Решение не стало сюрпризом, этого заявления от него ждали практически с момента досрочной отставки. Сегодня Левченко действительно участвует в выборах губернатора, но как партийный функционер – КПРФ выдвинула на депутата Госдумы Михаила Щапова.
– Если позволите, сначала поговорим не об Иркутске, а о Хабаровске. Есть мнение, что Сергей Фургал сейчас платит за то, что он не взял самоотвод – не ушел, когда попросили.
– Не могу сказать, просили ли его уйти. Мы с ним встречались на разных мероприятиях – в Москве и не только, когда меня уже активно прессинговали, он мне о своей ситуации ничего не говорил. Если помните, для меня больше полутора лет в федеральных СМИ готовили почву, чтобы я принял решение об отставке. Вокруг него такой вакханалии не было. Возможно, просто пошли по другому пути.
Учитывая то, что в последнее время мы видим, как многих популярных оппозиционных лидеров стали «закрывать и принимать», очевидно, пошла следующая, более жесткая тенденция. Правящие власти считают, что в Хабаровском крае сорвали голосование по поправкам к Конституции, но ведь и в Иркутской области тоже сорвали, если смотреть на цифры. Наверное, думают, что я к этому руку приложил. Я опровергать не буду. (Смеется.) Мы действительно серьезно поработали, чтобы не допустить фальсификации.
– Фургал все-таки хотел уйти после первого тура в 2018 году, даже сделал заявление, но не ушел. Его пресс-секретарь в интервью сказала, мол, не смог обмануть доверие избирателей, хотя решение для него могло быть спасительным в части уголовки. В свое время вы приняли решение уйти по собственному желанию при высокой поддержке населения. Как же доверие избирателей? Был потом отклик от них?
– Отклики были разные – и негативные, и позитивные. Вторых больше, я и сейчас продолжаю этот позитив получать.
Когда я выхожу на улицу, каждый третий просит, чтобы я вернулся, желают здоровья. Конечно, я принял это решение вынужденно, вопреки поддержке людей.
По мне была специфическая кампания: ругали не только меня и мою команду, перешли уже на обычных граждан. Говорили, что в Иркутской области плохие врачи, учителя, коммунальщики, строители. Меня могут задевать сколько угодно – я 30 лет в политике, и все, что они придумали, я уже давно забыл. Но несправедливо, когда начали из региона и его честных жителей делать помойку. Меня каждый день спрашивали: «Неужели здесь люди хуже, чем в других субъектах?» Буквально на следующий день после моего ухода все прекратилось, область снова стала хорошая.
– Замену Фургалу уже нашли, врио губернатора Хабаровского края был назначен Михаил Дегтярев. Как считаете, почему Старая площадь на Дальнем Востоке решила не менять партийную принадлежность врио, а в случае с Иркутской областью управленцу от КПРФ места не нашли?
– Думаю, это следствие понятного заблуждения Администрации президента и их непонимания того, что происходит в регионах и в Хабаровском крае в частности. Понимаю, что лидер ЛДПР хочет поставить ситуацию на чисто партийные рельсы. Он убежден, что все дело в поддержке местным населением ЛДПР и она там вправду в несколько раз выше, чем в европейской части. Но в данном случае происходящие события говорят о несправедливости в самом широком смысле. Думаю, что это решение вряд ли удовлетворит жителей. Скорее это повлияет негативно на саму партию, так как там не очень правильно понимают причины этого события.
Полагаю, что люди будут продолжать протестовать, трудно предугадать, когда волна успокоится. Здесь надо смотреть шире, ведь последние пару лет спектр причин, по которым люди выходят на улицы, значительно расширился. В 2011–2012 годах единственное, что возмущало людей, – фальсификации на выборах в Госдуму. Сегодня для протестных акций поводов гораздо больше, и арест Сергея Фургала – лишь один из них. Это говорит в целом о конфликтной и протестной ситуации в российском обществе. Ее решили разрядить: «Был губернатор от ЛДПР, давайте снова дадим от ЛДПР». Но так положение дел не исправить.
