С тренировочной базы «Спартака» в подвалы Лубянки

Источник
Судьба популярного форварда «Спартака» сродни участи потрясающего Эдуарда Стрельцова из «Торпедо». Тоже по надуманному обвинению отправили в тюрьму
Судьба популярного форварда «Спартака» сродни участи потрясающего Эдуарда Стрельцова из «Торпедо». Тоже по надуманному обвинению отправили в тюрьму. Где жилось, мягко говоря, не комфортно. Но не застенками едиными…

Подробности для телеграм-канала ВЧК-ОГПУ и Rucriminal.info сообщил спортивный журналист и писатель Алексей Матвеев. Ему, в свою очередь, рассказал о жизни отца старший сын Севидова-старшего – Александр. Юрий Севидов
- По возвращении из мест заключения папа продолжил футбольную карьеру, - говорит сын Юрия Александровича – Александр. - Нет, не в «Спартаке», в алма-атинском «Кайрате». Команду тренировал как раз мой дед, папин отец, Сан Саныч Севидов. Форвард Юрий Севидов играл под началом тренера Александра Севидова. Спрос и ответственность особые. Папа, замечу, достаточно быстро обрел былую спортивную форму, забивал в составе «Кайрата» едва ли не в каждом матче первенства.
Оценили результативность Севидова и спартаковцы. Звонили ему, звали к себе. Хотели вернуть голеадора. Подтекст, со слов отца, следующий. В руководстве красно-белого клуба предложили не поминать старое. «Мы пытались в свое время помочь, - утверждали в «Спартаке». – Но ты сам во многом виноват в той ситуации. Короче говоря, мы тебя возвращаем».
Папа, в свою очередь, ответил: мол, он уже с «прицепом». Жена, маленький ребенок. В клубе обещали дать квартиру в Москве, зарплату соответствующую платить. Севидов-младший идет к отцу, наставнику «Кайрата». Дескать, так и так, «Спартак» зовет обратно, как поступим?
Дед ему и говорит: «А мы как?! Цель высокая – в высшую лигу вернуться. Ты мячи «кладешь» один за другим. У нас вся атака на тебе держится». «Но «Спартак» дает квартиру», - мягко возражал мой папа.
В итоге дедушка предложил вариант, от которого отец не смог отказаться. Потому что он очень даже приемлемый. Сан Саныч отдал свою московскую квартиру папе и его семье, то есть, нам. С условием, форвард Севидов остается в «Кайрате». На том решили остановиться.
Мы в это жилье на Ленинградском шоссе и въехали. Там до нас жила моя прабабушка, мама моего дедушки. Она скоропостижно умерла. Добротная трехкомнатная квартира. Нам славная прабабушка, будь она в живых, уж точно не помешала. Жили бы вместе дружно, счастливо.
Версия, что «Спартак» после известных событий не звал к себе Севидова, не совсем верна. Папа дал свой ответ бывшим одноклубникам: «Извините, не могу ваше предложение принять». В стане «красно-белых» сказали, что приглашают к себе только однажды, больше не позовут. Так и вышло.
По-своему, очень жаль, конечно. Карьера отца почти наверняка сложилась бы ярче в такой команде, как «Спартак». Тем паче, именно там он себя блестяще проявил в начале футбольного пути.
