Этот материал мы начали обсуждать в середине ноября. Уточнив несколько деталей и прогуглив меня и журнал, Юлия Навальная, к моему удивлению, согласилась. В декабре мы сделали съемку в Германии, в студии неподалеку от Штутгарта. А интервью все переносили и встретились с Юлей в зуме только 11 января. Что произойдет к моменту выхода номера, предположить не берется никто. Но в Юлином мировоззрении поменяется что-то вряд ли.
Как вы внутри себя реагируете на агрессию? Мне кажется, для мужчины все более или менее понятно — отвечай чуть меньшим или чуть большим злом. А у вас как?
В реале я практически не встречалась с агрессией. Нигде. Ни в школе, где учатся дети, ни на улице, ни в общественных пространствах. Наоборот, ко мне часто подходят незнакомые люди и говорят добрые слова, ободряют. После отравления вообще поддержки стало гораздо больше. И я за нее очень благодарна, она дает мне силу. Я понимаю, что я не одна, вокруг люди, которые думают и чувствуют так же, как и я, беспокоятся о моем благополучии. Это очень классно. А вот в интернете, конечно, много всего негативного происходит. Но я отдаю себе отчет, что идет работа по запугиванию всех нас, и тут ничего не поделаешь. Так что где-то процентов пять пишут мне гадости, да.
Вы отвечаете?
Никогда. Да и они забавные, эти комментаторы. Такое впечатление, что посмотрели ток-шоу по телевизору, выпили, расслабились и выдали какую-то чушь. Там часто бессмысленный набор слов, реже предложений. Я не обращаю на это внимания.
А детям не пишут?
Захару особо некуда. Даша не жаловалась — надеюсь, что нет. Ну или по крайней мере не слишком много и в основном предлагают познакомиться. (Смеется.)
После того, что произошло, вы могли бы разыграть карту жертвы, пережившей и прошедшей со своим мужем все. Но вы сознательно этот образ не эксплуатируете и, кажется, даже уменьшаете уровень сентиментальности в разговорах с прессой.
Во-первых, нет никакой жертвенности. Мне нравится то, что делает Алексей, я считаю это правильным. Бывает немножко страшно, после августа — чаще. Но он не отступает, и я не буду. Его хотят остановить не очень хорошие люди, а значит, нельзя им это позволить. Неправильно это. И я восхищаюсь им не потому, что он мой муж, а потому, что я его сторонник и человек, который лучше всех знает, чего стоили ему все эти годы. А во-вторых, свою главную задачу я вижу в том, чтобы, несмотря ни на что, у нас в семье ничего не изменилось: дети были детьми, а дом — домом. Да и не хочу я ничего продумывать — сейчас скажу то, а потом это. Хочу быть собой.