Борьбу с COVID-19 в России возглавляет Роспотребнадзор — федеральная служба, которая в мирное время следит за соблюдением санитарных норм, а во время пандемии оказалась главной по биологической безопасности в стране. Пока рядовые сотрудники ведомства пытаются справиться с неожиданно быстрым распространением инфекции, наверху продолжается ожесточенная борьба за научные достижения и бюджет. Российские эпидемиологи, генетики и вирусологи рассказали корреспонденту отдела расследований «Медузы» Лилии Яппаровой, за что служба получила полтора миллиарда рублей из бюджета — и как из-за этого пострадали исследования вируса в России.
Биологическая бомба из Москвы
9 апреля в небольшой город в 300 километрах от Москвы приехал неизвестный. «Прибыл из столицы, не имея внятной цели и в состоянии максимальной заразности», — вспоминает в беседе с «Медузой» местный санитарный врач (попросил не раскрывать своего имени из опасений, что после интервью его уволят). За два дня в городе мужчина не оставил почти никаких следов. Известно только, что за медицинской помощью он не обращался, ни в одной из больниц записей о нем нет.
Сознание мужчина потерял на автовокзале города, пытаясь вернуться в Москву. «Сатурация 60%, — описал «Медузе» состояние не справляющихся легких местный доктор. — Он задыхался, захлебывался без утопления». Забравшая его бригада скорой помощи не надела даже медицинские маски: никто в городе не знал, что мужчина, зачем-то приехавший в город, умирал от нового коронавируса. «Он уже на пике болезни прибыл, как специально заражать. Складывалось впечатление, что это была биологическая бомба», — вспоминает в разговоре с «Медузой» санитарный врач; за следующие сутки ему, как главному представителю Роспотребнадзора в этой районе области, предстояло провести эпидемиологическое расследование — выяснить, кого еще москвич успел заразить COVID-19.
«Задача со всеми неизвестными», — вспоминает врач в беседе с «Медузой». Чтобы предотвратить эпидемическую вспышку, последние два дня жизни мужчины пришлось восстанавливать по часам. Водитель междугороднего автобуса вспомнил и описал попутчиков зараженного. Съемки с городских камер показали, где он ночевал. На автовокзале провели дезинфекцию, подняли списки проданных билетов и опросили билетерш.
»[С тех пор] прошло меньше 20 дней, а для меня они слились в один бесконечный день. Без выходных и права на отдых, — рассказывает санитарный врач. — Такие эпидемиологические расследования проводятся по каждому подтвержденному случаю. Это ежедневная работа — «служба», которая «на первый взгляд как будто не видна» — как в песне про ментов. Более 80% [отобранных у потенциально зараженных людей] мазков везут в лабораторию Роспотребнадзора: люди там работают в боксах с сотнями потенциально инфицированных проб. Последний месяц работа идет с восьми утра до 11 вечера и без выходных. Ответов [по результатам тестов] жду до часа ночи каждый день, чтобы тут же начать отрабатывать круг контактов [подтвердившихся больных]. А в телевизорах развелось псевдоэкспертов — плато им хочется увидеть».
Во главе системы обеспечения биологической безопасности в России стоит Роспотребнадзор. Эпидемия COVID-19 стала главным вызовом для этой службы за многие годы: слишком быстрым и неконтролируемым оказалось распространение инфекции, которую до 80% заразившихся переносят без симптомов — не чувствуют недомогания, но распространяют вирус. «Главным всегда было проследить и разорвать цепочку [заражений], — делится с «Медузой» главный санитарный врач густонаселенного областного района в пяти часах от Москвы. — Но бессимптомники — это бомбы. Их много». «Какие там, к черту, «цепочки заражений» — там уже весь город горит! Вы можете действовать только на тех, кого видите, а 90% [заболевших] этот главный санитарный врач не видит!» — объясняет эпидемиолог, президент DiaPrep System Inc Михаил Фаворов.
К пандемии Роспотребнадзор не подготовили ни периодические вспышки кори в российских регионах, ни проходящие в ведомстве эпидемиологические учения, где собеседники «Медузы» предотвращали завоз в страну геморрагической лихорадки и чумы. «У пациента с чумой хотя бы яркие клинические симптомы: мы его можем быстро выявить и изолировать», — жалуется сотрудник одной из структур Роспотребнадзора Антон (имя изменено по просьбе собеседника «Медузы»).
Его коллега Залина (имя изменено по просьбе собеседника «Медузы») никогда не сталкивалась с инфекцией, которая так быстро распространяется. «Иногда просто непонятно, откуда она у людей, — рассуждает она в беседе с «Медузой». — Заболел инвалид первой группы — лежачий, не мог никуда выйти! Понятно ведь, что он не прилетал ни из какой заграницы. У него была сиделка — куда она выходила? К нему приходил массажист — где он живет?»