Позднее я обсуждал с папой тему. Он рассудил, что из зоны сразу попасть в столичную команду – дело безнадежное по тем временам. В «Кайрат», - да, все-таки, команда периферийная. Туда он и поехал, плюс клуб тренировал Сан Саныч Севидов. Играть очень хотел!
По мнению отца, лишь вмешательство каких-то очень влиятельных персон, например, из ЦК партии, могло кардинально изменить ситуацию с его возможным возвращением в «Спартак». В противном случае, бесполезно. Сотрясать воздух, питать несбыточные надежды глупо. Безусловно, выступая в «Кайрате», папа рвался доказать всем «доброжелателям» свой высокий класс.
Показал и доказал, да еще как! По итогам первого круга стал лучшим бомбардиром чемпионата первой лиги. Мячи-красавцы забивал. На зависть тем же спартаковцам. Не случайно они звонили отцу, звали к себе. Жаль, «поезд ушел в Алма-Ату».СИДЕЛ В ПОДВАЛЕ ЛУБЯНКИ Возможно, даже авторитета легендарного Старостина не хватило, чтобы попытаться решить вопрос с возвращением отца в «Спартак». Стукнуть кулаком по столу в начальственных кабинетах, просить, требовать. Чтобы побиться за своего игрока, любимца публики. Предположения, не более того. Точной информацией не обладаю.
Достоверно лишь то, что папа, будучи за рулем машины, сбил «секретного» профессора, работавшего на Военно-промышленный комплекс СССР.  Упомянутый ученый в тот вечер общался в кругу сотрудников КГБ, мило проводил с ними время. Они его позже сопроводили. Первый гэбэшник расположился на одной стороне улице, второй – на противоположной. Тут отец ехал, профессор шоссе переходил… Позже он скончался в больнице, вовсе не от наезда, а в результате врачебной ошибки.
Про подвал Лубянки - не вымысел, очень суровая реальность по тем временам. Папу, по его словам, забрали с тренировочной базы «Спартака» в Тарасовке сотрудники КГБ. Повезли не в СИЗО, а именно в здание своего ведомства. После допроса отвели в один из подвалов Лубянки. Целых два месяца там просидел!
Заявили отцу буквально следующее: он же за границу выезжал. Вероятно, имелись в виду поездки со «Спартаком» на матчи. Дескать, «за бугром» и получил задание от тамошних спецслужб убить советского профессора. У папы от удивления и возмущения глаза на лоб полезли: «Да вы, что, серьезно?!» - только и мог он вымолвить. Ну, разумеется, для самого отца, его близких, просто здравомыслящих людей – это полный бред.
Дело обрело сугубо политическую окраску буквально на ровном месте. И в одночасье стало очень-очень резонансным. Зримо пахнуло «шпионскими страстями», как в худшем, высосанном из пальца, детективе.
В общем, история с моим отцом оказалась, на мой взгляд, даже громче, чем возня вокруг великого нападающего Эдуарда Стрельцова. Там лишь изнасилование человеку приписали, здесь – политику, шпионаж. Как результат, по мнению компетентных лиц, - политическое убийство.