«Слух о ссоре с “Ростехом” призван пустить общественное мнение по ложному пути»
– В мае вы заявили о том, что готовы снова баллотироваться в губернаторы Иркутской области, но в итоге не выдвинулись. По понятным причинам: закон не позволял, но тот же закон был и месяцем раньше. Ваше заявление – какая-то предвыборная технология? Вы прогнозировали, что власти могут чинить препоны для вашего возвращения?
– Есть пословица: «Закон – что дышло: куда повернешь, туда и вышло». В 2019 году 13 губернаторов подали в отставку, в 12 случаях законодательные собрания принимали решение о недосрочных выборах. В этом году семь человек взяли самоотвод, и в трех случаях выборы объявили очередными. По федеральному закону, как вы знаете, глава, ушедший в отставку, в досрочных выборах участвовать не может.
Я не исключал момент, что парламент Иркутской области примет здравое решение и объявит выборы недосрочными, но этого не случилось.
У нас был шанс, но надавили на представителей малых партий, так как голосов депутатов «Единой России» в нашем законодательном собрании недостаточно, чтобы принять решение.
Понимая, что может получиться, а может и нет, я сделал следующий шаг: направил письмо президенту России, от которого пока так и не получил ответ. Естественно, был план Б: мы заранее обратились к нашим партийным организациям в области – это 220 первичек – и попросили их назвать до десятка кандидатов в губернаторы в случае, если меня не допустят до выборов. В целом все планово шло и с учетом разных сценариев.
– В итоге от КПРФ на выборы идет Михаил Щапов. Его называют вашим протеже. Это так?
– Давайте разберемся, что значит «протеже». В последнее время это слово получило некий негативный окрас. Если смотреть абстрактно, ничего плохого здесь нет. У нас было демократичное обсуждение в сотнях организаций. Мы принимали решение о выдвижении Михаила Щапова на областной конференции делегатов путем тайного голосования. Я, конечно, обладаю авторитетом, но не могу заставить всех делегатов проголосовать за кандидатуру Михаила Щапова. Это решение мы обмозговали со всех сторон: сначала были концентрированные обсуждения в первичных партийных организациях, затем секретариат, бюро, пленум обкома, наконец конференция. Мы вместе выбрали наиболее достойного и подготовленного человека.
– Вы Щапова будете открыто поддерживать? Выступите «паровозом»?
– Конечно, я публично говорю об этом. Сразу после его выдвижения мы провели совместную пресс-конференцию. Это кандидат областной партийной организации и даже всей партии, он согласован с президиумом Центрального комитета КПРФ. Я первый секретарь партии – не буду же я его втихаря поддерживать?
– У вас на губернаторском посту была четкая программа. Вы подняли сборы для крупного бизнеса, например, для лесозаготовителей, заставили металлургов, в частности Дерипаску, платить налоги на территории, за счет этого увеличили поступления в федеральный центр, а бюджет региона увеличился в два раза. Если губернатор в Иркутской области снова станет «красным», этот курс продолжится?
– Я не всего добился, еще были планы. Мы увеличили в два раза бюджет области – со 100 до 200 млрд рублей, но я думаю, что на территории Иркутской области вполне можно собирать и 300 млрд рублей. Я этот процесс только начал. Все, что я делал, – заставлял предпринимателей платить, как того требует закон. Ставил перед фактом: «Вот закон, вот ваша себестоимость, вот ваша прибыль – где деньги, Зин?» В зависимости от уровня образования и испорченности мне приходили разные ответы. Некоторые ссылались, что платят налоги в Москве. Странная ситуация возникает: получается, региону, где бизнес зарабатывает, он ничего не должен?