Некоторые случаи кажутся почти необъяснимыми. «Заразился совсем маленький ребенок — грудной, месяц-два; при этом у родителей был отрицательный результат, а у него — положительный. Никакие родственники их не посещали», — удивляется сотрудница Центра гигиены и эпидемиологии Арина (имя изменено по просьбе собеседника «Медузы»).
Оптимизация российских больниц
Во время пандемии коронавируса проявились последствия начавшейся в 2010 году реформы здравоохранения. Больниц осталось слишком мало, чтобы изолировать всех зараженных, жалуется «Медузе» санитарный врач. «Где-то осталась «инфекция» [инфекционная больница] с одним доктором на 100-километровую округу. Где-то — только несколько сосудистых палат. Вынужденно приходится возить больных в соседние районы, а иногда и не в соседние, — рассказывает собеседник «Медузы». — В одном моем районе заболел человек: сначала его доставили в участковую больницу, где уже нет инфекционного отделения, оттуда перевезли в соседний район — дополнительные контакты. Пытались вызвать на себя спецтранспорт из области для госпитализации в инфекционный госпиталь, получили отказ, несколько дней держали у себя; состояние ухудшалось, возможности помочь не было, уговорили о передаче — дополнительные контакты» (Минздрав не ответил на вопросы «Медузы» о последствиях оптимизации больниц).
»Советская система медсортировки во время эпидемий практически не отрабатывается, хотя она чрезвычайно эффективна, — продолжает санитарный врач. — Эта система предполагает деление пациентов на три потока: подтвержденные больные, подозрительные на болезнь и прочие, не имеющие характерной клиники и контактов. Для этого должны организовываться инфекционный стационар — для больных, провизорный стационар — для подозрительных, обсерватор — для здоровых контактных. И обычные медотделения с отделениями фильтра — для лечения иных патологий. Я не вижу развертывания этой системы, к сожалению. В нормативных документах везде используется понятие «госпиталь»: «инфекционный госпиталь», «провизорный госпиталь». Но может ведь быть и отделение, стационар».
Сокращения проходят и в Роспотребнадзоре. «Оптимизация зарезала службу, — рассказывает «Медузе» глава одного из территориальных подразделений Роспотребнадзора. — В этом году нас вообще планировали ликвидировать окончательно, присоединить к Россельхознадзору. Если раньше в моем районе было до 90 человек в штате, то сегодня на 10 районов, включая лаборатории, уборщиц, сторожей, водителей, нас осталось 60. В апреле еще областное руководство обрадовало, что срежет все доплаты и получим МРОТ. От переживаний за коллектив сердце прихватило, но работать надо. Некому больше — даже за 11 200 [рублей в месяц]» (Роспотребнадзор не ответил на вопросы «Медузы» о необходимости таких оптимизации и сокращений).
Еще в феврале сотрудники Роспотребнадзора верили, что COVID-19 удастся остановить в аэропортах, рассказывает Антон, с середины января встречавший в московском Внуково рейсы из Китая. «Нам казалось, что удастся предотвратить распространение эпидемии в России, что противоэпидемических мероприятий на границе хватит, что это будет протекать как обычный грипп», — вспоминает Антон. Он до сих пор пытается понять, где была допущена ошибка: «В первые дни был форменный бардак: у одного борта провели только термометрию, во втором сделали и мазки, и термометрию, на третьем мазки брали только у тех, у кого была повышена температура. Не было методических рекомендаций проводить исследование на коронавирус у бессимптомных пациентов или у бортов, которые прилетали из регионов, где еще не было большого числа больных».
С 31 декабря 2019 года по начало апреля, рассказали «Медузе» в Роспотребнадзоре, таким образом были досмотрены 5 274 029 человек; у 594 из них выявили «признаки инфекционных болезней». Во всех пунктах пропуска проводился контроль температуры; методические рекомендации по усилению санитарно-карантинного контроля, говорят в ведомстве, были разработаны и направлены сотрудникам пограничных пунктов еще в январе.
Тем не менее вирус завезли в Россию сразу из нескольких стран Европы, рассказали «Медузе» врачи-инфекционисты, а также изучающие генетику российского варианта коронавируса ученые.
Как устроен контроль на границе
«Прилетал борт из контактных стран, а проверяли только одного-двух людей. Мне писали пациенты из Москвы, что прилетели вместе рейсом из Вероны, когда Италия уже была вся в огне. Прилетела семья: родители живут в Челябинске, а дочка — в Москве. К родителям в Челябинске в тот же день пришел человек, забрал мазочки, их начали отслеживать, а к вот этой девушке, у которой был и кашель, и температура, вообще никто не пришел! Она звонила постоянно в Роспотребнадзор, в 112, по всем горячим линиям, в поликлинику — ей говорили, что «у вас ОРВИ». И таких историй — просто море», — рассказывает инфекционист из Санкт-Петербурга.