Сам академик Келдыш вообще ратовал за высшую меру – расстрел. Дескать, какой-то франт, футболер, за рулем сбил насмерть известнейшего на весь мир профессора, - расстрелять, и все тут! Пусть станет наглядным уроком для других автолихачей.
Возвращение Юрия Севидова в большой футбол оказалось, возможно, не менее, если не более, жестоким, болезненным, чем Эдуарда Стрельцова. И руководству того же «Спартака» по аналогии с «Торпедо» тоже пришлось несладко. В плане заполучить обратно ведущего форварда. Вот такие дела.
Все знали, кто вернулся из мест, не столь отдаленных. Тот, кто погубил светоча отечественной науки, сбив его на своей машине. Хотя профессор умер отнюдь не по причине наезда, - от врачебной, как выяснилось позже, ошибки. Уже в клинике ему дали слишком высокую дозу наркоза, сердце не выдержало.
А все «шишки» полетели на отца, никто не желал толком разобраться. Происшествие имело место на оживленной трассе Котельнической набережной, у высотного дома. Там разогнаться при всем желании невозможно. Но формально, да, папа виноват, он за рулем сидел.
Юрий Александрович сам не на шутку переживал: «Человека, получается, убил!» - в порыве чувств вспоминал наш близкий человек ту трагедию. Долго после невольного наезда даже заходить в салон автомобиля опасался. Если требовалось, на такси по городу передвигался. Лишь в последние годы жизни стал водить машину.
Чтобы завершить тему «убийства» профессора, скажу: отец не был пьян в момент происшествия. В неадекватном состоянии, как актер Ефремов, точно не находился. Раньше как? Берут кровь на анализ, и все. Никто не смотрел, сколько там промилей. Немного отец выпил, увы. На процессе сие вменили ему, как отягчающее вину обстоятельство.
В тюрьме удалось избежать каких-то потрясений, унижений, издевательств, сопряженных с ними избиений. Видимо, смог поставить себя так, что до «разборок», как правило, не доходило. На того же Стрельцова был, думается, определенный «заказ»: посадить во чтобы то ни стало. Чтобы не считал себя, бог, знает кем, - «звездой», великим, и т.д. Проучить хотели, наказать за некую строптивость. На папу, по-моему, «заказа» по аналогии с Эдуардом Анатольевичем, не было. Хотя исключать совсем данную версию не стал бы.
Иногда получал от негодяев удары в тюремной камере, не без этого. Папе отчасти повезло, если уместно говорить о везении. Его взялся опекать местный «авторитет», который заявил своим «коллегам» буквально следующее: «У Юрки бытовая статья. Он не «крыса», ничего позорного не совершил. Ехал на машине, сбил другого человека. С кем не бывает? Жизнь наказала, теперь с нами сидит. А мог бы ездить по Европе, мячи забивать».
Тем самым, дал понять: Юру трогать не надо. Слово «авторитета» в тюремных условиях весомо. Он пользовался безграничным уважением. И, по рассказу папы, от него отстали, «не успев пристать».
Представьте, играл в футбол, подобно Стрельцову. Это уже на поселении в белорусском Гродно. В составе местной команды выходил на поле. Случай сам по себе уникальный: отец даже за границу уезжал с командой, в Чехословакию, например. В Москву, согласно строгим правилам, нельзя. А за рубеж, пожалуйте, Юрий Александрович.
На границе, правда, договорились слишком строго не досматривать автобус с игроками и тренерами. Транспорт заехал на территорию ЧССР, спустя некоторое время обратно в СССР по окончании турне. Здорово, да?! Видимо, слишком серьезную заинтересованность проявляли к футболисту Севидову, блиставшему не где-нибудь, а в столичном «Спартаке».
Друзей за время пребывания в тюрьме, с которыми продолжал бы общаться на воле, отец не завел. Может, «там» он с кем-то и сошелся, но продолжения эти отношения не имели. Не помню такого.
Папа говорил, что ни в одном из лагерей, где пришлось жить, долго не задерживался. Как-то его определили в одну из бригад, лес валить. «Юр, ты здоровый спортсмен, тебе еще в футбол играть. Зачем надрываться? Иди ведомости заполнять», - вот настолько бережно относились порой друзья-заключенные к нему. Хотя здоровье позволяло папе бревна таскать. Работал учетчиком, готовил письменные отчеты.
В 67-м пятьдесят лет советской власти исполнилось. Колоссальная амнистия к дате подоспела. И отца выпустили на поселение, режим куда более ослабленный по сравнению с колонией. Мама имела возможность навещать любимого человека в Гродно.
Отец жил на поселении, по сути, как рядовой гражданин страны. Даже служебную квартиру выделили. Тамошние милиционеры устроили на работу. Отнюдь не в офисе трудился, обычным каменщиком. Реально кирпичной кладкой занимался, здание строил с работягами. Подноготную жизни увидел и почувствовал на собственном опыте.
Свобода на поселении в Гродно относительная. Мама отмечалась в милиции, обязательное условие. Там ей напоминали: не больше двух недель живете, затем назад, в Москву. Таковы правила. Все непросто, жестко на самом деле.
СВОБОДОЙ ОБЯЗАН ОТЦУЮрий Александрович, как мне показалось, внутренне не сломался. Конечно, в силу возраста не могу знать подробностей его жизни в заключении. Насколько сильно, глубоко переживал. Понятно, совсем молодой на тот период парень, всего-то двадцать два года. Осознавать-то тяжело, не то, что жить с этим несколько лет кряду.

