Строгий локдаун и прогулки по графику — коронавирусные будни Москвы. О том, как последние месяцы пережила провинция, The Bell рассказал совладелец сети DNS Дмитрий Алексеев. В 1998 году она стартовала во Владивостоке, а сейчас у нее 1800 магазинов электроники и бытовой техники в 800 городах.
«Сначала все стали открываться подпольно, потом полуподпольно»
— Вы во Владивостоке, значительная часть читателей The Bell — в Москве, большинство — в европейской части России. Расскажите, как бизнес в Приморье переживает пандемию и карантин.
— Зависит от того, какой это бизнес. Во Владивостоке в последние годы развилась довольно мощная индустрия гостеприимства. С 2014 года растет туристический поток из Кореи. За корейцами и японцы распробовали поездки в Россию: близко, необычно, Европа... До недавнего времени у нас в Москву было два рейса в неделю, в Сеул — девять. При этом, в отличие от китайцев, которых здесь обслуживают китайские же предприниматели, корейцы и японцы путешествуют сами по себе. На них работали небольшие отели (большие у нас не построишь), различные туристические сервисы и, конечно, рестораны дальневосточной кухни, которые у нас не хуже, чем в Москве, если не лучше. Конечно, все они сильно пострадали. Поток начал ослабевать еще в начале года, а в апреле все просто прекратилось.
Что касается большинства других бизнесов, с моей колокольни это видится так. Поначалу народ испугался, в первые «нерабочие дни» было пустовато, но недели за две это прошло. Сначала стали открываться подпольно, потом полуподпольно, а когда «нерабочие дни» закончились, все это восприняли так, что президент сказал: «Можно».
— Вы о сфере услуг, о торговле?
— Обо всем. Сейчас, мне кажется, не работают только... Не то что ленивые... Очень законопослушные. Предприниматели ведь люди предприимчивые. Запрещаете? Хорошо, переходим в нелегальный режим. В офисном здании сегодня видел табличку рядом с лифтом: «Буфет работает. Приходите, не бойтесь». ТЦ, по моим наблюдениям, тоже более-менее все работают. Другое дело, что люди сами туда стали реже ходить. Фитнес-центры как бы закрыты, но для своей клиентуры открыты.
— В Москве, конечно, не так.
— Может быть, у нас просто еще старые привычки не выветрились. У вас [в Москве] власть новые станции метро строит, озеленением занимается — видимо, это заставляет людей думать, что нужно с ней считаться, можно чего-то от нее ждать.
То, что я наблюдаю вокруг, напоминает мне 1990-е. Такой же бардак. Все работают на свой страх и риск. Как тогда понимали, что любой проверяющий это проблема, которую можно решить, так и сейчас понимают. Большинство как-то договариваются. Иногда я даже забываю про все эти строгости. Только увидев сразу много людей в масках, вспоминаю, что кто-то еще боится эпидемии.
Мне кажется, сейчас только средний класс в Москве может себе позволить бояться и сидеть дома. У него на это есть деньги. Чем дальше в провинцию, тем меньше страха. Понятно, что от региона к региону ситуация может немного отличаться. Например, в Чечне действительно никто не работает.
— Меня, например, несколько раз останавливали патрули на улице. Это неприятно.
— Меня тоже остановили, когда я вышел погулять с ребенком. «Куда идешь?» — «В магазин». — «Где он?» — «Вон там». И все. Послушайте, я же взрослый человек и помню Советский Союз. Меня мама учила: за надписью «Стой! Вход воспрещен» находится самое интересное.
— Это очень интересно. Я понимаю, что у меня искаженная картина. Даже на большой встрече Владимира Путина с бизнесом, которая в начале локдауна состоялась, в основном были московские предприниматели. А у вас бизнес, пострадавший от пандемии и ограничений, с властями общается?
— А о чем? В принципе все, что хочется донести, мы доносим. На первый или второй день [карантина] собрали предпринимательский чат в Telegram. Сейчас в нем уже 1,5 тысячи человек. Мы сильно протестовали против введения пропусков — их не ввели. В Приморье [у властей] здравого смысла хватает.
Нужно еще понимать бюрократическую логику: власти в регионах борются не с коронавирусом, а за то, чтобы не получить по башке, не подставиться [перед Москвой]. Не думаю, что кто-то [из чиновников] на самом деле видит угрозу в том, что люди будут посещать пляжи. Им нужно как-то реагировать — реагируют как умеют.
