Мария Максакова — оперная певица и бывшая солистка Мариинского театра. Ее жизнь — готовая история для книги, а то и нескольких. Мария — представительница известной династии, ее дедушкой, по легенде, был Иосиф Сталин. В 25 лет познакомилась с криминальным авторитетом Владимиром Тюриным. Родила от него двух детей, которых Тюрин потом отобрал. Вышла замуж за депутата Госдумы Дениса Вороненкова. Через два года после свадьбы его расстреляли в центре Киева. Теперь Мария живет в столице Украины под защитой государственной охраны. Мечтает вернуть детей и украденную недвижимость. Об этом и многом другом она рассказала «Фонтанке».
— Многие женщины страдают безмолвно, — с этих слов Максакова начала рассказывать свою историю. — У них там свои преступники, но это горе сопровождает женскую долю повсеместно. И это в России. В стране, которая одной из первых провозгласила законодательно равенство прав мужчин и женщин в 1917 году. Что же это за откат в далекое прошлое в виде декриминализации домашнего насилия? Женщины молча терпят многие годы. Сегодня это просто аттракцион: всего за пять тысяч рублей можно избить свою жену. И это не слабость женщины. Это просто безысходность. Но у меня другая история: я взбунтовалась. В последние годы мой бунт выставлен на всеобщее обозрение. Моя история про то, как один законопослушный человек столкнулся с преступным миром, с миром уголовников и бандитов. И только благодаря тому, что мне хватило сообразительности остаться в Украине, я до сих пор жива. Сейчас с высоты прошедших пяти лет становится все более очевидно, с какими людьми свела меня судьба. И если в одной, самой первой из этих встреч я виновата сама, то все остальные пришли в мою жизнь без моего желания. Я хочу рассказать про эту первую ошибку, роковую, совершенную мной в 25-летнем возрасте, из-за которой я продолжаю страдать по сей день.
— Тогда давайте начнем с самого начала. Как вы познакомились с Тюриным?
— Он увидел меня в передаче «Пока все дома», где я вся такая наивная, кисейная барышня в кружевах рассказывала что-то об эфемерных материях, музыке и так далее. И он решил, что вот эта особь из хорошей семьи, абсолютно ничего не соображающая, ему подойдет. А мне было 25 лет. Я закончила Центральную музыкальную школу, где сидела за роялем по шесть часов в день, помимо общеобразовательных предметов, после ЦМШ получила два высших образования, знала шесть языков и была солисткой Новой Оперы. Понятно, что этот выбор он сделал из тщеславия, ему надо было пробраться и закрепиться в Москве в элите. С его стороны это был полнейший расчет. Началась осада.
— Как это выглядело?
— Сначала он выяснил, есть ли у нас общие знакомые. Таковые оказались, и он выбрал человека, вхожего в дом первой жены моего брата, в качестве тарана. Они стали меня обрабатывать, чтобы я пришла на встречу. Я не хотела. Два месяца сопротивлялась, считала, что у меня и так все отлично в жизни. Они не говорили, с кем именно хотят меня познакомить. Описывали его просто как хорошего и крепкого бизнесмена с серьезными намерениями. А я делала карьеру и не хотела, чтобы меня с кем-то сводили.
— О замужестве вы не думали?
— Я была одержима своей карьерой. Я пела в Новой Опере в трех-четырех спектаклях ведущие партии. У меня все шло в гору. Но через два месяца ежедневных уговоров, хождений посыльных Тюрина на мои спектакли я сдалась и согласилась на встречу. К великому моему сожалению. 1 июня 2003 года я пришла в ресторан Golden Palace. Он уже ждал меня. Чтобы легче было строить разговор, он пригласил еще каких-то людей, которые были очень гостеприимны и готовы были мне тут же принести все, что я захочу. И что самое смешное, он тогда сказал, что сразу разглядел во мне талант. Я сейчас понимаю, какая это была мерзость и манипуляция. Он быстро понял, что я хочу делать карьеру, и пообещал помогать, даже если у нас ничего не получится. Заявил, что готов профинансировать любую мою постановку.