«В Россию вирус был завезен неоднократно — в основном, по-видимому, россиянами, возвращающимися из Европы», — рассказывает эволюционный биолог и профессор Сколтеха Георгий Базыкин. «Очень вероятно, были множественные завозы из разных мест: среди исследованных образцов есть близкие к французским, испанским, бельгийским, американским [вариантам коронавируса] — очень разные», — говорит Андрей Комиссаров, чья команда из петербургского Института гриппа имени Смородинцева первой в стране секвенировала геном COVID-19.
Но на январских рейсах из Китая, которые встречал Антон, никого так и не выявили. «Возможно, именно тогда и пропустили: симптомов у пассажира нет, анализ ему не сделали… Боюсь, мы просто пропустили бессимптомную форму: в нужный момент у нужного человека не был отобран мазок», — делится сотрудник Роспотребнадзора.
Вскоре после этого новые случаи заболевания коронавирусной инфекцией обнаружили уже не в столичных аэропортах, а в Тюмени и Забайкалье.
COVID, да не тот
Первыми заболевшими COVID-19 в России стали двое граждан Китая. 31 января вице-премьер Татьяна Голикова сообщила, что «они находятся под жестким наблюдением» в Тюмени и Чите. Через двое суток один из пациентов, Ван Юньбинь, связался с журналистами и попросил отправить его кровь «на исследование в Маньчжурию»: оказалось, российские врачи брали у него анализы уже шесть раз, но так и не смогли назвать результат.
Тестирование могло вызвать у российских специалистов такие затруднения, потому что Ван Юньбинь, его семья, а также проходившая обучение в Тюмени китайская студентка на самом деле не были больны COVID-19 — по крайней мере, такая версия активно обсуждается, рассказали «Медузе» трое российских ученых, изучающих новый коронавирус. «Первые два случая COVID в России не были COVID, — убежденно говорит «Медузе» эпидемиолог, глава одного из институтов в составе системы здравоохранения. — Этого вам, конечно, никто никогда не подтвердит, но китайцы в Тюмени и в Чите, говорят, были просто ложноположительными [результатами тестирования]».
Косвенным подтверждением этой версии может служить тот факт, что генетический анализ образцов вируса — по официальным данным, единственных, завезенных в Россию прямо из Китая, — так и не провели; обидное упущение для любого исследователя. «Очень интересно было бы узнать генетические свойства вирусов из Тюмени и Читы, но никаких данных нет, к сожалению», — говорит Андрей Комиссаров, чья команда из петербургского Института гриппа имени Смородинцева секвенировала геном COVID-19.
От тюменского и забайкальского заражений почему-то не осталось следов в международной базе GISAID, куда все страны выкладывают результаты своих генетических исследований, отмечает эволюционный биолог Георгий Базыкин. Секвенированием образцов должна была заняться лаборатория новосибирского центра вирусологии «Вектор», входящего в систему Роспотребнадзора: в первые недели эпидемии у ведомства было эксклюзивное право на работу с образцами COVID-19. «Вот начинаются последовательности, выложенные «Вектором», — комментирует Комиссаров скриншоты из GISAID. — Самый ранний из секвенированных и выложенных в базу образцов был отобран [не в январе, а] 11 марта 2020 года» (Роспотребнадзор не стал прояснять «Медузе» судьбу забайкальского и сибирского образцов).
Проблемы с анализом образцов в ГНЦ вирусологии и эпидемиологии «Вектор», возглавляющем в Роспотребнадзоре исследования COVID-19, стали заметны с самого начала эпидемии. Первая российская тест-система, разработанная новосибирским научным центром уже к 29 января, оказалась низкочувствительной («10 в 5-й степени копий плазмид на миллилитр») и неточной. К апрелю это публично признал глава департамента здравоохранения Москвы Алексей Хрипун; соглашаются с этим и поговорившие с «Медузой» разработчик тестов, специалист в области биотехнологий, эпидемиолог, вирусолог, а также четверо сотрудников разных подразделений Роспотребнадзора, в том числе ЦНИИ эпидемиологии.
Однако в официальном ответе ведомства на вопросы «Медузы» говорится: »[Разработанные научными организациями Роспотребнадзора] тест-системы… обладают максимально возможной чувствительностью и выявляют единичные копии вируса в реакции. Данные подтверждены как с использованием живого вируса при лабораторных испытаниях, в том числе за рубежом (в частности, в Китае), так и при исследовании на клиническом материале».
По оценке главного внештатного пульмонолога Минздрава Сергея Авдеева, тесты давали ложноотрицательный результат в 20–30%, поэтому все их приходилось перепроверять в Новосибирске — в самом «Векторе». «Анализы шли [оттуда] от семи до 28 дней», — вспоминает сотрудник инфекционной больницы № 2 в Москве. «ПЦР делается всего четыре часа — почему [результата ждать] так долго?» — спрашивает сотрудница одного из центров гигиены и эпидемиологии Роспотребнадзора. »[Со стороны Роспотребнадзора] это было свинство, — говорит глава одного из институтов в составе системы здравоохранения. — Свинство и абсурд, потому что их же собственная система в результате проработала в режиме тройной нагрузки в течение февраля и первой половины марта. Даже когда было мало случаев [COVID-19], бедные ребята безвылазно сидели в [предназначенных для работы с биологически опасными образцами] противочумных костюмах» (с 23 марта валидацию анализов разрешили проводить не только в Новосибирске, но и в Москве.)