Любой губернатор, к какой бы политической силе он ни принадлежал, обязан со своей стороны делать все, чтобы люди платили по закону. Если уж на то пошло, представителям правящей партии в этом смысле гораздо проще. Другое дело, что есть субъекты, где все по закону выплачивают, а они все равно оказываются дотационными. Это следствие неправильной бюджетной, экономической и промышленной политики последних десятилетий. Мы ничего не развиваем, не даем возможности для создания точек роста в регионах, все пытаемся централизовать в столице и отсюда раздать всем сестрам по серьгам – такой подход неэффективен.
– Для нового губернатора, кем бы он ни был, эта линия не закончится такими же проблемами, как для вас, и досрочным уходом?
– Понятно, что будут достаточно серьезные наезды, но время изменилось. Осень прошлого года и весна этого – это будто две разные страны.
С точки зрения «полицейщины» все усугубляется. С другой стороны, в Кремле все равно посматривают, насколько такой режим может негативно отразиться.
Одно дело, когда бунтовали Шиес и Северная Осетия, другое – Хабаровск и Иркутск. Вот еще пример – наш сосед Бурятия. Традиционно спокойная республика вздыбилась, как только Вячеслава Мархаева не зарегистрировали как кандидата на выборы главы региона. Никогда не было такого, чтобы две тысячи человек пришли на центральную площадь Улан-Удэ.
– И акций протеста, как в Хабаровске, тоже раньше не было…
– Да. Будут стараться ужесточать ответ. Но потом наступит понимание, что это не принесет никакого облегчения и победы, а только обострит ситуацию. А вернуться уже будет сложно.
– Политика «другого мнения» раздражает не только федеральный центр, но и крупный бизнес. Принято считать, что с ним лучше не ссориться. Думаете, игроков в регионе обрадует, что такой подход вернется?
– Как ни странно, мне кажется, что да. За время моего руководства инвестиции в Иркутскую область увеличились более чем в полтора раза. Результат есть только в тех регионах, где есть целенаправленные решения.
Как меня пугали перед выборами в 2015 году: федеральный центр денег давать не будет, крупные олигархи вкладывать средства в регион не будут, потому что я коммунист. А потом Иркутская область оказалась на первом месте по динамике роста инвестиций. Помню, на одной из видеоконференций министр финансов Антон Силуанов меня спросил, как мы этого добились. Меня и самого этот вопрос волновал: почему бизнес вкладывает, когда в управлении находится непривлекательная для них персона? А бизнес мне отвечал: у вас надежно. Если вы пообещали льготы, инфраструктуру, значит, это будет. Бизнес прагматичный и циничный – где лучше для него, туда и идет, несмотря на окрас губернатора.
– Откровенный вопрос можно? Отношения с Сергеем Чемезовым у вас наладились?
– Если вы имеете в виду распространенное недавно заявление о том, что именно «Ростех» был инициатором кампании против меня, то, думаю, это очередной слух, который призван пустить общественное мнение по ложному пути. Два аргумента. Во-первых, мои личные ощущения. Даже в то время, когда я был депутатом Госдумы на протяжении трех созывов, у меня всегда складывались хорошие отношения с «Ростехом». Я уже 15 лет являюсь заместителем председателя землячества Иркутской области в Москве, а его президент – Сергей Чемезов. Мы достаточно часто встречались, и я всегда был удовлетворен результатами наших таких встреч – и на посту губернатора, и на посту депутата.
Второй аргумент: а кто выиграл? У «Ростеха», и это уже не подлежит опровержению, был свой кандидат – Сергей Сокол. Его додвигали до председателя законодательного собрания. Казалось, оставалась только одна ступень, и тем не менее его не назначили врио. Так ради кого работал «Ростех»? Не склеивается что-то.
Кроме того, у меня есть совершенно точная информация о том, кто платил за эту вакханалию против меня в виде 500 растиражированных сюжетов – а это миллиард рублей. Думаю, столкновение нас с Чемезовым лбами – это попытка воду замутить.