— Какое первое впечатление он на вас произвел?
— Он был очень улыбчив, казался мне почему-то очень добрым, но несколько побитым жизнью, человеком, который смотрит на все с какой-то мудростью. Мне показалось, что в нем нет агрессии.
— Какая-то фраза, комплимент, которым он вас особенно поразил в тот вечер?
— Он очень старался, но я бы не сказала, что у меня возникли какие-то эмоции. Ну посидела с ним часа полтора-два и уехала. Но он не отступил.
— Поехать с ним после ужина не предлагал?
— Нет. Он прекрасно понимал, что только шокирует подобным. Он был предельно аккуратен. Последующие четыре месяца ко мне ежедневно приезжали посыльные с цветами и ягодами с Дорогомиловского рынка. Еще тогда надо было подумать, к чему столько малины. Малина в таком количестве в жизни не нужна. Он довольно долго добивался моего расположения. В итоге просто взял измором. Он всеми способами демонстрировал, что хочет создать семью, что вся моя жизнь будет лишена материальных сложностей, стоит только мне ответить на его ухаживания. Помимо меня, он обрабатывал еще и все мое окружение. Даже мои подруги стали говорить, какой он основательный бизнесмен, и что вообще-то мне только что исполнилось аж 26 лет, и что пение — это хорошо, но нужно думать и о будущем. В итоге он своего добился.
— Вы пытались наводить справки о нем?
— Пыталась. Я узнала его полное имя. Искала информацию о нем в интернете, у знакомых. Но о нем не было вообще никаких сведений. Для меня все открылось только в Испании. В октябре я забеременела Ильей. После этого наши отношения сильно изменились. Он прекрасно понимал, что дело сделано, на меня силы можно больше не тратить.
— То есть в июне вы познакомились, а в октябре забеременели?
— Да.
— Читал, что вы верующий человек. Плюс планы с карьерой. Почему вы сначала не сыграли свадьбу?
— Я в тот момент увлеклась эзотерикой, читала Гурджиева. Для меня это было духовной историей. Рожать Илюшу уехала в Мюнхен. Там он организовал все условия: акушерка, няня и так далее. Когда Илье было два месяца, мы переехали в Испанию.
— Беременность была запланирована?
— Он очень хотел ребенка. Я к этому относилась так: на все воля бога. И вот мы переехали в Испанию. Как я в дальнейшем поняла, дом, в который он меня поселил, принадлежит Сергею Капорскому — его юристу и бухгалтеру. Когда испанцы брали русскую мафию в 2005 году, я жила в испанском доме этого Капорского. В дом ворвались 20–30 человек в масках. Один из них — бывший сотрудник Интерпола, который хорошо говорил на немецком. Видимо, они уже наблюдали за мной и знали, что немецкий — мой второй родной язык. Начался долгий и изнурительный допрос.
— Как проходило вторжение в дом?
— Они ворвались в четыре утра. Я была в этот момент с ребенком на втором этаже. Подумала, что это ограбление. Уже собиралась открыть балкон и спрыгнуть вместе с ребенком, когда они оказались в комнате: четыре человека в масках, полностью экипированные и с автоматами.
— Оружие на вас направляли?
— Мы были на мушке все время, пока они были в доме. А это 12 часов. Даже попу ребенку я мыла под дулом автомата. А Тюрина, видимо, предупредили, и он успел за несколько дней до этого убежать вместе с женой Людмилой и их общим сыном. Пока нас держали в доме Капорского, мне дали почитать документы по делу, и вот тут я впервые увидела словосочетание, написанное латинскими буквами, «vor v zakone». Мне стало нехорошо. Я поняла, что Тюрин не просто человек со смутным прошлым, а что он, видимо, криминальный авторитет или даже хуже. Я схватила 11-месячного Илюшу и рванула в Москву.
— Вас не пытались задержать в Испании как свидетеля?
— Они быстро поняли, что я была не в курсе дел, что все вопросы надо задавать его жене Людмиле.
— А вы знали, что там живет его жена?
— Знала.
— Как вы к этому относились?
— Это его бывшая жена, с которой он развелся много лет назад. Я не ревновала. Мне казалось, что это, наоборот, его характеризует с хорошей стороны: несмотря на развод, человек не бросил женщину, занимается ребенком и так далее.
— Вы были знакомы?
— Нет. Как я потом узнала, она однажды сама приходила к нашему дому, притворившись покупателем: хотела посмотреть на меня, кто я такая. Уже после возвращения в Москву я задала Тюрину прямой вопрос про связь с криминальным миром. Он сказал, что его короновали Дед Хасан, Япончик, что тогда это был вопрос выживания, потому что у них шла война с этническими группировками в Братске, Ангарске, Иркутске, но сейчас он считает, что это движение — атавизм, и оно для него ничего не значит. Меня это немножко успокоило. Но у нас с Тюриным началось противостояние. Я решила возвращаться на сцену, а он этого не хотел. Его вполне все устраивало: жена, ребенок и доступ в высшее общество. Он стал сопротивляться, а я-то понимала после Испании, что мне нужна стабильная работа. Я пыталась это ему объяснить, но Тюрин не хотел слушать. Начались страшные скандалы, во время которых он с каждым разом позволял себе все больше в отношении меня. Сначала просто что-то швырял в меня, потом дошло до серьезных травм — вывихнутые челюсти, сломанные ребра.
— Когда он впервые поднял на вас руку?
— Сейчас уже не вспомню. Был один яркий эпизод, когда он мне сломал ребра. А до этого он больше грозился. Меня Денис (Вороненков. — Прим. ред.) спрашивал, зачем я рожала от Тюрина второго ребенка. Это действительно необъяснимая история с учетом обстоятельств. Ну вот я таким образом решила, что с двумя детьми ему уже придется считаться со мной. Одного Илюшу он мог забрать и увезти в неизвестном направлении, доводя меня до исступления. Еще приговаривал, что на этот раз он, скрепя сердце, прощает мне мою непокорность, а в следующий раз я ребенка вообще больше не увижу. В таких условиях моя карьера в тот момент шла не так, как я бы того хотела. Мои заработки были несравнимы с тем, что давал нам Тюрин. Это сейчас мне уже плевать. А тогда была материальная зависимость. Родители мне не помогали с 18 лет, а я боялась, что одна не справлюсь. Я в то время еще старалась найти компромиссный вариант, договориться по-хорошему. Но все закончилось жутким мордобитием и трехдневным удержанием меня в заложниках.
— Как это произошло?
— Он пришел домой в подпитии после своего дня рождения. Сказал, что не хочет меня больше неволить, что он видит, что я хочу жить иначе, что мне нужна публичность, которая для него опасна, и что он решил меня отпустить. Я очень обрадовалась. Но, как оказалось, это была провокация. Он просто решил еще раз проверить, насколько серьезно я хочу от него уходить. Когда Тюрин понял, что я настроена решительно, начался ад. Он запер меня в доме с детьми.
— Где этот дом?
— Там же, где дети и сейчас живут, — поселок Николино на Рублево-Успенском шоссе. Он меня там запер. Я пыталась прятаться в одной из комнат, но он вышиб дверь ногой. Он бил меня руками и ногами, куда только попадал. Тюрин раздробил мне кости на стопе и нанес черепно-мозговую травму. Он долго меня мутузил, орал, что-то доказывал. Закончилось это только после того, как он сам устал. В тот день я взяла детей, забрала документы и уехала в московскую квартиру, которую мне папа подарил.
— Как вы с такими травмами сумели выбраться из дома?
— У меня не было лучшего варианта, я вообще довольно боевая. На морально-волевых.
— Вы снимали побои и обращались в полицию?
— После той трехдневной бойни я была рада, что жива и ноги ходят. Для меня было главным — уехать, спастись. Про снятие побоев я не думала в тот момент. Позже, когда приехала в Вену, чувствовала себя по-прежнему ужасно. Я пошла в местную больницу. Там спустя месяц сделали снимок и установили, что у меня сломаны ребра. В случае таких травм они должны соблюдать отчетность, и у них зафиксировали, что я была побита бывшем мужем.
— Вас никто из его охраны не пытался остановить?
— Нет, потому что его охрана в тот период работала по вызову. Ее просто не было. Я была в ужасном состоянии. У меня были синяки по всему телу и ногам, выдранные волосы. В тот момент стало окончательно понятно, что я от него ухожу. Он и сам это понял, когда пришел в себя.
— Вы же говорили, что он вас три дня держал дома?
— Получилось так: он пришел ночью, целый день, следующая ночь и утро. Я бегала от него по всему дому. Пряталась в детской. Он меня везде находил и продолжал бить. Это был самый настоящий триллер.
— А дети?
— Илья, ему было на тот момент четыре года, бросался меня защищать. Сначала Тюрин реагировал на это, отступал. Потом он начал уже самого Илюшу отшвыривать. Он кидал в нас предметы. Особенно ему нравилось наливать полуторалитровую бутылку воды и швырять в меня, когда я держала Люсю на руках. Я неоднократно думала, что он не только меня, но и ребенка убьет. И вот в таком состоянии мы провели две ночи. Он отнял все телефоны, позвонить я не могла. Дождавшись, когда он крепко уснет, я сбежала. Я понимала, что буду жить сама и что, даже если мне не будет хватать денег, я никогда к нему не вернусь, иначе в лучшем случае стану инвалидом.
— Он пытался вас вернуть?
— Он постоянно пытался, просил прощения, но это уже было бессмысленно. Как-то я поехала в Испанию на очередное прослушивание. И вдруг он звонит мне и сообщает, что задержан, что у него право одного звонка и что он очень просит его не бросать в этой ситуации. Я прошла прослушивание, вернулась в Москву и почему-то (это была большая глупость с моей стороны) решила, что я все равно ушла от него, что он уже не является для меня прямой угрозой, а детей жалко: не хотелось, чтобы их отец сидел на пожизненном. Испанцы с того момента, как он от них сбежал, хотели его получить. В какой-то момент им стало известно, что он гражданин Казахстана, и Россию можно принудить к его экстрадиции, поскольку он иностранный гражданин. И в этом была вся загвоздка. Теперь ему надо было доказать, что у него законное гражданство Российской Федерации.
В итоге я нашла ему нормальных адвокатов, в том числе Вершинина, который потом стал работать и на моего отца. Но это не помешало ему занять офис отца после его смерти в пользу Тюрина. Именно Вершинин ездил в Казахстан получать нужные решения компетентных органов и готовил показания Людмилы Тюриной, сыгравшие ключевую роль в этом деле. В итоге Тюрина по суду признали гражданином Российской Федерации, и Испания осталась ни с чем. После этой истории между нами возникло перемирие. Он сказал, что я ему очень помогла. И я себя за это до сих пор корю. К 2014 году, когда я познакомилась с Денисом Вороненковым, мне казалось, что все плохое между мной и Тюриным осталось в прошлом. Он даже пришел на встречу с Денисом, сказал, что не смог меня сделать счастливой, что он был по отношению ко мне очень неправ, что он видит в Денисе нормального мужчину и он уверен, что Денис справится с этим лучше, и что он желает нам счастья.
— По чьей инициативе произошла эта встреча?
— По общей. Тюрин предложил, а Денис согласился, чтобы понимать, что происходит между нами. Они даже стали общаться. Начались какие-то встречи, появились общие знакомые. В том числе Вороненков познакомил Дениса Панаитова (бывший начальник СК Одинцовского района Московской области. — Прим. ред.) с Тюриным. Мы сыграли свадьбу, и я забеременела Ваней. В этот момент началось перетягивание каната: Тюрин стал вымогать у меня Люсю, хотел, чтобы дочь жила с ним. Я сопротивлялась, сколько могла.
— Почему именно она, а не мальчик или оба?
— Мальчик всегда был очень близок со мной. Плюс он учился в Суворовском училище в Петербурге, куда его Денис пристроил. Илья его сам видеть не хотел. В случае с Люсей произошло такое стечение обстоятельств. Денису не нравилось, что Люся спит в одной кровати с нашей няней Зоей. А Зоя — довольно уже старая женщина — как-то Люсю приучила к себе. Она стала для девочки почти обязательной постельной принадлежностью. И Денис говорит: «Зоя слишком сильно внедрена во все процессы вокруг Люси. Ты потом не сможешь никак скорректировать ее поведение. Поэтому есть только один вариант — уволить Зою». Что мы и сделали. После этого была разыграна такая комбинация. Когда Люся в очередной раз поехала по договоренности на выходные к отцу, там оказалась Зоя. Они обработали мою дочь. Люся мне звонит и говорит: «Я буду жить у отца». Ей было на тот момент восемь.
И тут все свалилось в кучу: над Денисом нависла угроза уголовного преследования, я на пятом месяце беременности, при этом работаю солисткой Мариинского театра, я депутат и у меня еще ученики в Академии им. Гнесиных. Мое внимание было слишком рассеяно в тот момент. Я проиграла бой за дочь почти без сопротивления. Я рассуждала так: вот рожу и вернусь к этому вопросу. А Тюрин с Зоей внушили Люсе мысль, что после рождения нового ребенка я больше не буду ее любить. Параллельно продолжала усугубляться ситуация с уголовным преследованием Дениса. Он проиграл выборы, и это сильно его подавило. Тут подсуетился Панаитов. Он сказал, что нам нужно срочно уезжать в Украину. Дал нам ключи от своей квартиры в Киеве. В общем, он туда Дениса отправил. И хотя тогда у меня все шло отлично — я вела «Романтику романса» на ВГТРК, пела бесчисленное количество премьер в Мариинском театре, снималась в кино, работала депутатом, я поехала в Украину вместе с Денисом. Меня многое связывает с Украиной: мой знаменитый дедушка Максимилиан Максаков родился в Черновцах. Для меня главным было, чтобы Денис остался жив и здоров. Но как только мы приехали в Киев, начали сгущаться тучи. Панаитов сначала помогал, а потом сказал: «Три месяца за мой счет вы пожили, теперь платите аренду». Мы еще не очень хорошо ориентировались в местных ценах. Плюс не хотелось переезжать из-за маленького ребенка.
В итоге Панаитов нас уговорил отдать взамен за свою киевскую квартиру квартиру в Москва-Сити, которую Денис подарил мне на свадьбу. Но все было на честном слове, мы же типа друзья. 3 февраля 2017 года по доверенности Катя Вороненкова (дочь Вороненкова. — Прим. ред.) оформила сделку по передаче прав собственности на квартиру в Сити. 15 февраля право собственности перешло, но я это узнала значительно позже уже из материалов уголовного дела. Но тогда, 15 февраля, Панаитов позвонил и заявил, что по непонятным причинам Росреестр якобы не переоформляет квартиру, типа там уже стоят какие-то флажки из-за ситуации вокруг Дениса.
А дальше происходит следующее. В тот же день, 15 февраля, с утра в камеру хранения на вокзале в Киеве приходит один из злоумышленников Ярослав Левенец для того, чтобы достать из ячейки оружие — два пистолета и глушитель. Но так как он просрочил срок аренды ячейки, ее ранее вскрыли, изъяв оттуда оружие. Полиции оставалось только дождаться, кто же за ним придет. Пришел Левенец. С него потребовали объяснения. Заказчикам пришлось искать другую комбинацию. А Панаитов, похоже, был как минимум в курсе этой ситуации и, видимо, тянул время как мог. Подходили сроки расчета за киевскую квартиру.