И такая вещь: у нас во Владивостоке люди не приучены чего-то ждать от властей. Если дают деньги, надо брать. Но в целом на помощь никто не рассчитывает.
«Вся страна живет примерно в одном ритме»
— Этот кризис многие называют потенциально самым тяжелым в российской истории. Вы согласны?
— У меня была надежда на быстрое восстановление, но понятно уже, что все идет по не очень хорошему сценарию. Еще долго, видимо, будем пребывать в состоянии неопределенности. Мы же и эпидемию пока не победили — просто перестали ее бояться. А ситуация, судя по цифрам, хуже, чем в апреле, когда вводились все ограничения.
Самолеты непонятно когда начнут летать в том же объеме. Потребление нефти, значит, не восстановится. Тяжелая промышленность, связанная с нефтью, тоже будет хуже работать. Так что я согласен: будет тяжелее, чем в 2008 году.
— Еще до начала карантина у нас рубль ослаб. Как это отразится на потребительском рынке? Поясню для читателей, почему задаю вам этот вопрос: DNS — один из крупнейших федеральных ритейлеров. Сколько, кстати, у вас сейчас магазинов?
— Примерно 1800.
— А оборот?
— Где-то 362 млрд [рублей].
— Городов — более 500?
— 800.
— Вы же представляете, наверное, какая в них ситуация.
— Есть большая разница между Москвой, миллионниками и остальной Россией. Это три отдельных мира. При этом мир всей остальной России довольно однородный, в нем все живут примерно в одном ритме.
Доходы за последние лет восемь или десять по тому, что мы видим [в статистике продаж], особенно не изменились. Потребительский рынок стоял на месте. Ощущение застоя.
В электронике дела получше, все-таки это товары первой необходимости. Но у нас же компания развивалась в 2000-е, когда рост измерялся десятками процентов.
Нет, кое-что все-таки изменилось. В 2000-х люди верили, что завтра будет лучше, чем вчера. Теперь готовятся к худшему.
— Есть ожидания, что серый сектор будет расти. Наверное, у вас есть мнение на этот счет — вы же конкурируете с серовозами, которые сидят в том же «Яндекс.Маркете».
— Для меня сейчас это не является большой проблемой. За последние пять лет бизнес ощутимо обелился. Здесь два, наверное, ключевых фактора: приход Эльвиры Набиуллиной в ЦБ и введение контроля уплаты НДС. Вы спрашиваете, произойдет ли сейчас откат?
— Да, именно.
— Но сложно будет откатиться.
— Распространенная система оплаты в нашей стране — «кинуть на “Сбер”».
— Если не брать в расчет последние месяцы, я бы сказал, что такого, наоборот, становится меньше.
«Не жду помощи от государства. И никому не советую»
— Мне кажется, сейчас витает в воздухе эта эмоция: мы, предприниматели, обелились, стали аккуратнее платить налоги, а государство нас в тяжелой ситуации игнорирует.
— У меня другая эмоция в связи с налогами. Моя компания платит государству миллиардов двадцать [рублей] в год. Гораздо больше, чем оставляет себе. И меня, мягко говоря, колбасит от того, как эти деньги тратятся. Мы же платим налоги, чтобы государство создавало и администрировало общественные блага, а не в расчете на то, что оно нам будет помогать. Не жду помощи. И никому не советую.
Я увлекаюсь бегом. Бывая в Москве, бегаю по улицам. Один раз, помню, обратил внимание на ограждение. «Идут дорожные работы». Неужели, думаю, они будут такой хороший асфальт перекладывать...
— Будут!
— Да! На следующий день начали. Жаль, не сделал видео, чтобы людям в провинции показать, какой асфальт в Москве перекладывают. То же самое с тратами на имперское величие... Меня вот это тревожит, а не то, что бизнесу не помогают.
— Помощь разная может быть. Я скорее о том, что людям могли бы деньги раздать, чтобы поддержать потребление.
— Да, людям — хорошо бы. А бизнесу деньги нельзя давать категорически, ни под каким соусом. Бизнес деньги только от потребителей, от заказчиков должен получать.
Что по-настоящему нужно от государства, так это снижение издержек. В разных отраслях они, конечно, разные. Например, сейчас мы пытаемся во Владивостоке девелопментом заниматься — и оно не работает от слова «совсем»... Если в ритейле борьба с неэффективностью государства отнимает 5–10% времени (что тоже немало), то в стройке — процентов 80.
— Здесь я должен уточнить для читателей, что вы строите целый микрорайон.