Начало болезни первые российские тесты могли и не выявить — в случае с COVID-19, когда развитие осложнений происходит стремительно, это повышало «риски развития тяжелых форм заболеваний», предупреждал врачей департамент здравоохранения Москвы. Медленная диагностика затрудняла организацию и медицинской помощи, и противоэпидемических мероприятий. «Там тянут с ответами, а здесь люди мрут. В полувоенное время нельзя так! Если ты долго ждешь тест, то не знаешь, какие меры к конкретному человеку применять, в какую зону больницы его отправлять, изолировать его от других пациентов — или нет. Долго ждешь теста — и три человека с разным COVID-статусом оказываются в одной палате, чтобы заразить друг друга», — объяснил «Медузе» чиновник из сферы здравоохранения.
Большинство этих ошибок объясняется срочностью создания тест-системы; рекордный дедлайн «Вектору» поставило само руководство Роспотребнадзора. «Все забывают, что к «Вектору» просто пришли и сказали: «Вам за неделю нужно провести полный цикл — от начала исследований до выпуска первых образцов», — рассказывает сотрудник входящего в структуру санитарного ведомства ЦНИИ эпидемиологии. — Когда надо бы месяц-два. По рассказам, «Вектор» при создании системы перевел сотрудников на круглосуточный режим» (Роспотребнадзор не стал комментировать «Медузе», связано ли было несовершенство теста со сроками его разработки).
Роспотребнадзор ускорил разработку в ущерб диагностике, хотя Россия могла воспользоваться рекомендованной ВОЗ готовой тест-системой от признанного разработчика, берлинского научно-клинического центра «Шарите», рассказал «Медузе» директор одного из институтов в составе Минздрава.
Что это за система?
Эпидемиолог предполагает, что в этой ситуации верх взяли ведомственные интересы. «Поскольку Роспотреб доложил наверх, что они разрабатывают свою тест-систему, им уже их конъюнктурные интересы не позволили отыграть назад, — рассуждает собеседник «Медузы». — Потом, по всей видимости, тест-систему доработали, но в первые недели мы все использовали несовершенную «экстренную» систему из-за личных амбиций руководства».
Всемирная организация здравоохранения действительно передала России тест-систему, подтвердил «Медузе» заведующий лабораторией молекулярной вирусологии НИИ гриппа в Санкт-Петербурге Андрей Комиссаров. Около 10 наборов примерно на тысячу тестирований оказались у российских ученых в феврале. Для копирования система была открыта еще с 13 января, когда ее протокол был опубликован на сайте ВОЗ, рассказывает Комиссаров, чья лаборатория сейчас изучает COVID-19.
Именно этими системами, по его словам, НИИ гриппа в Петербурге пользовался в первое время для проведения тестов. «Многие научные лаборатории, ознакомившись с протоколами, размещенными на сайте ВОЗ, постарались их внедрить у себя для научных исследований, — говорит Комиссаров. — Прочитав протокол ПЦР-детекции коронавируса, вы можете заказать все, что нужно, и внедрить его у себя в лаборатории. Далее вы проводите валидацию, смотрите, как он работает у вас в руках. Если возникают сомнения, существует механизм отправки образцов на проверку в референс-лаборатории, признанные ВОЗ, за деньги ВОЗ».
Как скопировать тест-систему?
«Медуза» изучила документацию к тест-системе, предоставленной ВОЗ российским специалистам в феврале 2020 года, и попросила Андрея Комиссарова из НИИ гриппа объяснить, как можно, ориентируясь только на письменные инструкции, воспроизвести протокол детекции вируса у себя в лаборатории:
«Набор для выявления РНК коронавируса в образцах включает в себя следующие реагенты:
1) буфер (специальный раствор) для ПЦР;
2) ферменты;
3) праймеры и зонды;
4) положительный контроль.
Первые два компонента не зависят от того, что вы хотите выявлять. То есть буферы и ферменты для ПЦР могут быть совершенно одинаковыми, что бы вы ни искали в образце — хоть коронавирус, хоть вирус гриппа, хоть кишечную палочку. Эти буферов и ферментов существует великое множество, сотни коммерческих продуктов на любой вкус и кошелек. В ПЦР-лабораториях всегда есть некий запас таких реагентов, причем разных марок и производителей.
