Правозащитник Магомед Муцольгов: «Это внесудебные казни! Назвать произошедшее спецоперациями, у меня не поворачивается язык»
Глава республики Юнус-Бек Евкуров: «Это было сделано в рамках закона, крайне разборчиво и правильно»
26 мая в ходе мероприятий по пресечению деятельности бандгруппы, связанной с ИГ (организация запрещена в РФ), и ликвидации девяти тайников с оружием и боеприпасами, говорится в сообщении ТАСС со ссылкой на информационный центр НАК (Национальный антитеррористический комитет), «подразделениями ФСБ и МВД была получена информация о нахождении бандитов и их пособников на территории Малгобекского и Назрановского районов. В результате проведения комплексной специальной операции в городе Малгобеке и контртеррористической операции в Назрани при оказании ожесточенного вооруженного сопротивления пятеро бандитов были нейтрализованы, трое задержаны».
Сообщения о ликвидации «международных террористов» на Северном Кавказе уже стали привычными и забываются чуть ли не сразу после прочтения. Но для жителей Ингушетии, на чьей территории проходили спецоперации, эти сухие строчки — смерть родных людей.
А теперь еще раз: 26 мая на кладбище села Барсуки (Назрановский район) были расстреляны братья Усман и Ваха (Зураб) Цолоевы, в этот же день на дороге в Назрань убиты братья Адам и Анзор Местоевы, а на станции техобслуживания в Малгобеке застрелен Хизир Галаев.
Во время выездного заседания Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ) в Назрани ко мне обратился Сараждин Султыгов из общественного движения «Мехк-Кхел»: «Почему в один день, 26 мая, в Ингушетии убили пятерых ингушей? Почему в республике происходят бессудные казни? Это значит, что вновь возобновились чистки, которых здесь не было уже три года?» Также «бессудными казнями» назвал произошедшее известный ингушский правозащитник, член ОНК Ингушетии Магомед Муцольгов: «Да, я считаю именно так, это внесудебные казни! Назвать произошедшее спецоперациями, у меня не поворачивается язык. Я не сомневаюсь в том, что у наших правоохранительных органов и спецслужб достаточно сил и средств для задержания подозреваемых, но расстрелы в городах и селах — это уже не спецоперации. Совершенно очевидно, что в последние годы в республике наступило затишье, мы почти не слышали о подрывах и обстрелах, а такие явления, как похищения и бесследные исчезновения людей, в эти три года исчезли вообще. Но, похоже, это устраивает не всех».
В Назрани я встретилась с родственниками убитых братьев Цолоевых и Местоевых.
«Они всю жизнь бетоном занимались…»
Багаудин Цолоев (отец): Сыновья приехали домой на обед. Они на кладбище дом-мечеть строили. В начале второго они уехали. До пяти я дома был. Потом поехал в Слепцовск, там в больнице один из родственников лежал. По дороге мне позвонили, чтобы быстро вернулся. Приехал, а здесь уже народ, говорят: «Их обстреляли, туда не пускают, ничего не знаем». Потом слух пришел, что их обоих убили, а других забрали.
— Ваших сыновей убили?
Б.Ц.: Да. Усмана и Ваху. Одному — 34, второму — 32 года.
— А чем они занимались?
Б.Ц.: Строительством. Они всю жизнь бетоном занимались. На второй день до обеда отдали нам трупы.
— Какие повреждения были на трупах?
Б.Ц.: Мой старший сын, Магомед, видел, я не мог смотреть…
Магомед (старший сын): У Вахи два ранения в руку было, одно в шею и три ранения в сердце. А у младшего, Усмана, у него — в челюсть, половины челюсти не было, в шею, с одной стороны шеи не было почти, и где ключица — видно было, что кости сломаны, на руках и ногах — ранения. А туловище — это вообще непонятно, сколько было там ран. Очередью расстреляли.
— Когда забирали тела из морга, вы получили заключение медэкспертов?
М.Ц.: Ничего не дали.
— На кладбище вместе с вашими братьями был и ваш племянник. Что он говорит?
М.Ц.: Он ничего не видел. Он…
— Боится?
М.Ц.: Не то что боится, нам-то он мог бы рассказать. Но им дали команду: «Ложитесь!» — и он сразу лег на землю, он в принципе ничего не видел. Братья работали на кладбище, их наняли делать забор. Еще подрядчик нанял каменщиков, чтобы построили дом-мечеть для молитвы. Братья мои в тот момент делали крышу дома. Племянник и средний брат были на крыше, остальные внизу. Семь человек всего. Первым стреляли в того, кто на крыше стоял.
