — все это есть в новой ГПВ. …Высокоточные боеприпасы. При ведении боевых действий в городских условиях использование неуправляемых боеприпасов чревато потерями среди мирного населения, что приводит к росту поддержки боевиков. Чтобы этого избежать, нужно, как говорят охотники, бить белке в глаз: лучше один дорогостоящий прицельный удар, чем сто ударов без разбора. При этом нельзя закрывать глаза на наращивание силового потенциала НАТО, на реализацию США концепции «глобального удара», на намерения разместить оружие в космосе, а также на развертывание стратегических неядерных систем высокоточного оружия. На все это у нас будет достойный ответ, поверьте.
— Сколько представителей промышленности работало в Сирии?
— На периодической основе в Хмеймиме и Тартусе были бригады специалистов более чем от 50 предприятий.
— Как идут испытания техники нового поколения? Интересует ПАКФА, «Армата».
— По ПАКФА ситуация следующая: первый этап испытаний завершен, проведенная работа позволила подтвердить правильность принятых решений в части планера, комплекса бортового оборудования, обеспечивающих систем и оборудования, авиационных средств поражения. Второй этап завершится в 2019 году. Тогда же военные получат установочную партию для подключения к программе испытаний. По «Армате» идет изготовление и проведение предварительных испытаний унифицированной межвидовой тяжелой гусеничной платформы. Госиспытания и поставка опытно-промышленной партии намечены на 2019 год. К 2021 году доля современных вооружений и техники в войсках вырастет до 70%.
— И санкции этому не помеха?
— Сложностей тоже хватает, но и мы без работы не сидим: создан антисанкционный штаб коллегии ВПК, чья основная задача заключается в недопущении срывов сроков поставки продукции военного назначения внутренним и внешним заказчикам.
— Работа по линии ВТС не нарушилась?
— Сейчас портфель экспортных заказов отечественной оборонки находится на уровне 50$ млрд, объем экспорта на протяжении последних пяти лет постоянно растет. Принимая во внимание неприкрытое хамство и беспрецедентное давление, выкручивание рук эмиссарами Вашингтона нашим партнерам по ВТС, работу наших парней, отвечающих за это направление, можно считать более чем достойной.
— Санкции вообще надолго?
— Навсегда. Возрождение национального самосознания России обычно приводит и к быстрому росту ее физических сил. На уровне инстинкта на Западе это никогда никому не нравилось. Санкции — это реакция старого матерого врага на наше усиление. И сняты они будут только в случае, если мы снова станем слабыми. Потому для нас санкции — это шанс проявить лучшие черты нашего национального характера.
— Большой заказ на системы ПВО позволит удовлетворить запросы?
— По решению Владимира Путина концерн ВКО «Алмаз-Антей» построил два завода — в Кирове и Нижнем Новгороде. Так вот, на Кировском машиностроительном предприятии проектная мощность по производству одних только перспективных зенитных ракетных систем — это тысячи ракет в год. А Нижегородский машиностроительный завод уже приступил к производству финальных систем типа С-500 и С-400 на автомобильном шасси и полуприцепов на колесном ходу.
— Импортозамещение как идет?
— Всего с 2014 года мы заместили украинскую продукцию более чем в ста образцах вооружений и военной техники, по продукции стран НАТО и ЕС — образцов вооружений, по которым были спланированы и проведены мероприятия импортозамещения, еще больше — около 200.
В 2017 году ни одного факта срыва выполнения гособоронзаказа из-за ограничений в поставке иностранных комплектующих не было, все эти комплектующие были заменены разработанными российскими аналогами.
При этом у нас не было задачи просто скопировать эту продукцию. Нам нужно было повторить функцию: Украина поставляла нам продукцию советского образца, а нам нужно было сделать новые и более качественные изделия, но подходящие под системы уже разработанных моделей. Вот Украина заявила, что не будет поставлять двигатели Д-436 для самолета Ан-148, ну и что дальше? Мы не собираемся воссоздавать двигатель, созданный в СССР в середине 80-х годов прошлого века.
— А с двигателем для самолета-амфибии Бе-200 как быть?