Не назвал бы отца слишком мягким, совсем уж неконфликтным человеком. Он, пожалуй, гибкий, но стойкий стебель. Так бы охарактеризовал. Вроде гнешь, гнешь его, а дальше дает понять: больше гнуться не станет. Вот будет отныне только по его образу и подобию, все. Точка. Впрочем, готов договариваться, в чем-то уступать. Но не в принципиальных для него вопросах. Проблем в общении с ним никаких. Внутренний стержень, однако, мощный, вполне осязаемый.

В историю вокруг возможного возвращения в «Спартак» решающим образом вмешалась семейная ситуация. Спортивная, впрочем, тоже. Но отношения с отцом, Сан Санычем, вышли тогда на первый план.

Наверное, мог бы сказать Севидову-старшему: «Ты мне - папа, многим тебе обязан. Но меня зовет «Спартак», извини. Ухожу из твоего «Кайрата». Нет, не смог ни заявить подобное, ни, тем более, поступить.

Дед в самое сложное время очень-очень помог нашему папе. Ведь амнистия не сама по себе счастливым комом свалилась. Ее предстояло добиться, сильно, как говорят, попотеть.

Вот Сан Саныч Севидов ходил по многим инстанциям, до ЦК дошел. Терпеливо, дотошно объяснял чиновникам, что его сын никакой не шпион. Разумеется, и не помышлял убить профессора, и тому подобное. Видимо, смог убедить, фамилию отца внесли в списки амнистируемых лиц. Дорогого стоит.

Не случайно отца перевели на более свободный режим поселения. Заслуга, в том числе, Сан Саныча. В 65-м папа срок получил по вынесенному приговору. Спустя полтора года на поселении жил. В 69-м уже на свободу вышел.

Юрий Александрович позднее рассказывал нам, что, если бы не помощь Сан Саныча, ничего не изменилось бы в его лагерной жизни. А тут поселение в Гродно, куда лучше условий в колонии. Затем и вовсе скорая свобода. Она наверняка не скорой была, если не помощь родного человека.

…Отношения со спартаковцами оставались нормальными по возвращении из мест заключения. Некое напряжение ощущалось разве что при упоминании имен, фамилий некоторых руководителей красно-белого клуба.

Отец одно время тренировал одноклубников из рязанского «Спартака». И на открытие новенькой местной арены позвали как раз именитых столичных гостей. Рязанцы разгромили тогда маститых гостей в товарищеской встрече со счетом 3:0. Папа вспоминал, что после двух пропущенных мячей москвичи «завелись», будто «звери». Рвались отыграться, яростно атаковали. Увы, ничего им не удалось.
Тамошние болельщики по ходу встречи свистели, улюлюкали, смеялись, недоумевали. Кто к ним приехал-то?! Оказалось, ни много, ни мало основной состав московского «Спартака». И такой казус – хозяйская команда имела очевидное игровое преимущество.

В рязанском клубе тех лет выступал форвард Валерий Андреев. «Хорошая у тебя команда, Юр, - признал по окончании матча Старостин. – Особенно понравился паренек, игравший слева». «Так вы его отчислили в прошлом сезоне», - спокойно ответил папа мэтру отечественного футбола.

Забавно, правда? Получается, Николай Петрович просто забыл о бывшем своем игроке. Андреев же буквально расцвел, как мастер, под руководством Севидова. Да, сквозило в манере держаться, общения у Юрия Александровича: не очень-то вы, спартачи, помогли мне в трудную годину. Читалось, не скрою.

Не берусь утверждать, пытался ли что-то сделать сам Старостин. Во всяком случае, явно никак не проявлялось. Если не явно, как еще могло быть? История-то с «посадкой» нашего папы вышла резонансная. Знала и следила за развитием событий вся страна. Несмотря на отсутствие в те годы современных технологий, того же Интернета, к примеру. Газеты, так или иначе, сообщали некоторые подробности. В основном, поливали грязью отца.

Тогда даже шутка ходила в народе. Столько великих академиков в стране, что футболистам невозможно проехать. Кого ни сбей, оказывается известным ученым. Для нашей семьи, конечно, трагедия. А в СССР многие, таким образом, забавлялись, развлекались.
Ведь члены Академии наук, ее руководители, прежде всего, отправляли в разные высокие инстанции кучу ходатайств. Нетрудно представить, какого свойства. Он кого сбил, этот франт?! Умнейшего, светлейшего человека, профессора с мировым именем, и т.д. Устои нашего общества грубо, мерзко попрал. Ату его! Сгноить надо.

Юная тогда наша мама читала тексты некоторых депеш, у нее волосы дыбом вставали. Понимала, что не увидит любимого человека лет десять, а, может, и все пятнадцать. Нешуточная возня вокруг папы, о которой сейчас рассказываю, велась еще до вынесения приговора. Легко представить состояние мамы, родителей отца.

Ждала бы его из тюрьмы? Однозначно дождалась бы. Нынче, оглядываясь на прекрасно прожитую ими совместную жизнь, нет сомнений. И тогда не было, по словам мамы. Она возила в колонию не только книги. Обычные житейские вещи – зубную пасту, необходимые продукты…