А вот праймеры, зонды и положительный контроль зависят от возбудителя. Праймеры и зонды — это короткие олигонуклеотиды, комплементарные неким участкам в геноме возбудителя. Самый важный этап разработки протокола детекции — дизайн праймеров и зонда. Последовательности праймеров и зонда — это «сердце» протокола детекции. Вот, например, праймеры и зонды, предложенные учеными из клиники «Шарите»:
Зная последовательности праймеров и зондов, любой специалист может заказать их синтез и через неделю (в пандемию сроки синтеза зондов могли быть намного больше) иметь их у себя в лаборатории. В большинстве развитых стран существует большое количество компаний, которые предлагают услуги по синтезу олигонуклеотидов (праймеры и зонды) на заказ. В России, это например, «Синтол», «Евроген», Lumiprobe, «АТГ Сервис Ген» и другие. Вы отправляете им таблицу, как я привел выше, и через неделю получаете по почте пробирки с праймерами и зондами.
Остается последний компонент — положительный контроль. С ним сложнее. В идеале положительный контроль — это сам вирус. Но так как передача патогенных вирусов во всех странах мира строго регулируется, чаще всего в качестве положительного контроля используется нуклеиновая кислота вируса (в случае коронавируса — РНК) или специально сконструированная плазмида. РНК вируса может быть получена как путем ее выделения из вируса, так и синтетически.
Существуют специальные ресурсы для обмена вирусами и их производными. Одним из самых известных является Европейский вирусный архив (EVAg). Положительные контроли довольно быстро стали доступны для заказа там. Та же клиника «Шарите» разместила там еще в середине января Wuhan coronavirus 2019 E gene control.
А ученые из Гонконгского университета использовали в качестве контроля плазмиду. Они ее по запросу совершенно бесплатно высылали всем желающим».
Но чтобы использовать скопированный протокол для массового тестирования внутри страны, нужно зарегистрировать получившуюся тест-систему. «В чем ее отличие от протокола? В том, что тест-система — готовый к использованию продукт, валидированный производителем. Если даже самая распрекрасная система не имеет регистрационного удостоверения в России, то результаты, которые получаются на ней, юридической значимости не имеют — вы не сможете, например, отправить человека на карантин», — объясняет Комиссаров.
В Минздраве (регистрацией тест-систем занимается находящийся в подчинении у министерства Росздравнадзор) не ответили на вопрос «Медузы», рассматривалась ли ведомством возможность использования системы «Шарите» для массового тестирования россиян. «Никаких препятствий для регистрации этих тест-систем нет. <…> На сегодняшний день в Российской Федерации зарегистрировано более 21 тест-системы для определения нового коронавируса, среди них… зарубежные тест-системы, разработки… научно-исследовательских институтов Минздрава, ФМБА России и частных компаний», — сказали «Медузе» в Роспотребнадзоре.
Престижная болезнь
С самого начала эпидемии Роспотребнадзор пользуется своим положением главного ведомства по биологической безопасности, чтобы осложнить работу других лабораторий, рассказали «Медузе» девять собеседников, в том числе двое ученых из структур самой санитарной службы, специалист в области биотехнологий, вирусолог, трое собеседников в разных подразделениях Минздрава и ФМБА, а также собеседник в РАН (Роспотребнадзор эти сведения комментировать не стал).
Конкуренция уничтожается еще на этапе зарождения научной работы. «Коронавирус — серьезная игра, — говорит один из ведущих эпидемиологов системы здравоохранения (Минздрав тоже претендует на брошенный на борьбу с COVID-19 бюджет). — Научные достижения сейчас — это заявка на долю пирога. Кто больше отсеквенировал, тот больше опубликуется, покажет, что контролирует ситуацию, — и повысит свои шансы на какие-то бюджетные вливания». Уже пострадали исследования генетики вируса, с опозданием началось по-настоящему массовое тестирование, и может даже замедлиться создание вакцины, считают собеседники «Медузы».
19 марта 2020 года НИИ гриппа в Петербурге расшифровал генетическую структуру российской разновидности COVID-19 — полный геном коронавируса ученые получили из носоглоточного мазка, взятого у 30-летней женщины. Такие исследования важны для разработок вакцины и лечения; так можно даже расследовать конкретные вспышки.
Как генетика вируса связана с созданием вакцин
«Выводы и результаты [расшифровки генома вируса] могут использоваться для создания вакцин», — говорит Андрей Комиссаров из НИИ гриппа в Петербурге. «Секвенирование — это работа и на вакцины, и на диагностику, потому что надо знать разнообразие генетических последовательностей этих изолятов, чтобы и вакцина была универсальная, и чтобы диагностика выявляла все изоляты, а не только их часть», — считает молекулярный биолог Сергей Нетесов, до 2005 года возглавлявший центр «Вектор».
«Также научный смысл [секвенирования] в понимании путей распространении инфекции: с помощью генетических данных вы можете практически в режиме реального времени смотреть, как распространяется вирус», — рассказывает Комиссаров.
