Они разговаривали в той самой квартире, где у журналиста якобы обнаружили наркотики. В интервью Иван восстановил события своего задержания, выдвинул предположения о возможных заказчиках сфабрикованного уголовного дела и рассказал о своих планах на будущее. Коротко пересказываем главное.
О слежке и обстоятельствах задержания
Журналист говорит, что слежка за ним могла вестись с конца апреля. Это заметили друзья, когда они с Голуновым возвращались пешком с празднования 15-летия журнала Forbes. «Друзья сказали мне, что за нами всю дорогу шел и следил какой-то человек. Я этого не заметил», — говорит Голунов.
В день задержания Иван шел на встречу с коллегой Ильей Васюниным, который перед написанием текста хотел посоветоваться с Голуновым по поводу мэрии Москвы. На журналиста накинулись со спины люди в гражданской форме — они надели на него наручники и запихнули в машину. Только в машине водитель показал удостоверение сотрудника полиции и попросил о том же своих коллег. Неподалеку от места задержания находилось 3–4 автомобиля с другими оперативниками.
УВД по ЗАО не был ближайшим отделением полиции. «Я спросил, почему мы не едем в ближайшее отделение полиции, на что мне ответили «мы можем работать где угодно»».
После задержания он отказывался отвечать на вопросы полицейских и много раз просил вызвать адвоката и привлечь свидетелей — врачей, которые присутствовали при освидетельствовании, прохожих у дома перед обыском квартиры — позвонить его родителям и рассказать о задержании, но на его просьбы никто не реагировал.
Голунова задержали днем, а позвонить своей коллеге Светлане Рейтер он смог уже около 4 часов утра. До этого ему лишь один раз предлагали воспользоваться телефоном, но номер Рейтер он вспомнить сразу не смог, а позвонить другу полицейские Голунову не дали, заявив, что он, вероятно, его сообщник. Звонить матери журналист не стал, потому что хотел дать знать о своем задержании человеку, который точно будет представлять, как действовать дальше.
«Было ощущение, что я сотрудник госканала, а они либералы. Сотрудники полиции говорили, что все куплено, разворовано. В здании УВД скрипел лифт, и они говорили, что вместо планового ремонта все разворовано», — рассказывает Голунов.
О побоях и обысках
Сотрудники полиции знали как минимум одного понятого, который присутствовал при досмотре. Полицейские входили-выходили из комнаты и здоровались со всеми, кто там был, в том числе с понятым, описывает Голунов. Один из них зашел и прямо обратился к понятому, который был в маске: «Привет, Серега, ты болеешь?»
«Меня привезли в Департамент здравоохранения, там везде камеры. Меня попросили подуть в трубочку и сдать мочу. Я убедился, что в туалете есть камеры. Я в общем журнале писал, что никто не уведомлен о моем задержании и я требую вызвать отряд полиции. Врачи похихикали. Там стояла какая-то девушка-адвокат, я об этом же ей сказал, но ее прогнали».
«Оттуда меня толкнули на лестницу, меня толкали, я хватался за перила. Меня вытолкнули к машине, там я упал, и один из сотрудников поставил мне ногу на грудь, чтобы я не убежал», — рассказывает журналист.
В отделе Голунову заявили, что проведут принудительный обыск. Когда он отказался и потребовал адвоката, полицейский Денис Коновалов начал сдирать с него куртку. До этого с него сняли наручники. «Они попросили меня раздеться — «спусти трусы до колен, нагнись и покажи». Затем начали рассматривать рюкзак. И я вижу, что там сверху лежит пакетик с какими-то маленькими цветными шариками. Все это время велась видеозапись».
Полицейский Максим Уметбаев ударил Голунова два раза в висок, когда тот отказался снимать отпечатки пальцев без адвоката. Было не слишком больно, но чувствительно, а главное — неожиданно, ничего особенного в этой просьбе не было, говорит Голунов.
Перед обыском сотрудники полиции прочитали журналисту постановление Мосгорсуда, из которого он узнал, что они могли прослушивать его телефоны. В квартире ему, по всей видимости, подбросили еще один пакет с неизвестным веществом — он обнаружился при обыске на шкафу, за объемной книгой.
О возможных заказчиках
«Мне сложно представить [кто мог бы быть заказчиком — The Bell], я мыслю последними историями. У меня недавно выходила история про высокопоставленных чиновников, которые связаны с микрофинансовыми организациями. Там люди странные, они могли обидеться. Есть расследование о похоронном бизнесе, по ритуальным услугам, который в Москве контролируют силовики. [При его написании — The Bell] угрозы поступали, говорили, что мои вопросы кому-то не нравится. Была фраза «на кладбище много свободных мест». Все угрозы были непрямыми, как бы в шутку, описывает Голунов.
С февраля они [фигуранты нового расследования о похоронном бизнесе] знали, что я занимаюсь этим расследованием. Главные фигуранты — люди из УФСБ по Москве и Московской области».
Голунов подтвердил, что в его новом тексте, который был сдан редактору «Медузы» незадолго до ареста, действительно упоминается подполковник ФСБ Марат Медоев, помощник главы управления ФСБ России по Москве и Московской области Алексея Дорофеева. Там же упоминается ЧОП «Альфа-хорс», с которым связан партнер сына главы МВД Владимира Колокольцева, а он сам — с большой коррупционной схемой.
О домашнем аресте
«Когда меня привезли под домашний арест, все машины были эвакуированы и спецназ выстроился в живой коридор от входа в подъезд до двери квартиры».
О поддержке
«Я был совершенно поражен поддержкой. Когда мне говорили конвойные, другие люди, что есть какая-то поддержка, я этого не понимал. Но когда в суде сквозь закрытые окна я услышал все эти крики, когда я получил постановление о прекращении дела в отношении меня, я понял, что на мне лежит большая ответственность и я должен как-то людям отплатить за это доверие».
«Пока просматривал характеристику, прочитал много добрых слов, меня все это очень растрогало. Даже от соседей была характеристика, хотя мы с ними особо и не виделись».
О планах на будущее, эмиграции и властях
«Телефон и симку мне так и не вернули. Я провел в интернете меньше 20 минут, я боюсь пока выходить в интернет».
«Первые две ночи я провел у знакомых, но потом я понял, что мне не хватает своей квартиры. В один из вечеров у меня случилась паническая атака, связанная с темой безопасности. В моей ситуации не было доказательств — слово было против слова. Если бы была видеофиксация с аудиофиксацией досмотров и обысков, все было бы очевидно. Необходимо, чтобы эти записи уходили в ГУВД, где их невозможно стереть. Это минимальный шаг. Надеюсь, мой кейс прекратит случаи подбрасывания. Я действительно теперь чувствую, что должен заняться статьей 228, но должен осознать, какие мои навыки я могу применить».
«Нам всем не хватает диалога. Мы [общество и власти] зашли в такую ситуацию, когда все друг от друга защищаемся».
«У меня есть опасения за собственную безопасность. Тут может быть все, что угодно, я постараюсь быть осторожен. Я хотел бы вернуться к своей прежней жизни, ездить в метро».
«Своей жизни не в России и вне этой квартиры я не представляю. Не очень представляю даже, чем я мог бы там заниматься».