— Всего было семь человек. Двое, ваши братья, убиты. А остальные? Их задержали, что с ними?
М.Ц.: Задержали, да. Двоих отпустили, включая нашего племянника. Пять суток держали.
— Вам объяснили, в связи с чем были расстреляны ваши сыновья?
Б.Ц.: Мне, например, я отец, никто ничего не объяснял.
М.Ц.: Правоохранительные органы подъехали, объяснили: наши братья, получается, открыли огонь по сотрудникам полиции или ФСБ, я не знаю. Ответным огнем они были уничтожены.
— До этого случая правоохранительные органы задерживали ваших сыновей? Они не воевали, в лес не уходили?
Б.Ц.: Никогда. Не то что не задерживали, а участковый даже никогда у нас не был. Я пошел на личный прием к Евкурову. Он сказал, что через неделю нам даст ответ, министру приказал разобраться и доложить.
«Я им указал адрес кладбища, где он находится…»
Юсуп Местоев написал на имя председателя СПЧ Михаила Федотова обращение. Оно скупое на эмоции: «У меня было трое сыновей. Местоев Ибрагим расстрелян в апреле 2013 года без суда и следствия. Местоев Адам расстрелян 26 мая 2016 года. Местоев Анзор расстрелян 26 мая 2016 года. Прошу оказать содействие в установлении лиц, нарушивших конституционные права моих детей, которые были казнены без суда и следствия…»
А вот что Юсуп Местоев рассказал мне в интервью.
Юсуп Местоев (отец): Это 2010 год был. Когда у нас Ураза, обычно читают Коран в мечетях, и мои двойняшки Ибрагим и Адам возвращались из мечети. Их остановили, задержали. Когда они домой ночью пришли, сказали, что их там пугали, избивали. Одному предложили стать стукачом. Затем где-то в мае того же 2010 года к нам домой с обыском пришла целая дивизия. Ничего не нашли. Старший из двойняшек, Ибрагим, после этого уехал в Москву. Мне так посоветовали некоторые сотрудники из органов. Они сказали, что, если сын здесь останется, в любом случае на него что-нибудь повесят.
Я обратился в наш Совбез, Евкуров повлиял на правоохранительные органы, они притихли на определенное время. Но милиция систематически стала заходить, искать Ибрагима. В конце декабря 2012 года мне сообщили о том, что фото Ибрагима вывешено недалеко от нашего дома, на перекрестке. Якобы он разыскивается в качестве террориста-смертника. Я поехал, посмотрел, обратился в Совбез: окажите содействие. Почему мой сын в розыске? Я написал заявление Уполномоченному по правам человека в Ингушетии. Оттуда пришел ответ: «Сообщаем, что по вашему заявлению об оказании содействия в защите конституционных прав сына, ваше заявление было направлено министру МВД Ингушетии Трофимову, на которое получен ответ, что решение о розыске вашего сына принято Главным следственным управлением Следственного комитета РФ по Северо-Кавказскому федеральному округу в связи с возбужденным уголовным делом».
Я направил письмо в это управление. Мне пришел ответ: «На ваше обращение сообщаем, что Главным следственным ГСУ РФ по СК РФ по Северо-Кавказскому федеральному округу уголовное дело в отношении Местоева Ибрагима Юсуповича не возбуждалось». Трофимов пишет, что возбуждалось, а из управления — не возбуждалось. Начались такие непонятки. После того, как я написал Чайке и Бастрыкину, сына стали показывать по нашему местному телевидению, что он находится в розыске и тому подобное.
Я опять обратился в наш Совбез, все занятые, все по адаптации деньги красиво получают (в 2011 году указом главы Ингушетии Юнус-Бека Евкурова была создана «Комиссия по адаптации членов незаконных вооруженных формирований (НВФ)». — Е.М.). 8 апреля я опять был у уполномоченного по правам человека и сказал: «Раз вы ничего не делаете, буду писать уполномоченному в Москву». Тогда Лукин был.
Возвращаюсь вечером домой, а мне друзья сообщают: «Ты знаешь, говорят, сын твой убит». Это было 8 апреля 2013 года. Это был старший из двойняшек. Еле-еле добились, чтобы выдали тело… Аллах, как говорится, всемогущ, мы его похоронили, как полагается.