— Заменим на современный российский аналог. Если проблема решается с помощью денег и волевых усилий, то это не проблема, а расходы и игра ума.
— А что можете сказать про диверсификацию ОПК?
— С учетом сокращения ГОЗа это направление становится для промышленности одним из ключевых. Продукция для нужд ТЭКа устойчиво занимает второе место в структуре выпуска гражданской продукции, в целом на нее приходится не менее 8,2% гражданской продукции оборонной промышленности. Доля оборудования для ТЭКа в структуре производства гражданской продукции ОПК пока невысока и в среднем в последние годы составляет около 10%: это объясняется исторически сложившейся структурой оборудования нефтяных, газовых и энергетических компаний, в основном состоящей из импортной техники и оснастки, что сдерживало развитие производства отечественных аналогов. Но сейчас ситуация исправляется. Создание газотурбин ГТД-110М будет организовано на базе «Сатурна» в Рыбинске, там реально сделать три турбины за два года, а также изготавливать все детали ГТД-110М.
— Вы курируете развитие Арктики. Почему нужно было отдавать управление СМП «Росатому», а не Минтрансу?
— На эту тему велась дискуссия в рамках госкомиссии по развитию Арктики. Ее результатом стало письмо Дмитрия Медведева президенту, в котором предлагалось сделать «Росатом» оператором СМП. Ранее возникали и другие варианты: например, создание отдельного агентства. Но зачем плодить бюрократию там, где можно без нее обойтись? Сама госкорпорация «Росатом» обладает не отделимым от нее атомным флотом, что объясняется соображениями безопасности. Она же является разработчиком ПАТЭС, которые необходимы для энергоснабжения портов и приморских городов Арктики. Вопрос упирается в функционал этого оператора. Премьер поручил мне и Аркадию Дворковичу совместно найти консенсус по законопроекту: что оставить за Минтрансом, а что отдать «Росатому». Нужно решить вопрос: изымать ли у ведомства вопросы гидрографии и безопасности мореплавания в арктической зоне? Грузить ли госкорпорацию всем функционалом или доверить только практические вопросы развития Севморпути? В соответствии с поручением премьер-министра решение будет найдено по формуле «двух ключей».
— Как оцениваете состояние атомного флота?
— Ресурс имеющихся ледоколов подходит к концу, это факт. А объем перевозок растет — достаточно посмотреть только на проекты Новатэка и «Газпрома». Начинаем считать объемы: путь из Китая через СМП в Европу, промышленные товары из Сабетты по СМП, а сейчас еще обсуждается вопрос и о восточном маршруте от Сабетты до Камчатки. Последний маршрут мы можем реально использовать только полгода. Для исправления ситуации нужен гораздо более мощный ледокол — «Лидер» на 120 МВт. Такие сверхмощные ледоколы для снижения их стоимости нужно строить серийно — минимум три единицы.
— По финансированию есть решение?
— Обсуждается вариант с ГЧП, потенциально в проект могут вложиться те, кто будет эксплуатировать ледоколы в своих целях. Возможно, будут задействованы бюджетные и кредитные средства, если правительство согласится погасить проценты.
— А строить где будете? Вряд ли на Балтзаводе.
— Там имеет смысл строить еще два дополнительных ЛК-60, чтобы довести их общее число до пяти. «Лидер» же есть смысл строить на самой современной верфи с гигантским сухим доком, который появится уже 2019 году, то есть на дальневосточной «Звезде». Расчеты будут представлены премьеру, и тогда будут приняты окончательные решения.
— Как обстоят дела на Восточном?
— Строительство первой очереди находится в завершающей стадии: из 19 объектов Восточного завершены пять, еще шесть имеют высокую строительную готовность. Из объектов жилищного фонда завершено строительство шести жилых домов, седьмой жилой дом планируется к сдаче в июне. В целом структура первой очереди космодрома создана, проводится работа по ее совершенствованию.
— Как оцениваете нынешнее состояние Роскосмоса?