– Вернемся к доходам. Есть версия, что рост доходов Иркутской области при вашем управлении – это просто удачная конъюнктура и проекты, которые запустила российская нефтянка в регионе, а совсем не управленческий гений.
– Иркутская область не Тюменская, она не живет за счет нефтянки. Общие доходы бюджета от нефтяной промышленности – меньше 10 процентов, они увеличились примерно с 10 до 15 млрд рублей. При этом весь бюджет вырос на 100 млрд рублей. На этом фоне доходы от лесной отрасли увеличились в три раза, причем добыча осталась прежней. Я уверен, что лесная отрасль может платить больше, если провести определенную модернизацию и вложиться в переработку. То есть цифры, на которые мы увеличили поступления в бюджет от лесного комплекса, в два раза превышают рост поступлений от нефтянки.
Когда приходит неумелый руководитель, он начинает объяснять провалы внешней конъюнктурой: то санкции, то нефть падает, то COVID. А когда приходит профессионал, ему «небо помогает». Когда увидели, что из Москвы мы получаем денег больше, чем раньше, начали говорить, что нас центр спасает. Но дело в другом: мы стали в три раза больше средств отправлять в центр – было 90 млрд рублей, а стало 270 млрд. И у меня возникло полное моральное право просить об увеличении поступлений из федерального бюджета.
– И все же благодаря нефтяному буму на севере региона казна год от года прирастает налогом на прибыль и НДФЛ. Какое отношение имело правительство области к развитию нефтяной отрасли?
– У нас есть «Верхнечонскнефтегаз», Ангарская нефтехимическая компания «Роснефти» и Иркутская нефтяная компания, которой с 2005 года мы стали помогать льготами по налогам. Политику оказания помощи я продолжал все годы, потому что из всех игроков это самый крупный наш плательщик.
После моего прихода мы сформировали хорошую программу, договорились, какие обязательства берет на себя область, чтобы нефтяники не тратили деньги на развитие социальной сферы.
Мы создавали инфраструктуру на строящихся объектах переработки (школы, больницы, детские сады), а они – современные и высокотехнологичные рабочие места.
– То есть нефтяному буму поспособствовал весь комплекс этих мер?
– Не могу сказать, что это был бум. Но если вы приедете в Усть-Кут, вы увидите большую стройку, где работают тысячи людей. Единственное, что нынешнее руководство области почти ничего не делает, чтобы продолжать эту деятельность.
– А на что оно надеется? На крупные проекты типа ВСТО?
– Они ни на что не надеются, потому что не понимают, на что нужно опираться. Когда человек занимался только тушением пожаров, а его заставляют делать операцию, даже простейшую, что он сможет? Управленец – это отдельная профессия. Нужно знать и экономику, и юридическую часть.
«Вся страна живет в сплошной чрезвычайной ситуации, и считается, что это нормально»
– Сергей Георгиевич, то, что случилось в Тулуне, произошло из-за отсутствия советской системы мониторинга на водоемах и предсказания таких катастроф. С лесом такая же проблема. Его тоже почти не мониторят. Почему ничего не меняется после катастроф?
– К сожалению, вся страна живет в сплошной чрезвычайной ситуации. И руководство страны привыкло считать, что это нормально. Ограничились тем, что создали в свое время Министерство чрезвычайных ситуаций. То же самое – медицина и Министерство здравоохранения. Это данность, которую нам предлагают считать за константу.
Есть природные вещи, за которыми нужно следить, успевать вовремя на них реагировать и заранее строить объекты, позволяющие минимизировать риски.
Некоторые техногенные катастрофы происходят из-за того, что большинство построенных в советское время объектов не модернизируется.
После приватизации мы столкнулись с тем, что из этих предприятий их «эффективные» владельцы выжимают все до нитки, но нисколько не вкладывают в ремонт. А это делать нужно. Те же самые трубопроводы максимум до 30 лет живут.
Что касается слежения и контроля за стихийными делами, действительно, в СССР существовал Госкомгидромет. Система метеостанций сегодня почти разрушена. Нет самих точек слежения и нет оснащения, которое будет стоить по стране десятки миллиардов рублей. За всеми местами, откуда могут начинаться природные катаклизмы, необходим ежеминутный контроль. Там, где начинаются большие крупные реки, на берегах которых живет население, можно всегда мониторить «кухню погоды» и прогнозировать ситуацию по поведению таяния ледников или ливневых дождей. Необходимо восстановление системы слежения за такими вещами. Мне кажется, этот вопрос недооценивают.
– Сейчас все в регионе обсуждают историю с разрешением вырубки леса вокруг Байкала. Там какая-то путаница с землей и ее статусом. Вы что думаете об этом?
– Это грубое вмешательство в сбалансированную законодательную базу начиная с закона «Об охране озера Байкал» от 1 мая 1999 года. Во втором чтении в Госдуме не только новый закон провели о разрешении вырубки, но и внесли поправки в действующий закон. Когда я работал депутатом в прошлом созыве, сколько месяцев и сил мы тратили, чтобы этот закон скорректировать в небольшом объеме. Конечно, жизнь идет вперед, улучшения необходимы. Но даже несколько слов заменить – это целый ряд обсуждений в Правительстве, в Минприроды, в управлении президента, в РАН, в общественных организациях. В рабочую группу набились депутаты из всех комитетов – все хотели принять участие, потому что к Байкалу все относятся с почтением. А тут – бах! – в два чтения приняли закон. Такая спешка говорит о том, что поступили неправильно. Мы с этим не согласимся. Пока Совет Федерации и президент не подписали, будем протестовать. Ну и, к сожалению, как всегда, молчит врио. Это подтверждает: чужой и есть чужой.
– Как решать проблему природных ресурсов Байкала? Взять, например, скандал с вывозом в Китай пресной воды – жители были резко против. Понятно, что не пользоваться имеющимися ресурсами глупо, но как при этом избежать хищнического разграбления?
– С технической точки зрения все просто. Ученые давно просчитали, сколько можно добывать самой чистой воды в мире без ущерба для Байкала. На это и нужно ориентироваться.
Но вопрос снабжения питьевой водой действительно очень тонкий и носит несправедливый характер по отношению к жителям Иркутской области, Бурятии и всей России.
Если вы на берегу озера зайдете в любой магазин, вы увидите засилье «водопроводной» воды от известных брендов, которую на берег Байкала, за пять тысяч километров, везут из Польши.
Мы и наши гости ее там пьем.
Здесь нужно подходить с точки зрения научной и плановой: необходимо не стратегии и концепции создавать, а план. Должны быть понятные цели: какое количество предприятий за какой срок нужно построить для добычи питьевой воды, в каких пределах ее добывать, какую помощь от региона и государства такие предприятия должны получать? Притом это будет гораздо дешевле, чем везти из-за рубежа литр иностранной воды.
Но с учетом хаоса и отсутствия планирования в стране и в регионе можем только гадать на кофейной гуще, как сложится ситуация со снабжением водой.
– Вернемся к предстоящим выборам губернатора. Как вы оцениваете шансы КПРФ на них?
– Как очень серьезные. Мы идем на выборы не по принципу «не догоню – хоть согреюсь», а нацелены на победу. Мы взвесили все свои шансы, выдвигая Михаила Щапова, со всех сторон обдумали это решение и идем за победой.
– Михаил Щапов уже объявил, что намерен предложить вам место сенатора в случае своей победы на выборах. Вы готовы к такой перспективе? Палата регионов вообще может влиять на решения?
– Если с профессиональной точки зрения... Я девять раз был депутатом разных уровней – начиная с районного и заканчивая трижды депутатом Госдумы. А с психологической – откровенно говоря, не готов. Как мне сегодня видится, первое время, от полугода до года, мне нужно побыть в области.