— Когда вам выдали тело, вы осмотрели его, какие-то были повреждения?
— Конечно, были. Но я не мог смотреть. Первый раз, когда я зашел, у него как будто полчерепа не было, как будто плита упала. И были все волосы обожженные. Мы его похоронили. Вроде должно было прекратиться.
— Вам выдали свидетельство о смерти?
— Я его получил недавно, где-то месяца полтора назад. Постановление о прекращении уголовного дела мне на руки не выдавалось.
Я был у начальника управления ФСБ, я ему задал вопрос: «На каком основании вы расстреляли ребенка?» — «Он был связан, — говорит, — с кем-то из Малгобека». Я говорю: «Есть факты?» — «Да, вот они сидят вместе…» Я говорю: «Можно посмотреть?» Он приносит мне фотографию, которую я лично отдал из паспорта в 2010 году. У него на фото аккуратная, черная бородка и черные волосы. Я говорю: «Знаете, глаза, нос, рот его, но вот эта борода и волосы не его, потому что он вообще-то русоволосый». Это просто фотошоп. Так что начальник управления ФСБ не представил мне ни одного факта, кроме вот этой поддельной фотографии.
Сына моего еще две недели показывали по нашему телевидению, якобы его разыскивают. А он в могиле лежит. Я ФСБшнику задаю вопрос: «Мой сын убит, а его фотографию две недели по телевизору показывают». — «Мы не уверены, что это он…» Потом в 2015 году они приходили к нам в дом, все сына старшего искали, Ибрагима. Я им указал адрес кладбища, где он находится.
Теперь о среднем и младшем сыновьях. Моему среднему сыну было 29 лет, он работал спасателем в МЧС. А до этого — в полиции, был награжден нагрудным знаком «За верность долгу» от министра внутренних дел. (В приказе о награждении Адама Местоева сказано: «За усердие, проявленное при исполнении воинского и служебного долга, <…> значительный вклад в работу по обеспечению антитеррористической безопасности на территории Республики Ингушетия». — Е.М.). А младшему Анзору было 27. Он учился в Питере, там заболел, вернулся обратно. Стал заниматься бизнесом мобильных телефонов. Они собирались в хадж в этом году.
26 мая 2016 года, где-то около четырех часов, Адам с младшим своим братом Анзором взяли мобильные телефоны, деньги тысяч 100 прихватили с собой, что-то им надо было купить, и поехали. Я проводил их. Я здесь около ворот стоял.
Буквально минут через 20—30 заезжает машина, останавливается около соседа, и говорят: «Представляешь, там перевернутая «Приора», сейчас двоих ребят расстреляли, прямо в упор». Я не думал, что это мои. Не ожидаешь же в жизни такого никогда…
В тот день наши племянники, мои однофамильцы, работали в Барсуках на кладбище. Оказывается, они видели, как расстреливают двух братьев Цолоевых, их заметили и арестовали за компанию.
В ФСБ мне еще в 2013 году сказали: «Ты следи за своими ребятами, ты береги свой род». Я говорю: «Вы о чем? Если конкретно на них что-то есть, есть превентивные меры, придите, скажите мне, я разумный человек, я пойму».
— Почему расстреляли ваших сыновей?
— Никто мне не может объяснить. Единственный, в морге был, следователь СК, он мне так сказал: они якобы применили насилие относительно сотрудников ФСБ. «У них, — говорит, — был пистолет и лимонка была. Они три раза стрельнули».
— Ваших сыновей до этого задерживали?
— Ни разу. Никаких здесь боевиков, никого нет, все это искусственно создается. Те же самые схроны на кладбище… Никогда в жизни мусульмане схроны не делали на кладбищах. И там новенькие автоматы, патроны… Откуда эти якобы боевики могут достать все новое?
— А тела в морге вам спокойно выдали?
— Нет, долго не выдавали. Я слышал, что занимаются поборами, чтобы тела вернули. Для чего это делается? Чтобы обозлить людей. Это чисто провокация, для того чтобы спровоцировать молодежь, у которой и так горе…
Когда моего старшего сына убили, я сказал своему среднему и младшему, чтобы никакой мести не было. Пусть органы расследуют убийство. Я их женил, чтобы они в лес не ушли. Дети у них родились. И вот их убили…
По сегодняшний день мне не выдали ни уведомления о смерти, ни о том, что похищена машина, ничего.
У меня больше нет сыновей. Остался я, мне за 60 лет, и трехмесячный внук Ибрагим. Вот нас двое осталось…
Я писал заявления в Совбез, в органы: «Если сыновья виноваты, мы, родители, просим у вас содействия, привлеките наших сыновей к ответственности согласно законам Российской Федерации». Мы же согласны на это. Но мы не можем согласиться, когда сыновей наших просто так расстреливают. В моем понимании, здесь очень сильно деньги замешаны, КТОшники получают огромные деньги (КТО — контртеррористическая операция. — Е. М.). Им план надо.
— А были свидетели расстрела ваших сыновей?
— Ну, никогда в жизни никто здесь не признается. Боятся. Люди боятся даже слово сказать. Трое видели. Один кинулся, говорит: «За что вы их расстреливаете? Они же с поднятыми руками…» Никак найти этого человека не могу. Надо мне найти его. Вдруг не побоится рассказать…
«Они не расстреляны, они уничтожены»
На встрече членов СПЧ с главой Ингушетии я спросила Юнус-Бека Евкурова о произошедших 26 мая расстрелах на территории Ингушетии. Постараюсь передать его ответ почти дословно.
Юнус-Бек Евкуров:
В Ингушетии делается максимально, чтобы с людьми провести профилактику. Перед майскими праздниками провели заседание АТК <Антитеррористической комиссии>, ввели режим усиления до конца майских праздников. И совершенно случайно в поле зрения попала фальшивая тысячерублевка. Потянули эту ниточку… и наткнулись на спящую сеть идеологов и пособников. Те, которые задержаны и уничтожены, они не являлись активными членами бандподполья, они не успели совершить преступление, но они готовились.
Тогда, по горячим следам, задержали сразу восемь человек. Они начали давать показания. По их показаниям изъяли три или четыре схрона, где было найдено более 30 единиц различных видов оружия — пулеметы, автоматы, боеприпасы тысячами, взрывчатка. Дальше вышли на этих людей.
Вы сейчас сказали «расстреляны». Нет, они не расстреляны, они уничтожены при оказании вооруженного сопротивления. Галаев успел сделать из пистолета «Глок» три выстрела в оперативника, и только после третьего выстрела его уничтожили. А Галаев нужен был живым. И другие нужны были живыми. Галаев, которого убили, уничтожили, он был вновь объявленный эмир Ингушетии (подтверждения этому мне, к сожалению, найти не удалось. — Е.М.). Этот сопляк возомнил, что он может быть эмиром, повесил «Глок» и считает… Когда слушаешь их телефонные разговоры, Елена, это жутко… Я вообще не могу себе представить: неужели женщина рожала таких людей? У них нет никакой морали…
Местоевы в ходе задержания машины оказали сопротивление. Когда мне их отец говорит: «БТРы, «Уралы» приехали», — я ему говорю: «Зачем вы врете? Там было три оперативные легковые машины и «Газель».
Когда я Цолоеву <отцу> задал вопрос: «А вы себе ответьте на вопрос: почему ваших двоих сыновей убили там, где, как вы говорите, «строили заборчик», а пятерых, которые с ними были, задержали живыми?» Потому что пятеро, которые не при делах, понимая всю ситуацию, сдались, а двое, которые <задействованы> в схеме преступной группировки, они оказали вооруженное сопротивление и были уничтожены. Это было сделано в рамках закона, крайне разборчиво и правильно. А дальше следствие разберется.
Да, я слышал много разговоров, что жестоко убили. Ну, я не знаю, есть ли жестокое убийство, есть ли доброе убийство. Убийство — это убийство… Сейчас идет следствие. Конечно, я им <родственникам> все доведу по каждому фигуранту, куда мы идем, как мы идем и в чем причина.
Да, они прячут родственников. Я им сказал: «Приводите». Конечно, прячут, потому что знают, что за ними есть грехи. Приводите, мы поможем, обязательно поможем. В республике делается все возможное для того, чтобы это все предотвращать и не допускать. Убежали трое, из троих одного привели под мою гарантию. Он был на допросах, отпустили, и снова пойдет на допросы. Двоих родители обещают привести. Я не хочу, чтобы в республике вот это все снова воцарилось. Не хочу.
26-го числа уничтожили пятерых, взяли восьмерых. Троих отпустили. Проверили, посмотрели и отпустили. Но те, кто виновен, будут сидеть. Да, мы их будем пропускать через адаптацию, но они должны признать свои деяния. Пока, — по крайней мере, как следствие говорит и служба безопасности, — к некоторым пока нельзя пришить какое-то преступление, они не успели совершить преступление, кроме того, что пособниками были, а это тоже уголовно наказуемое.
Я с прокурором, с юристами поговорил, а вы, правозащитники, тоже юридическую терминологию знаете. Если представители «Мехк-Кхел» и товарищ Муцольгов говорят, что это «бессудные казни», пускай теперь перед органами правопорядка отвечают, почему они так сказали. Он <Муцольгов> что, был там? Не был там. Совету безопасности я поставил задачу. Мы сейчас будем привлекать их, в том числе и родственников, которые говорят: «похитили», потому что увезли. Задержали и похитили — это разные вещи. И когда пытаются на власть, на органы правопорядка вешать ярлыки, конечно, мы, как раньше, молчать не должны. Я сейчас буду требовать от органов правопорядка, чтобы они первые возбуждали уголовные дела или административные дела, по отношению к тем, кто врет, кто наговаривает на органы. Пусть сами научатся себя защищать, а не просто только задерживать или уничтожать… Это эмоционально, но я так говорю».
Власти Ингушетии решили разобраться «за вешание ярлыков» не только с представителями общественного движения «Мехк-Кхел» и правозащитником, членом ОНК Ингушетии Магомедом Муцольговым, но и с жителем Ингушетии Урусханом Курскиевым, который через несколько дней после убийства пятерых жителей Ингушетии, держа в руках плакат «Не убивайте нас», записал видеообращение к россиянам: «Народ Республики Ингушетии подвергается бессудным казням. Мы тоже люди. Мы просим вас: пожалуйста, поддержите нас! Поддержите и остановите бессудные казни и беспредел, который творится у нас в республике. Нам нужна ваша поддержка!» Курскиев выложил свое обращение на YouTube. А через несколько дней его уже вызвали на беседу в Совет безопасности республики. «Я начал чувствовать опасность и угрозу своей семье, себе и близким. Ждем гостей!!!» — написал Курскиев на своей странице в Facebook.
«Ваши полномочия окончены»
Юнус-Бек Евкуров на встрече с СПЧ говорил о пятерых задержанных 26 мая. Ингушские правозащитники рассказали, что один из них — это Рустам Мужахоев. Он был сильно избит. Якобы сразу после задержания Мужахоев был доставлен в республиканскую ФСБ, где его пытали всю ночь, требуя признательных показаний. К нему не допускали ни врача, ни адвоката. Судя по имеющимся у СПЧ фотографиям Мужахоева, на его лице и теле действительно есть телесные повреждения.
Накануне встречи с Евкуровым мы хотели посетить Мужахоева в ИВС Назрани. Но там нам ответили, что его перевели в ИВС Малгобека. Во время беседы с Евкуровым в Магасе я спросила главу Ингушетии о возможности нашего посещения Мужахоева в Малгобеке. Евкуров не возражал.
Делегация СПЧ во главе с Михаилом Федотовым после встречи с руководителем Ингушетии направилась в Северную Осетию, а мы (Андрей Бабушкин, Игорь Каляпин и я, Елена Масюк) поехали в Малгобек. За несколько километров до Малгобека нам сообщают, что замглавы МВД Ингушетии — начальник полиции подполковник Амир Султыгов — принял решение: не пускать нас в ИВС. Но мы все-таки едем. На пороге ИВС нас встречает врио начальника МО МВД РФ «Малгобекский» Ахмед Хамхоев и говорит: «Мне приказано вам сообщить, что ваши полномочия окончены. Ваш Федотов уехал, вот и вы езжайте!» При столь «радушном» приеме у дверей ИВС нас непрерывно снимали на видео два человека в гражданке и при оружии.
В итоге долгих переговоров председателя СПЧ мы все же попали в ИВС Малгобека. Но к этому времени оттуда вывезли всех арестантов. Изолятор был пуст. Конечно, не так стерилен, как во Владикавказе, когда заключенных эвакуировали еще за несколько дней до нашего посещения. В ИВС Малгобека было видно, что тут совсем недавно были люди: на столе лежал еще теплый хлеб, да и одежда не убрана. Рядовые сотрудники путались в показаниях. Значит, арестантов далеко отвезти не могли. Мы решили, что они должны находиться в соседнем с ИВС отделении полиции. Пришли в полицию. Там нас встречает тот же Ахмед Хамхоев. Спрашиваем его, есть ли в отделении полиции задержанные. «Нет», — отвечает подполковник МВД. На самом деле врал подполковник. Когда стало известно, что ИВС Малгобека хотят посетить члены СПЧ, то арестантов срочно перевели в то самое отделение полиции, куда мы и пришли. И держали их там в кабинете следователя на втором этаже. Хотя никаких следственных действий с ними не проводили. Просто таким образом прятали от нас задержанных. Зачем? Наверное, опасались, что Мужахоев может рассказать, как именно проходила спецоперация по задержанию Хизира Галаева, случайным свидетелем которой он и стал.