— В нашей стране удачи и промахи в космической деятельности люди принимают очень близко к сердцу. Цена ошибок здесь чрезвычайно велика. При этом ситуация в отрасли к 2012 году сложилась крайне сложная, сложнее даже, чем в целом по оборонному комплексу. Старение кадров, износ технологического оборудования и самое сложное — инертность мышления, устоявшаяся привычка ехать и дальше на великом наследии советского космоса. За пять-шесть лет вырастить с нуля новые опытные кадры невозможно, потому мне и коллегии ВПК пришлось заниматься вопросами реформы Роскосмоса большую часть времени. Кроме того, надо понимать, что государственный интерес к космосу состоит не только и не столько в развитии собственно космонавтики, а в решении прорывных задач технологического развития страны.
Мы видим, как американцы переходят к многоспутниковым информационным и коммуникационным системам малоразмерных космических аппаратов, предполагая техническую возможность управления роями спутников и их орбитального обслуживания. В пилотируемых программах планируется применение аддитивных технологий вплоть до изготовления методом 3D-печати всевозможных элементов спутников и использование в этих целях ресурсов космоса. Бортовые системы создаются с самообучающимся искусственным интеллектом. Полным ходом идет развитие новых материалов с уникальными свойствами.
Мы стоим на пороге революции технологий в космосе, и если не сделаем рывка, то драматически отстанем.
Самое любопытное состоит в том, что эти технологии не являются для нас чем-то невозможным.
— А у нас-то ответ есть?
— В рамках работы Фонда перспективных исследований и других научных коллективов, университетских центров такие разработки уже ведутся. Но вот их внедрение в практические работы нашей космической промышленности представляет собой серьезную задачу. Здесь есть ряд субъективных и объективных причин. Всей ракетно-космической отрасли нужно срочно заняться, скажем так, «технологическим фитнесом»: сжаться, подсушиться, избавиться от лишней бюрократии, стать более компактной и эффективной. Главным критерием на рынке пусковых услуг сейчас является стоимость доставки одного килограмма полезной нагрузки на орбиту. Но самый перспективный рынок — это рынок космических услуг, создаваемый орбитальными группировками. То есть нужно делать дешевые модульные ракеты и функциональные, конкурентные по возможностям космические аппараты, тоже серийно выпускаемые, дешевые. До сих пор структура промышленности Роскосмоса напоминала советского гиганта, вот только эти предприятия из-за переразмеренности отрасли недозагружены хронически. Сейчас в правительстве обсуждается, как именно помочь ГК превратиться в то, ради чего она создавалась, как консолидировать отрасль, ввести единую техническую политику, радикально повысить надежность техники. И вновь стать не просто конкурентной, а мировым лидером. Нужно немедленно сформировать профильные холдинги, избавиться от параллелизма и дублирования работ, выдвинуть на первый план молодых специалистов-технарей. Элитой отрасли должны стать они, а не менеджеры «общего профиля». В руководстве Роскосмоса должна быть сформирована прямая управленческая вертикаль предприятиями, то есть управлять надо не акциями предприятий, а самим развитием производства. Нужны двигателестроительный, приборостроительный, ракетостроительный холдинги, структура, отвечающая за диверсификацию и расширение присутствия Роскосмоса на рынках высокотехнологичного оборудования, а также совместные конструкторские работы с нашим авиапромом. Ну и конечно, открыть отрасль для частного капитала. Вырастить частников, которые могли бы разделить с госкорпорацией расходы и риски при освоении новой техники и рынков. По всем этим вопросам правительство дало подробные поручения Роскосмосу.
— На Восточном площадка под «Ангару» готовится?
— Пуск по-прежнему запланирован на 2021 год. Но коллегия ВПК настаивает на том, чтобы стартовый стол был универсальным для всего ракетного семейства «Ангары», в том числе — с водородным блоком для вывода на опорную орбиту 37 тонн нагрузки. Собственно, сейчас и развернуты работы по созданию космического ракетного комплекса тяжелого класса «Амур» для ракеты-носителя «Ангара-А5». Задача: после незначительной модернизации стартового комплекса обеспечивать пуски ракеты-носителя тяжелого класса повышенной грузоподъемности «Ангара-А5В».
