10 февраля Министерство культуры отправило в отставку генерального директора Государственной Третьяковской галереи Ирину Лебедеву и назначило на ее должность генерального директора РОСИЗО Зельфиру Трегулову. Первое после увольнения интервью экс-глава крупнейшего музея дала корреспонденту «Известий».
— Возглавив Третьяковку, вы подчеркивали, что коллектив галереи должен осознать необходимость зарабатывать деньги самостоятельно. Каких результатов удалось добиться?
— Очень больших. Треть нашего годового бюджета мы обеспечивали сами. Конечно, показатели доходов важны, но я уверена, что нельзя ставить задачу зарабатывать любой ценой. К нам, например, поступало огромное количество просьб арендовать зал Врубеля для проведения мероприятий. У нас были разного рода опыты, и мы поняли, что этого делать точно нельзя, несмотря на финансовую выгоду.
Можно меня обвинять в том, что я не соглашалась на какие-то акции и мероприятия. Но я считаю, что Государственная Третьяковская галерея — это не один из музеев, а главный национальный музей России. Миссия галереи не должна омрачаться какими-то сиюминутными необходимостями, требующими снизить планку. Мы — лицо, имидж страны. Очень важно, чтобы все это понимали.
— Сергей Капков упрекнул вас в том, что галерея существовала обособленно, вы не желали взаимодействовать с близлежащими культурно-парковыми объектами.
— Это очень тяжелая история, и она не связана ни с каким взаимодействием. Дело в отношении к Третьяковской галерее. Не может национальный музей жить по законам парковой зоны. У нас парков много, замечательно, что они есть. Я очень уважаю деятельность правительства Москвы по активизации внешней жизни города. Но государство должно выбирать, что важнее: национальный музей, достойно представляющий страну, или очередной парк.
Мало того, что мы соседствуем с ЦДХ, с их меховыми салонами, так еще и в «Музеоне» работают по своей программе, совершенно не учитывая то, как она сказывается на деятельности и имидже галереи.
Сначала закрыли шлагбаумом вход в парк: это пешеходная зона, там все должны гулять. Нас никто даже не спросил, до Третьяковской галереи вообще никому дела нет. А как нам работать? К нам привозят произведения искусства, у нас хозяйственная деятельность, гости приезжают. Нам сказали: по пропуску. Но мы не Кремль! А что делать инвалидам, которым надо подъехать к галерее на машине?
В Лаврушинском переулке сложилась аналогичная ситуация: поставили гранитные столбики, отгораживающие пешеходную зону. А у нас там депозитарий. Наверное, когда все это прорабатывалось, должны были нас пригласить. Меня потрясает такое отношение к музею, несущему важнейшую миссию. Я не могу по этому поводу молчать. Конечно, я ставлю соответствующие вопросы, и, конечно, не всем нравится, что я это делаю.
— Высказывалось также недовольство по поводу не функционирующего внутреннего дворика филиала на Крымском Валу.
— Мы планировали открыть его 16 мая, в Ночь музеев. Уже несколько месяцев работали на дизайн-проектом вестибюля: там большие пространства, которые необходимо рационально использовать. Долгое время изучали технические возможности и другие параметры, ведь здание сложное. Кроме того, есть еще и юридические вопросы, имущественные отношения. В этой области постоянно возникали сложности, и мы предпринимали героические усилия, чтобы все уладить.
В феврале планировали открыть вместе с министром культуры мультимедийную выставку на фасаде здания на Крымском Валу, которую мы так долго ждали: необходимо ярко, красочно обозначить, что там находится не ЦДХ, а Третьяковская галерея. Иногда приходят молодые люди на нашу экспозицию и говорят: «Надо же, в «Музеоне» Малевич висит!». Стыдно за это должно быть всем, а не только мне.
― Что еще рассчитывали сделать в ближайшее время на Крымском Валу?
― У нас была намечена программа Года «Черного квадрата» Малевича. Ведь тот самый знаменитый «Черный квадрат» находится именно на Крымском Валу. Как выяснилось, мало кто об этом знает. Миссия нашего музея — перевернуть в массовом сознании отношение к искусству XX века, которое не знают, не понимают и недолюбливают. Я всегда говорила нашим чиновникам: вы можете искусство XX века не любить, но гордиться им должны. Очень важно, что на Олимпиаде уделили столько внимания искусству, в том числе авангардному. Впервые после запрета в 1936 году показывать авангард государство официально его реабилитировало.
Поэтому важен был повод, который позволил бы еще раз обратить взгляды зрителей на отечественное искусство XX века. А «Черный квадрат» ― хороший повод. Мы хотели и небольшую книжку выпустить, и камерную выставку сделать, и провести образовательную программу, посвященную авангарду. Все это должно было как-то выстрелить к 16 мая.
— Насколько активно галерея сотрудничала с зарубежными коллегами?
— У нас очень большие связи по всему миру, регулярно в разных странах проходят выставки. Иногда мы показываем полностью подготовленную Третьяковской галереей выставку только из нашего собрания, иногда участвуем в крупных совместных проектах. Сейчас у нас выставка в Китае. В марте предполагается открыть там еще одну и показать ее на четырех площадках. В 2014 году состоялись выставки в Лозанне, Хельсинки.
Мы выдаем большое количество произведений не только зарубежным музеям, но и российским. Запросов очень много, ведь Третьяковская галерея хранит произведения отечественного искусства разных эпох. Кому-то нужны иконы, кому-то — современное искусство. