О создании российского носителя сверхтяжелого класса и изменениях в космической отрасли «Известиям» рассказал глава научно-технического совета госкорпорации «Роскосмос» Юрий Коптев.
— Новейший российский носитель «Ангара» еще в 2014 году успешно прошел летные испытания. Однако с тех пор он ни разу не взлетел. Судя по всему, ракета несильно востребована потенциальными заказчиками. На этот год и на следующий также не запланировано ни одного старта «Ангары». С чем, на ваш взгляд, это связано?
— По ряду причин мы, к сожалению, не наблюдаем того темпа внедрения «Ангары», который был бы нужен. Но у нового семейства носителей есть своя четко определенная ниша — это не вызывает сомнений. Не могу не упомянуть, что в «Ангару» уже вложено в общей сложности больше 110 млрд рублей. Основные технические решения для легкого и тяжелого варианта ракеты разработаны. Вся инфраструктура подготовки и осуществления пуска функционирует. Есть ряд вопросов по совершенствованию «Ангары». Необходимо дотянуть ее до требований технического задания, прежде всего с точки зрения массы полезного груза.
При этом идея формирования перспективной орбитальной группировки ориентирована именно на использование «Ангары». С точки зрения «Роскосмоса» она будет использоваться еще и в связи с ограничениями на использование «Протонов» на Байконуре. В свое время Россия взяла на себя обязательство вывести из эксплуатации ракеты с высокотоксичным топливом после 2020 года. Поэтому возникает логичный вопрос: если не «Ангара», то что?
Не будем забывать, что это первая сверхтяжелая ракета. Естественно, ее изготовление оказалось достаточно сложным и дорогим.
— Правда, что первая «Ангара А5» стоила около 4 млрд рублей?
— Нет, на самом деле она обошлась в сумму порядка 3,4 млрд рублей. Грубо говоря, это два «Протона».
— А сколько «Ангара» будет стоить в серии?
— Сейчас трудно назвать конкретные цифры. Но существует так называемый закон Райта: удвоение объемов выпуска снижает трудоемкость на 20%. Когда мы говорим о «Протоне», сегодня никто не вспоминает, как сложно когда-то было его создавать.
Мы сравниваем «Ангару», которая слетала один раз, с «Протоном», у которого было более 400 стартов. И приходим к выводу, что «Ангара» дорогая. Но с уходом «Протона» мы не должны растерять то, что имели. А это возможность и необходимость запускать до 13 ракет тяжелого класса в год. Если в будущем мы хотим иметь сопоставимые возможности, у нас нет других вариантов, кроме как довести «Ангару А5» до необходимого уровня и устранить недостатки.
Кроме того, эта линейка ракет завершается «Ангарой А5В» со второй ступенью на водороде. Сегодня из всех космических держав только Россия в средствах выведения не использует водород. Но жизнь, история и развитие техники показали, что без этого мы не сможем конкурировать с другими космическими державами. Так что иного пути у нас нет.
— Как вы считаете, в условиях серьезного недофинансирования Федеральной космической программы на фоне проблем с лунной программой стоит ли сейчас создавать носитель сверхтяжелого класса?
— Нам поставили задачу — сделать такую ракету. Согласно Федеральной космической программе, до 2025 года будут проведены работы по созданию проектно-конструкторского и промышленного задела под будущий носитель. Создать сверхтяжелый носитель необходимо к 2028 году. Для этого целый ряд научных и прикладных задач надо описать в технико-экономическом обосновании, которое появится в декабре этого года. И, естественно, в эскизном проекте, который должен быть сделан до конца следующего.
Заодно должны быть определены и механизмы финансирования. Работа очень серьезная, она требует больших ресурсов. Сегодня ближайшая реперная точка — это середина декабря 2018 года. До этого времени мы должны определить облик ракеты и объем необходимых ресурсов, проработать задачи, определить массу полезных нагрузок. Дальше, до конца следующего года, необходимо сделать эскизный проект, который полностью опишет всю производственную кооперацию и решит ресурсные вопросы.
— Вам представляется реальным желание компании S7 возродить российско-украинскую кооперацию? Речь идет о возобновлении производства ракет «Зенит».
— Восстановить производство «Зенитов» — это значит восстановить определенные отношения. Без украинских коллег это невозможно. Они обязательно должны в этом процессе участвовать — так же как и российские предприятия. Может ли Украина восстановить ракету? Она уже несколько лет «Зенит» не собирала. Не знаю, какие усилия способно предпринять правительство Украины, чтобы реанимировать конструкторское бюро и завод «Южмаш».