Мы уже занервничали. 22-го вечером Панаитов все-таки сообщил, что переход права собственности за московскую квартиру произошел, и назначил Вороненкову встречу на следующий день для сделки по киевской квартире. А 23-го произошло убийство Вороненкова. Мне сразу дали государственную охрану.
— Почему вас не было с мужем в момент убийства?
— Он просто не взял меня с собой. Накануне при пересечении границы ФСБ устроил Владиславу, моему водителю, допрос. Как мне потом сказали, руководил операцией генерал ФСБ Олег Феоктистов, уволенный через несколько месяцев после этого. Влада допрашивали 12 часов. Я все это время не спала, искала адвоката. Еле его вытащила оттуда. Денис видел, в каком я была состоянии, и поэтому сказал, что со встречей справится сам. Поэтому я совершенно случайно не была расстреляна вместе с ним, и никто бы не вспомнил про квартиру, которую переоформил на себя Панаитов.
— Тюрин с вами общался после убийства мужа?
— Да, он звонил несколько раз, выражал соболезнования, говорил слова поддержки. Но он так ничего и не сделал для того, чтобы Панаитов со мной рассчитался. А сам Панаитов, когда приехал в очередной раз в Киев, убеждал меня, что заказчик убийства — Тюрин. Я с ним спорила, спрашивала, зачем ему это нужно? Но он настаивал на своем и убеждал меня дать показания против Тюрина как можно быстрее, пока Тюрин не расправился и со мной. Я этого делать не стала. Потом я начала борьбу с Панаитовым за квартиру. Борьба эта длится уже 4 года. В свою очередь, Тюрин забрал у меня папин офис. Он мне говорил: «Я с тобой рассчитаюсь в течение года». Но прошло уже два с половиной года, а он не рассчитался. Пока я думала, что он будет рассчитываться, я даже допускала, что подарю квартиру детям, потому что думала, что у нас с ним все нормально.
Но когда я сообразила, что он не собирается рассчитываться со мной по офису, я, конечно, отозвала доверенности с его адвокатов и поставила запрет на регистрационные действия. Но теперь он подал иск в суд якобы в интересах моих несовершеннолетних детей. Он хочет арестовать квартиру, потому что я больше не хочу ее дарить детям, хотя это совершенно незаконно. По поводу того, что же случилось с Денисом. Во всей этой цепочке были убиты всего семь человек. Все они могли знать, что было на самом деле. Это Эдуард Аксельрод (украинский бизнесмен. — Прим. ред.), который был на месте убийства и частично сотрудничал со следствием. Павел Паршов (киллер. — Прим. ред.) — умер по дороге в больницу. Владимир Борох — подвозил этого Ярослава Тарасенко (один из предполагаемых соорганизаторов убийства. — Прим. ред.), Святослав Пархоменко — адвокат Бороха. Их обоих расстреляли в Харькове незадолго до их выступления в суде, где они планировали сделать некие сенсационные заявления.
Всех сейчас не вспомню, но крайним в этой цепочке был Юрий Василенко (подозревался в организации убийства. — Прим. ред.). Его год назад похитили в Москве из ресторана «Базилик». Согласно материалам СМИ, следствие пришло к выводу, что его скормили свиньям на ферме. Все это напоминает поговорку «нет тела — нет дела». И что мы сейчас имеем, кроме того, что бандиты рады и свиньи сыты? Мы имеем попытку Тюрина завладеть всем моим имуществом. Мои дети — марионетки в его руках. Я, кстати, не уверена, что дети вообще знают, что они подали против меня иск. И более того, если он выиграет это дело, дети никогда не увидят этой квартиры.
— Почему вы так думаете?