Дело в том, что COVID-19 непрерывно эволюционирует (увидеть генеалогическое древо вируса можно на сайте GISAID). «Коронавирус быстро мутирует. На три передачи [от человека к человеку] — это в среднем 15 дней — вирус накапливает одну мутацию. И если последовательности генома вируса у двух пациентов идентичные, это, как правило, значит, что их отделяет не больше трех передач — не больше трех «рукопожатий». Если их геномы отличаются одной мутацией — это от четырех до шести передач, и так далее. И эти цепочки вы можете восстанавливать, даже не имея данных эпидемиологического расследования, — рассказывает профессор Сколтеха Георгий Базыкин. — По близости генетических последовательностей и по их эволюционным отношениям друг к другу можете «угадывать» пути передачи, даже если вы сам факт передачи не проследили».
Через несколько недель исследовательская группа поняла, что на них «кто-то обиделся», вспоминает заведующий лабораторией Андрей Комиссаров. «Начали накатываться странные медийные волны: что и сиквенсы у нас плохие, и сами мы ничего не умеем делать. Сначала странная статья китайского СМИ, которому все это «подтвердил высокопоставленный ученый из Москвы». Потом еще дурацкое «расследование» о том, что мы «агенты Госдепа»».
Что пишут в этом расследовании?
Автор материала на сайте «Октагон» Тарас Подрез сказал «Медузе», что написал статью «по открытым данным». «Любимая игра пиарщиков — думать, кто заказал. На самом деле часто бывает так, что натыкаешься — и все. News.google.com — заходим, вбиваем Russia и ищем новости», — говорит бывший сотрудник «Известий» и Life.ru; также с проектом «Октагон» сотрудничают ветеран Донбасса и бывший нацбол Ростислав Журавлев, публицист Дмитрий Ольшанский и пранкер Лексус; наблюдательный совет проекта возглавляет политолог и обозреватель телеканала «Царьград» Сергей Михеев.
«Это было смешно, но довольно мерзко и портило нервы», — вспоминает ученый. Источников этой медийной атаки он не знает.
Реакция на научные успехи НИИ гриппа не ограничилась публикациями, рассказали «Медузе» один из ведущих эпидемиологов Минздрава и сотрудник ЦНИИ эпидемиологии, входящего в состав Роспотребнадзора. Последовали и действия санитарного ведомства, утверждают собеседники. «Когда они первыми работу [по секвенированию] сделали — обогнали [центр Роспотребнадзора] «Вектор», — им прилетела обратка за это, — говорит собеседник из системы Минздрава. — К ним явно в худшую сторону изменилось отношение после того. Роспотребнадзор заметно ужесточил подход к лицензированию их работы с биологически опасными агентами — все вроде в рамках формальных требований, но всем все понятно».
»[Против НИИ гриппа] применили административный ресурс, — подтверждает ученый из системы Роспотребнадзора. — Они опубликовали первый штамм, а следующий не публикуют. Это может быть связано только с одним — с тем, что кто-то им сверху сказал этого не делать» (Роспотребнадзор и Минздрав не стали комментировать, оказывалось ли давление на НИИ гриппа имени Смородинцева).
Роспотребнадзор — санитарные власти, на которые возложена выдача разрешений на работу с биоматериалами разных групп патогенности, поэтому от ведомства зависят почти все российские лаборатории. «Например, лицензию на работу с опасными вирусами лабораториям нужно продлевать. И вдруг им говорят: «А у вас вот этого документа не хватает». Никогда раньше не спрашивали, а тут вдруг взяли и спросили», — описывает отечественный эпидемиолог запретительные возможности Роспотребнадзора, благодаря которым ведомство получило эксклюзивное право на исследование COVID-19. Остальным ученым не давали доступа к зараженным биоматериалам как внутри страны, так и при попытке перевезти необходимое через границу. «Роспотребнадзор всех постарался придушить», — резюмирует один из собеседников «Медузы», пытавшийся изучать новый коронавирус.
24 января, когда Россия только приступала к изучению SARS-CoV-2, вышло постановление главы Роспотребнадзора Анны Поповой: руководителям территориальных органов Роспотребнадзора поручили обеспечить «сбор… и своевременность транспортирования биологического материала» только в одно место — научный центр «Вектор». «В первую очередь все образцы инфекционные должен получать «Вектор», а потом уже все остальные, — рассказывает Комиссаров. — Так что пока речь шла о том, чтобы охотиться за китайцами, у нас шансов конкурировать с Роспотребнадзором было ноль».
Первые образцы, оказавшиеся положительными на COVID-19, НИИ гриппа получил не от Роспотребнадзора, а из российских больниц. «Мазки из носа, из зева, мокрота, а от тяжелых пациентов идут образцы из нижних дыхательных путей — промывные воды бронхов, — перечисление Комиссарова то и дело прерывает шипение рации, по которой он держит связь с коллегами в «красной зоне», где исследуют зараженный биоматериал. — У нас комбинезоны вроде тех, в которых Путин по Коммунарке ходил. За последние три недели мы сделали шесть тысяч образцов — я испытываю спортивный азарт от того, сколько мы успеваем сделать тестов и сиквенсов. Работаем почти круглосуточно: у нас тут раскладушки стоят».