Поэтому, насколько известно, S7 рассматривает разные варианты. Вплоть до того, что чуть ли не в Америке собирать «Зенит», чтобы не везти российские составляющие, а это 70% всей ракеты-носителя, на Украину. Прорабатывается и вопрос о создании российского аналога «Зенита» — это «Союз-5». Он ориентирован на использование инфраструктуры стартового комплекса «Зенита» — всего того, что уже есть на Байконуре. «Союз-5» может быть основой для наших взаимоотношений с Казахстаном в рамках проекта «Байтерек». И при определенных усилиях эта машина может быть использована для проекта «Морской старт». Понятно, что завтра она не появится. Установленный срок ее создания — 2022 год. То есть владельцу «Морского старта» придется подождать четыре-пять лет.
— Появилась информация, что в правительстве обсуждают очередную реформу ракетно-космической отрасли. В предварительном варианте речь идет об объединении производителей различных видов ракет. Предлагалось и объединить авиастроительный комплекс с ракетно-космическим. Вы участвовали в этом обсуждении?
— Нет, по крайней мере официально ни «Роскосмос», ни «Ростех» не участвовали в обсуждении и тем более в формировании таких сценариев. В контексте данного вопроса назывались разные организации, но, по всей видимости, ни одна из них участником этого процесса не была.
Существует корпорация «Тактическое ракетное вооружение» — наследник организаций советского Министерства авиационной промышленности. Их задача была — создавать полезные нагрузки, системы вооружений, прежде всего для авиационной техники. И отдельные комплексы для Военно-морского флота. Это работа со своей спецификой, требуется взаимодействие прежде всего с авиаторами.
«Алмаз-Антей» занимается зенитными ракетными комплексами, радиолокационной техникой. Он делает все оборудование для управления воздушным движением. Эта организация подчинялась Министерству радиопромышленности СССР, которое отвечало не за ракету, а за нагрузку. В «Алмаз-Антее» много десятков предприятий. Из них где-то 20% занимаются ракетными разработками, остальные — радиолокацией, системами ПВО, ПРО, СПРН.
«Роскосмос» — с одной стороны, это стратегические ракеты, с другой — все многообразие космической техники и инфраструктуры. Сегодня это полностью самостоятельная организация. Сама разрабатывает и изготавливает продукцию, обеспечивает эксплуатацию и содержит всю инфраструктуру.
Четвертый предполагаемый участник — «РТИ Системы». Это частная российская компания, которая занимается системами дальней радиолокации. Восстановлена радиолокационная система вокруг страны, которая была полностью разрушена, — это их заслуга.
В общем, все эти организации и компании никакого отношения к идее объединения не имеют. Может быть, есть какие-то высокие материи, к которым мы не допущены, и чего-то мы не знаем. Надо продолжать нормально работать в уже принятой организационной структуре. Потому что каждая подобная реформа «выбивает» всех минимум на два года.
— ГК «Роскосмос» начала работать с января 2015 года. Что удалось улучшить в отрасли благодаря переформатированию Федерального космического агентства в госкорпорацию? Оказалась ли эта реформа оправданной?
— К сожалению, мучительно долго и зигзагами мы приближались к той форме, к которой в итоге пришли. Если вы помните, сначала мы жили в рамках, будем говорить, советского наследства. Был федеральный орган исполнительной власти и промышленность, которая жила своей жизнью. Начиная с 1991 года она относилась сначала к Минпрому, затем к Министерству экономики, потом к комитету по оборонным отраслям промышленности. В результате космические предприятия оказались раздерганы — их потом долго пришлось собирать «под зонтиком» Федерального космического агентства.
Но ФКА было слабо тем, что это был орган власти без промышленности. Номинально предприятия относились к агентству, а на самом деле распорядителем являлось Росимущество. Это размывало ответственность за реализацию государственных заданий. Наконец объединили промышленность и управленческий персонал в одну структуру — я считаю, это прогрессивное решение. Что это дало? Право владения, то есть возможность разобраться с экономикой целого ряда предприятий. Некоторые из них находились в очень сложном положении. Центр Хруничева, например. «Роскосмос» нашел силы помочь предприятиям. И, что очень важно, руководство госкорпорации нашло возможности привлечь внимание руководства страны к проблемам отрасли. Это дает нам повод смотреть в будущее с пусть умеренным, но оптимизмом.