— Тюрин — человек более чем состоятельный. Многие считают, что даже миллиардер. Однако за все то время, когда он меня лишил возможности общаться с детьми, на них не было открыто ни одного счета, не было оформлено никакого имущества. Они абсолютно голые и босые. Ну разве что накормлены. Можно ли с учетом этого верить, что он хочет забрать мою единственную квартиру в их пользу? Я не верю. Его единственная задача — обобрать меня до нитки. О том, что он вор в законе, рассказывало множество СМИ. В недавнем фильме Алексея Пивоварова один из его приспешников говорит, что я много болтаю. Вот вы мне скажите, что мне со своим сопрано делать против этого? Но я не отступлю в любом случае. Я буду публично и открыто действовать. Естественно, только в рамках действующего законодательства. Я буду защищаться доступными средствами, подавать на них в суд, стараться выигрывать процессы, которых уже довольно много. Да, это изнурительно, да, мне бы хотелось вместо этого писать песни, петь в спектаклях, заниматься талантливыми детьми. Мне бы хотелось заниматься совсем другими делами. И наверное, я была бы намного полезнее человечеству, если бы не пришлось находиться в постоянном рукопашном бою с преступником.
— Итого: кого вы считаете настоящим заказчиком убийства вашего мужа?
— Сложно сказать. Мне говорили, что Янукович был очень разозлен показаниями Дениса. И тут следует отметить, что Денис давал показания четыре с половиной часа, хотя это должно было произойти быстро, потому что показания были почти готовы. Когда я спросила, почему его так долго не было, он сказал, что все переделал и теперь его показания по-настоящему опасны для семьи Януковича. Если учесть, что они все между собой знакомы, можно предполагать что угодно. Для меня пока самый очевидный мотив — у Панаитова.
— За свою жизнь вы сейчас опасаетесь?
— Это неправильная формулировка. Опасаться — вредно для здоровья. Я понимаю, что для меня существовали большие риски. Но я стараюсь об этом не думать, потому что это неконструктивно.
— Вы замечали за собой слежку или другие подозрительные вещи?
— Украина предоставила мне и сыну государственную охрану. В обязанности охраны входит не только охранять меня, но и выявлять подозрительные события вокруг меня. И поверьте, за эти годы у тех, кто этим занимается, накопилось много впечатлений.
— Проясните еще пару моментов. Я понял, как оказалась у Тюрина и попала под его влияние ваша дочь. Как у него же оказался старший сын, который вас даже защищал от него и наверняка помнит историю с побоями?
— Я допустила ошибку. До показаний Дениса я ездила беспрепятственно в Мариинский театр и пела. Однажды в очередной раз так приехала на январские каникулы, забрала Илью из Суворовского училища, приехала с ним в Киев, где мы провели отличные зимние каникулы. Как меня тогда Илья просил остаться в Киеве! Никогда себе не прощу, что я его вернула в училище. Денис настаивал на том, чтобы Илья доучился оставшиеся полгода, потом выучил украинский, а уже летом поступил в училище Ивана Богуна — это бывшее суворовское в Киеве. В итоге я его отвезла обратно в Санкт-Петербург, и тут появились новости в прессе, что Денис дал показания по поводу Януковича. Я перепугалась и первым же рейсом, сославшись на здоровье, уехала в Киев. И мне начал ежедневно звонить Тюрин: он настаивал на том, чтобы забрать Илью из Суворовского. Он говорил, что из-за показаний Дениса Илье стало небезопасно находиться там. После трех недель он сам приехал к Илье в Петербург, начал угрожать начальству и уговорил Илью, и уже сам Илья стал меня просить уйти. Говорил, что ему тяжело в Суворовском, что он хочет нормальной вкусной еды, что он устал, и стал проситься к отцу. Я сдалась и написала согласие, что я не возражаю против отчисления из училища. Это была моя большая ошибка. Надо было прислушаться к интуиции ребенка и оставить его в Киеве. Я так рыдала потом. Денис тоже признал, что был не прав, что учебный процесс в нашей ситуации был вторичен.
— В «Пусть говорят» меня резанул момент, где вы созваниваетесь с дочерью, а она к вам обращается по имени.
