Карантин стал для судебной вертикали тем кризисом, который «не только поднимает проблемы, но и создает возможности». После ограничения работы судов московские судьи поставили четырехлетний рекорд, за три дня избрав меру пресечения более чем 150 обвиняемым. Тем временем перегрузка СИЗО в условиях эпидемии грозит бунтами. Социолог Элла Панеях, изучив идущие процессы, пришла к выводу, что карантин позволяет судам еще больше урезать права адвокатов и обвиняемых, а также частного бизнеса в арбитражном процессе. Впрочем, часть судей (небольшая) под шумок, наоборот, проявляет неожиданную смелость.
Переполнение СИЗО
В 2019 году суды одобрили 89% ходатайств силовиков о заключении под стражу и 97% ходатайств о продлении — и, судя по сообщениям Анны Каретниковой, эта практика остается в силе: в единственный изолятор Москвы, который принимает новых заключенных, каждый день везут не только обвиняемых в насильственных преступлениях, но «и экономических, и алиментщиков». Помочь следствию «закрыть» обвиняемого — святое дело. Правозащитник Динар Идрисов пишет, что обжалование мер пресечения сейчас стало невозможным, а группа правозащитников в письме председателю Верховного суда отмечает, что во многих СИЗО страны не просто находится — и еще прибывает — множество заключенных, но и превышен даже лимит «мирного» времени, то есть они остаются переполненными (уже после этого письма 18 апреля ФСИН прекратил в Москве прием новых заключенных во все СИЗО, кроме одного). Какие уж тут карантинные меры?
К мольбам правозащитников присоединился уже и ФСИН, директор которого написал Лебедеву письмо с просьбой не отправлять в заключение хотя бы обвиняемых по преступлениям малой и средней тяжести, а также обвиняемых в экономических преступлениях (о том, что ненасильственные преступления в России часто идут по тяжелым статьям, даже и не являясь экономическими, Калашников, видимо, просто не задумывается). Рассмотрение большинства уголовных дел приостановлено, обжалование мер пресечения невозможно — как если бы в Верховном суде изначально не доверяли способности ФСИН обеспечить карантинные меры и заранее считали СИЗО рассадниками заразы, из которых сейчас никого выпускать нельзя; полиция и СК, однако, не могут или не хотят остановить конвейер производства уголовных дел. Что произойдет с сосудом, который наполняют и наполняют, перекрыв исходящий поток? Во многих странах мира уже происходят «коронавирусные» бунты в тюрьмах, в России эпидемия еще не достигла своего пика и все еще впереди.
Хаос за закрытыми дверями
Не меньше проблем и с судами по существу дел. По решению Верховного суда на заседания сейчас не пускают ни публику, ни даже журналистов, и это можно объяснить эпидемиологическими соображениями — но, защитив от вируса судей, прокуроров и адвокатов, Верховный суд не озаботился никакими мерами, чтобы обеспечить гласность открытых по своему юридическому статусу процессов: ни онлайн-трансляции, ни записи, доступной публике. И уж, конечно, среди приостановленных дел «застряли» и такие мелочи, как обжалования уже вынесенных приговоров, жалобы на нарушения судей и следователей, обжалование решения руководства колонии на помещение заключенного в СИЗО, жалобы на нарушение права на защиту, всякая презренная «административка» и так далее; множество таких примеров можно найти, к примеру, в Telegram-канале «Общественного вердикта».
Впрочем, для административных дел против активистов можно сделать исключение: судья может рассмотреть такое дело по видеосвязи. Между тем множатся и сообщения адвокатов о том, что их под предлогом карантинных мер не пускают в залы заседаний, требуют подписать ходатайства о рассмотрении дела без участия сторон, не обеспечивают «присутствие» обвиняемых даже по видеосвязи, не говоря уже о том, что не пускают к подзащитным в места предварительного заключения. Адвокат Мария Эйсмонт, одна из защитников в деле Константина Котова, уже во время эпидемии этапированного в Москву для пересмотра его дела в Мосгорсуде, ведет репортажи из зала суда. На первом заседании 14 апреля Константин «присутствовал» по видеосвязи из здания СИЗО; журналисты и публика не допущены (правозащитники, впрочем, сами просили никого не приходить и не рисковать здоровьем), съемка только протокольная, ни предварительной встречи с адвокатом, ни даже информации; о том, как будет проходить процесс, защитники узнают, зайдя в зал. Фрагмент репортажа:
«Костя присутствует по видеоконференцсвязи. Мы видим его с двух экранов.
Вдруг со страшным скрипом открывается решетка, и в клетку заводят бородатого мужика. Мужик садится рядом с Костей. Адвокаты переглядываются. Вот вам и социальное дистанцирование в СИЗО.
— Вы кто? — спрашивает судья
— Мусаев — отвечает мужик.
— Что у вас?
126-ая <похищение человека — The Insider>
Теперь с нами Мусаев».
Фигуранта, видимо, другого процесса привели и усадили перед видеокамерой раньше времени, из материалов уголовного дела куда-то делась флешка с доказательствами, приобщенными защитой, — ее копия будет заново приобщена к делу на следующем заседании суда, 16 апреля; на этой же сессии суд, разумеется, отказывает защите в праве допросить по видеосвязи тех свидетелей, которые из-за карантинных мер не могут явиться лично, зато позволяет обвинению незаверенные копии документов, которые прокурор считает свидетельствами материального ущерба (речь идет о судебных решениях по претензиям к другим участникам летних «беспорядков», да еще на те даты, которые Котов провел в спецприемнике и присутствовать на улице физически не мог).
Адвокатам в эти дни приходится проявлять столько же отваги, сколько и врачам, будучи куда менее к этому подготовленными. Ездить по городу, ходить на встречи, пробиваться в СИЗО, являться в суды, чтобы защищать людей. Из средств защиты — маски и, может быть, перчатки.
Судьи не спешат наказывать пойманных на улице людей
Коронавирус стал еще одним тестом для российской судебной системы. Борьба с пандемией проходит в условиях правовой неопределенности, усугубленной конституционным кризисом, право принимать решения спущено на уровень губернаторов и местных чиновников, которых много лет старательно отучали принимать решения. Правоохранители, давно уже предельно независимые и от судебной ветви власти, и от какого бы то ни было гражданского контроля — в том числе и тех самых местных властей, — не желают поступаться ни своими интересами, ни привычками и арбитрами законности быть не могут. В этом контексте интересно, что если обычно суды быстро штампуют мелкую «административку», где протокол на гражданина составил сотрудник полиции, то к протоколам по «эпидемиологическим» статьям КоАП, по которым только пошел поток дел, судьи относятся более критично: по свидетельству юриста, большинство таких протоколов суд возвращает полицейским за недочеты в оформлении, а по тем, по которым все же штрафует людей за нахождение на улице, назначает минимальную сумму — 1000 рублей.
Обычно послушные кубанские суды вернули правоохранителям 400 протоколов из полученных 1300 и отказались приостановить работу 17 предприятий из 76, на которые нацелились силовики, а в Татарстане удалось прекратить практику вменения нарушителям «самоизоляции» ст. 6.3 КоАП, для этого не предназначенной. Возможно, часть проблемы в том, что сейчас на улицах полно полицейских, непривычных к составлению таких протоколов: на патрулирование улиц выгнали всех, кого только можно. Но порой правосудное решение принимается и по существу; так, в Краснодарском крае суд аннулировал протокол, выписанный водителю, который, не имея спецпропуска, вез беременную жену к врачу. По нынешним временам — редкая смелость.