«Монополию ГНЦ «Вектор»… на образцы» Роспотребнадзор оберегал, в том числе блокируя поставки штаммов из Европы, писал посвященный молекуляной диагностике сайт pcr.news: «Формальных запретов на его провоз в Россию нет, но нужно получить разрешение Федеральной службы по техническому и экспортному контролю (ФСТЭК), а та просит санитарно-эпидемиологическое заключение, которое по второй группе выдает опять же лишь Роспотребнадзор. Процесс может тянуться годами». «Я знаю коллег, которые так и не смогли получить разрешение на ввоз», — подтверждает Комиссаров.
Ограничен был и круг лабораторий, допущенных к тестированию нового, отнесенного к II группе патогенности коронавируса: 24 января постановлением главного государственного санитарного врача было предписано проводить все тестирование образцов с COVID-19 через «Вектор». И только с марта новые постановления постепенно расширяли круг допущенных к работе с COVID-19 лабораторий; к апрелю почти все они оказались допущены к тестированию.
Как расширяли круг лабораторий
Постановление Роспотребнадзора от 2 марта предписало проводить тестирование только в лабораториях Центров гигиены и эпидемиологии субъектов Федерации, имеющих санэпидзаключение на работу с патогенными биологическими агентами (ПБА) II группы. В постановлении от 6 марта было сказано, что любые работы должны производиться в лабораториях, имеющих разрешение на работу с возбудителями инфекционных заболеваний II степени патогенности. Постановление от 13 марта разрешило лабораториям, имеющим санэпидзаключение на работу с ПБА III—IV группы, проводить тестирование образцов от людей без признаков ОРВИ и не имевших контактов с подтвержденными случаями COVID-19. Наконец, постановление от 30 марта допустило к тестированию на SARS-CoV-2 у любых пациентов все лаборатории, имеющие разрешение на работу с возбудителями III—IV группы патогенности, «вне зависимости от их [лабораторий] организационно-правовой формы».
Молекулярный биолог и член-корреспондент РАН Сергей Нетесов рассказал «Медузе», что работа по секвенированию пока не согласовывается в том числе центрам генных технологий РАН. «Это не конкуренция, это собака на сене, — считает Нетесов. — Очень большие мощности по секвенированию генома имеет Академия наук. Но для того, чтобы она получила эти образцы, ей нужно разрешение руководителей больниц, органов здравоохранения и Роспотребнадзора. Почему бы организациям Роспотребнадзора и больницам не передать им дезактивированные материалы для секвенирования?»
Роспотребнадзор не позволяет конкурировать с «Вектором» даже исследователям из других входящих в систему санитарного ведомства институтов, рассказали «Медузе» сотрудники двух таких НИИ. «Есть организация «Вектор» — это любимая дочь Роспотребнадзора. И когда нелюбимый сын или дочь что-то делают раньше «Вектора», им нужно приложить немалые бюрократические усилия, чтобы иметь право сказать: «А мы были первыми, а мы добились». Например, не уверен, что увидят свет наши данные по секвенированию», — объясняет собеседник в ЦНИИ эпидемиологии. О не реализовавшихся планах по созданию тест-системы для определения антител к SARS-CoV-2 рассказывает собеседник «Медузы» в НИИ эпидемиологии и микробиологии имени Габричевского. «И даже начали, но не успели. В Роспотребнадзоре достаточно четко между институтами функции поделены», — говорит он.
«Проведение научных исследований и разработок — одна из основных задач научных организаций Роспотребнадзора, эта деятельность только поощряется», — сказали «Медузе» в ведомстве.
«У меня не существует каких-либо запретов и ограничений на научную деятельность, наоборот, такая деятельность поощряется, — сказал «Медузе» директор ЦНИИ эпидемиологии Роспотребнадора, академик РАН Василий Акимкин. — Конкуренция в науке — явление абсолютно нормальное, жизненное. И на мой взгляд, хорошо, что в составе Роспотребнадзора есть научно-исследовательские институты, которые могут работать, дополняя друг друга. У каждого института есть преимущественные направления научной деятельности, но это не является основанием для запрета заниматься изучением общих проблем другим научным коллективам».
25 марта стало известно, что почти полтора миллиарда рублей, направленных из бюджета на борьбу с коронавирусом, получат новосибирский центр «Вектор», институт «Микроб» (тоже в структуре санитарного ведомства) и сеть лабораторий Роспотребнадзора — для разработки вакцины, лечения, а также для продолжения тестирования россиян. «Первую тест-систему разработал «Вектор» — ему сразу сколько-то миллиардов рублей на дальнейшие разработки дали. А вторым уже столько не дают», — комментирует Вадим Покровский, руководитель Федерального центра СПИД при ЦНИИ эпидемиологии Роспотребнадзора.