А возможно, Мужахоев мог рассказать нам и о самом малгобекском ИВС. Это место у правозащитников имеет плохую репутацию. О пытках в стенах этого ИВС родственники арестованных писали и самому Евкурову. Одно из таких писем есть на его странице в ЖЖ.
«Мы с трупами не воюем»
«Мы с трупами не воюем», — любят повторять ингушские власти. В 2011 году на встрече с молодежью в лагере «Машук-2011» в Пятигорске Юнус-Бек Евкуров заявил: «Я лично запретил не выдавать трупы убитых бандитов. Выдавайте, пусть хоронят. Это сделано для того, чтобы не озлоблять оставшихся».
Тем не менее, когда родственники убитого 26 мая 2016 года Хизира Галаева пришли в морг Назрани, сотрудники учреждения отказались выдать им тело. Хотя, как говорят ингушские правозащитники, на руках у родственников было разрешение от следователя. Около морга собралась огромная толпа народа, и родственникам Галаева все-таки удалось вынести тело из морга.
После этого Евкуров дал указание тщательно расследовать произошедшее у морга Назрани. В итоге, как на днях сообщил секретарь Совета безопасности Ингушетии Ахмед Дзейтов, «проведены мероприятия, задержаны девять человек, у одного из которых изъята граната». Евкуров заявил, что задержанные зачинщики конфликта должны «нести ответственность за совершенные поступки».
Ведь прав получается отец убитых братьев Местоевых, говоря, что, не выдавая тела убитых, власти тем самым провоцируют молодежь. Именно это и случилось 26 мая, когда в морге отказались выдавать тело убитого Галаева. А теперь еще и арестовали девятерых. Сколько после этого молодых парней могут оказаться если не среди участников бандформирований, то по крайней мере среди сочувствующих? Думаю, немало. На Кавказе такие вещи не прощают. Кстати, об этом же пять лет назад говорил и сам Евкуров: «Когда мне на совещании доложили: «Вот мы за два месяца уничтожили сто бандитов!» — я задал вопрос: «А сколько вы убедили сложить оружие и вернуться к мирной жизни?» Молчание. Я им повторяю: хватит отчитываться трупами! Прежде чем считать, сколько вы убили, посчитайте, сколько вы породили новых бандитов. У каждого кавказца большие семьи — по пять, шесть, десять человек…»
Но времена, видимо, изменились. Судя по всему, после убийства в Ингушетии 26 мая пятерых местных жителей в республике начался очередной этап зачистки. 30 мая 2016 года в сельском поселении Майское вооруженные люди забрали троих местных жителей: братьев Хамхаевых и Евлоева. 10 июня 2016 года УФСБ РФ по Ингушетии сообщило о задержании участника бандподполья из Сунжеского района Зелимхана Амриева, «присягнувшему на верность «Исламскому государству» (запрещенная в РФ организация). В тот же день, 10 июня 2016 года, во время священного для мусульман месяца Рамадан, в сельском поселении Троицкое Сунженского района властями региона с помощью спецтехники была разрушена мечеть, строящаяся жителем республики во дворе своего дома. 13 июня 2016 года в Сунженском районе совместными действиями УФСБ и МВД РИ задержаны 6 предполагаемых участников незаконных вооруженных формирований, которые по версии следствия, присягнули на верность группировки «Исламское Государство» (запрещена в РФ). Продолжение, видимо, вскоре последует…
ОТ РЕДАКЦИИ
«Новая газета» долгие годы работает на Кавказе, и в частности — в Ингушетии. Этот опыт дает нам, возможно, важнейшее понимание:
к освещению событий в этом регионе надо подходить с максимальной взвешенностью, принимая заявления каждой из сторон, но относясь к ним в равной степени критически. И при этом, отдавая себе отчет, что любая человеческая жизнь — безусловная ценность.