— Это мы хотим... Мы почти построили поселок, построили несколько квартальчиков — сейчас хотим построить большой квартал. Дело в том, что административные издержки, связанные со строительством одного здания и целого микрорайона, примерно одинаковые.
— Что это за издержки?
— Это бесконечное хождение бумаг по кругу. Чтобы получить разрешение (это последний этап), нужно собрать полсотни подписей. Например, для нашего поселка документация по планировке территории согласовывалась два с половиной года. Причем никто не вставлял палки в колеса — наоборот, замечательные чиновники только помогали. Просто по закону быстрее сделать невозможно.
— Но в процессе этих согласований вам же пришлось что-то изменить?
— Нет! Вот наш поселок уже почти достроен. Проект 2017 года от действительности почти не отличается: не сразу понимаешь, где фотография, где — картинка. Речь о совершенно безумных вещах. «А где у вас будут какать коты?»
Год ушел, чтобы решить, куда скидывать ливневые воды после очистки. У нас там водоохранная территория — в море скидывать нельзя. То есть теоретически это возможно — протянуть трубу в залив. Но требования к глубине и расстоянию от берега такие, что пришлось бы примерно половину «Северного потока» построить. Хорошо, мы выкопали специальное озеро. Теперь нам нужно рассказать, как будет вести себя рыба в округе — в связи с тем, что мы будем собирать, чистить и сливать в это озеро ливневые воды. И вот мы делаем громадный проект с Росрыболовством о том, как наше озеро повлияет на биоразнообразие...
— А оно повлияет?
— Все как-то, наверное, влияет. Но просто для справки: во Владивостоке в лучшем случае половина канализации чистится перед тем, как ее сбросят в море. А ливневой канализации в нашем городе практически нет. Та, что есть, никак не чистится.
И вот таких шлагбаумов — миллион. А поскольку у нас система запугана различными правоохранителями и борцами с коррупцией, никто эти шлагбаумы не поднимает. И становится только хуже. Это следствие гиперцентрализации, силового управления и запугивания чиновников на местах. Последних мне, кстати, очень жалко. Жизнь у них, поверьте, не сахар.
В общем, собрать полсотни подписей — это тот еще квест. При этом его условия еще и меняются: то, что работало год назад, сейчас может не работать. Часть нормативки просто не создана... Можно было бы предположить, что все это делается ради коррупции. Но у меня нет такого ощущения. Коррупция — это, скорее, следствие.
— Членство в политической партии как-то помогает (в 2019 году Дмитрий Алексеев вступил в «Партию роста» Бориса Титова. — Прим. The Bell)?
— Мешает, наверное. Я [политикой] занимаюсь, потому что вижу в этом свой долг — доносить до людей, что мы могли бы жить гораздо лучше, если бы у нас нормально работало госуправление. Как инсайдеру мне это очевидно, а на бытовом уровне такие вещи могут не осознаваться: люди в массе своей не рассматривают недополученную прибыль как убыток.
«Секрет успеха онлайнового бизнеса в России — быть как можно более офлайновым»
— Я знаю, что кризис 1998 года радикально изменил ваш бизнес. Вы были системным интегратором, стали ритейлером. Нынешний кризис, такой странный, такой необычный, что-то изменит? Может быть, вы сместите фокус с офлайна на онлайн...
— Мы только-только начинаем понимать, в какой новой реальности окажемся. Но в то, что онлайн придет на смену офлайну, я не верю. Две эти вещи друг другу не противоречат.
Вообще, что касается онлайна... Я за эти месяцы просто возненавидел Zoom и онлайн-конференции — очень хочется живого общения.
— То есть продажи снизились, но не так сильно, чтобы вы задумались о каких-то переменах.
— Нет, о переменах мы все время думаем, каждый день с этого начинаем. За последние пять лет многое изменилось. Формат цифровой розницы, в котором мы изначально работали, практически исчез. Электроника и бытовая техника — все перемешалось. Продвинутый розничный бизнес давно стал омниканальным. Мы же сами еще компьютерщики — с интернетом стали работать с первого или второго года существования.
— А как же необходимость содержать огромную сеть, зависимость от арендодателей?
— Ну а что? Ценность сети никуда не делась. Она, может, еще усилится. Секрет успеха онлайнового бизнес в России — быть как можно менее онлайновым, как можно более офлайновым. У Wildberries, самого успешного игрока в российском e-commerce, офлайновых точек больше, чем у нас. Делает ли это их менее онлайновыми? Нет. Это лирика, рассказы для московских инвесторов. В реальном бизнесе все по-другому.