Ограничили действия Роспотребнадзора и вклад России в исследование генетики нового вируса. «Основным хранилищем генетических последовательностей SARS-CoV-2 является база данных EpiCoV GISAID, — говорит Комиссаров. — Там сейчас всего в районе 150 сиквенсов из России. Для сравнения: Великобритания уже сделала три с половиной тысячи».
Двое ученых из систем Минздрава и ФМБА поделились с «Медузой», что провели исследования генома или негласно, или на основании образцов вируса, полученных из-за границы, — и поэтому даже не надеются опубликовать результаты. «Я сделал много геномов, но я их не выложил, потому что не имею права — и не буду его иметь по ходу, — усмехается сотрудник структуры ФМБА. — Роспотребнадзор не выдал мне разрешение на работу с конкретной группой патогенности, так что я не могу официально получать образцы больных и выделять РНК. И если я сейчас выложу все эти геномы, то меня спросят: «А откуда ты взял материал?»» «Мы пришли к тому, что нам проще работать с международными системами и коллегами из других стран и исследовать эпидемиологию вируса во всем мире, чем пытаться получить данные в России», — делится директор одного из институтов в составе системы здравоохранения.
Что говорят об этом в Минздраве и ФМБА?
«Какая-либо информация о конкуренции при исследованиях новой коронавирусной инфекции либо о препятствовании в таких исследованиях у ФМБА России отсутствует, — ответили в ФМБА на запрос «Медузы». — Реализуемые ФМБА России исследования новой коронавирусной инфекции предполагают работы только с синтезированными белками при отсутствии нуклеиновых кислот, то есть не подпадают под работы, регламентируемые санитарно-эпидемиологическими правилами СП 1.3.3118-13 «Безопасность работы с микроорганизмами I—II групп патогенности (опасности). В случае необходимости проведения работ с вирулентными штаммами в качестве соисполнителей привлекаются научно-исследовательские институты, имеющие разрешение на такие виды деятельности».
Минздрав не ответил на вопросы «Медузы» о научной конкуренции между ведомствами.
Закрыв в феврале и начале марта доступ к необходимым биоматериалам и образцам, Роспотребнадзор ограничил работу по созданию тест-систем для многих государственных и коммерческих участников биотехнологического рынка. «Все тест-системы, которые были в марте разработаны, — рассказал на условиях анонимности собеседник «Медузы» в одной из структур Минздрава, — это все было подпольно. Люди правдой и неправдой обходили препоны Роспотребнадзора, а ведомство делало все, чтобы была только кривая «Векторовская» система» (о проблемах с испытаниями новых тестов в рассказывал, например, в интервью «Медузе» один из разработчиков новых тест-систем Владимир Колин).
Первым тестом от частных производителей, с рекордной скоростью получившим лицензию Росздравнадзора, стала продукция компании «Эвотэк-Мирай Геномикс». Она связана с компаниями, принадлежащими семье друга Владимира Путина Аркадия Ротенберга, а ее главный инвестор — Российский фонд прямых инвестиций (РФПИ).
Роспотребнадзор не единственный агрессивный игрок на рынке научных достижений: например, ограничивает действия конкурентов Минздрав, рассказали двое собеседников «Медузы» (Минздрав отказался от комментария).
А что Минздрав?
Минздрав не делится с учреждениями Роспотребнадзора медицинскими досье пациентов с новым коронавирусом, рассказали «Медузе» сотрудник ЦНИИ эпидемиологии (входит в систему санитарного ведомства), а также директор одного из институтов в составе Минздрава. «Без медицинских историй сиквенс очень мало стоит, — объясняет один из эпидемиологов. — Для того чтобы опубликовать информацию о геноме, нужно знать источник получения: от какого больного, в каком городе, в какую дату образец взят. А если к тебе приходит просто непонятная пробирка без сопроводительной документации, то ты отсеквенировать геном можешь, но потом эти данные будет очень трудно использовать. Вот как вы в научном журнале потом объясните, что вы там отсеквенировали?» «Медицинскими досье действительно не делятся из-за конкуренции за фонды, — говорит научный журналист Алексей Водовозов. — Папочки с клинической картиной они предпочитают предоставить кому-то своему, то есть не Роспотребнадзору, а какому-то минздравовскому институту».
Следующий этап борьбы с COVID-19 — это создание вакцины. Вирусолог Анатолий Альштейн уже сейчас предлагает не допустить монополии на эти разработки; к исследованиям нужно подключить как можно больше команд, говорит ученый из НИИ эпидемиологии и микробиологии имени Гамалеи. «Думаю, что без живой вакцины проблема COVID-19 не может быть решена, — говорит «Медузе» Альштейн. — И та небольшая вирусология, которая есть в «Векторе» и в других закрытых институтах, совершенно недостаточна. Там чисто вирусологические проблемы: выделение штаммов вируса, изучение этих штаммов на животных, которые к нему малочувствительны. Проведение экспериментов, приготовление клеточных культур, титрование вирусов и изучение их свойств — здесь нужно много голов и много рук».