— Мне это тоже давно режет слух. Но тут уже ничего не сделаешь. Не мне ее судить. На ее плечи слишком много свалилось. Не уверена, что она знает, до какой степени все это запущено. Во всяком случае мы с ней еще какое-то время разговаривали. Когда я была в Москве спустя долгое время, она мне задала несколько вопросов. В том числе она стала мне говорить, что Тюрин — заботливый отец. Я говорю: «Да? А как же так получилось, что у него еще есть средний сын, о котором он вообще не имеет никакого представления?» Это мне рассказал брат Тюрина уже постфактум. И Тюрина не волнует, как и на что во Франции живет его сын. Поэтому смешно говорить, что он заботливый отец.
— И как дочь к этому отнеслась?
— Она была крайне удивлена. Как я поняла, после этого она задала папе пару вопросов. После этого папа решил окончательно перерезать все наше с ней общение. Сейчас я поняла, зачем Тюрин вырвал у меня детей и еще вымогал потом мое согласие на проживание с ним, хотя, казалось бы, это согласие не имеет ни смысла, ни юридической силы. Ему нужны были доводы для домашнего ареста в случае задержания. А как раз два несовершеннолетних иждивенца давали бы ему маневр.
— Но с сыном-то у вас более тесные отношения?
— Да, с Илюшей мы были очень близки.
— С ним вы когда в последний раз говорили?
— На его день рождения, 23 июля. Говорили часа два или три, хотя он был у друзей.
— То есть почти год назад.
— Получается, так. Мы с ним все обсудили. Потом он уехал учиться в Швейцарию. После этого связь между нами резко оборвалась. Судя по всему, отец поставил условие: если он хочет там учиться, я не должна ничего знать о нем. Тюрин явно боится, что я узнаю какие-то подробности их жизни.
— С Тюриным когда в последний раз говорили?
— После смерти Дениса. Потом со мной связывались всякие его помощники, в том числе Вершинин. Меня удивляют люди, которые ему пытаются помочь в каких-то делах за деньги, которые он им обещает.
— Есть ли логика во всех его действиях по отношению к вам?
— В прессе писали, что в «16-летнем возрасте был судим по нехорошей статье о групповом изнасиловании». Плюс спустя год у него умерла мать. Думаю, что у него просто сломалась тогда психика на всю жизнь. Но это не мои проблемы. Не я должна с ним бороться, а система, но почему-то его пытаюсь остановить только я. Пока более или менее успешно. Но вы же понимаете. Он от мужиков-то подобное не терпит. А тут женщина против него. Но он вообще жив и на свободе, в том числе благодаря тому, что я его несколько раз пожалела. Я думала, что он уже противник из прошлого. Но он опять меня настигает. Все это похоже на одержимость. Осознание именно одержимости Тюрина подтолкнуло меня к тому, что я написала на него заявление на имя главы МВД Владимира Колокольцева. Я пришла к неутешительному выводу: если правоохранительные органы его не остановят, Тюрин захочет меня устранить физически. С тех пор, как я более-менее выиграла в юридической плоскости, мне стали поступать такие угрозы от Тюрина.
— В одном из интервью вы говорили, что ваша мама с ним заодно. Это-то как получилось?
— Во-первых, из-за папиного офиса, который Тюрин у меня забрал, хотя изначально мы договаривались о миллионе евро за него. В этом офисе была мамина часть — 24%. Соответственно, ей он обещал что-то около 300 тысяч долларов, но тоже ничего так и не отдал. Но она надеется своим хорошим поведением все-таки чего-то добиться от него.
— Ваша встреча с ней состоялась после передачи на Первом канале?
— Нет, она мне прислала: «Учись прощать», которое приписывают Пастернаку. То есть это я еще должна учиться прощать. На это я ей ответила стихотворением Бродского:
…В ушную раковину Бога,
закрытую для шума дня,
шепни всего четыре слога:
прости меня.
Вот так мы обменялись с ней любезностями в Прощеное воскресенье. Она фактически встала на сторону Тюрина. Был бы жив папа, все было бы иначе.