— А как же ракета «Союз-5»?
— С моей точки зрения, надо ее делать с частным инвестором. Благо дело, он у нас есть — компания S7. Они уже закрывают сделку по Sea Launch и являются главными интересантами в получении этой ракеты.
— К их желанию закупить 12 украинских «Зенитов» для проекта Sea Launch как относитесь?
— То, что «Зенит» украинский,— это вранье, ракета состоит на 80% из российских комплектующих, и эти 20% можно спокойно воспроизвести у нас.
Касаемо окончательной сборки изделий в США — здесь я проблемы не вижу. Ведь сам плавучий космодром находится в Штатах. Если частная компания решила судебный спор с Boeing и спасла проект, то я не вижу проблемы в том, чтобы дать этой компании шанс до момента создания «Союза-5», в проекте которого она также сможет принять участие, самостоятельно решать проблемы кооперации. В любом случае наши предприятия получат серьезный заказ.
— А будущее МКС каким видите?
— Во-первых, надо усвоить истину: там, где человека можно заменить автоматом, машиной, надо это делать. Космос — это не шутки, всегда надо быть готовым ответить себе на вопрос: ради чего мы рискуем жизнью этих смелых людей — космонавтов? Во-вторых, мы должны отходить от околоземной орбиты, оставив ее частным компаниям, и переходить на лунную. Никак не меньше. Если Роскосмосом ставится задача на околоземной орбите поменять корабль «Союз» на «Федерацию» и доставлять вместо трех членов экипажа четырех, то овчинка выделки не стоит. Перспективная пилотируемая программа должна быть ориентирована на Луну. Второй вопрос: с кем реализовывать этот проект? С американцами, которые так себя ведут, с китайцами, которые очень активно развиваются? Надо выжать максимум из МКС и двигаться дальше. Этот вопрос будет рассмотрен и правительством, и президентом в самое ближайшее время.
— А какова судьба российского сегмента?
— Нужно привлечь частные космические компании. Такие переговоры мы уже ведем. Российский сегмент нужно использовать в качестве испытательного центра, «космического полигона» для новых аппаратов. То есть, прежде чем отправлять опытные образцы космических аппаратов на недостижимые орбиты, а потом — при развитии нештатной ситуации и потери связи с ними — думать, что же с ними такое случилось, нужно отправить этот спутник или новое оборудование на испытания к МКС, чтобы откатать эти новые технологии на низкой околоземной орбите под присмотром технически подготовленного экипажа.
Вообще, перспективными космическими проектами, работающими на престиж страны, должны заниматься люди, заинтересованные не в процессе, а в результате. Такие люди у нас есть, и я не сомневаюсь, что в ближайшие годы наша страна подтвердит свой статус великой космической державы.
Рогозин Дмитрий Олегович
Личное дело
Родился 21 декабря 1963 года в Москве. Окончил международное отделение журфака МГУ (1986), экономический факультет Университета марксизма-ленинизма (1988).
Работал в Комитете молодежных организаций СССР, возглавлял ассоциацию молодых политических лидеров «Форум-90», был вице-президентом АО «РАУ-Корпорация» (1990–1994). В 1993 году создал и возглавил народно-патриотический Конгресс русских общин (КРО). В 1997 и 1999 годах избирался в Госдуму, входил в группы «Российские регионы» и «Народный депутат», возглавлял комитет по международным делам. В сентябре 2003 года стал одним из учредителей блока «Родина», от которого вновь избрался в Госдуму. В 2006 году сложил полномочия лидера «Родины», возглавил общественно-политическое объединение «Родина — КРО».
9 января 2008 года назначен постпредом РФ при НАТО. С 23 декабря 2011 года — вице-премьер РФ. Курирует оборонно-промышленный комплекс. В марте 2012 года также стал специальным представителем президента РФ по Приднестровью. Заместитель председателя Военно-промышленной комиссии РФ, председатель Морской коллегии при правительстве. Возглавляет наблюдательный совет госкорпорации «Роскосмос». Имеет дипломатический ранг чрезвычайного и полномочного посла. Доктор философских наук, доктор технических наук.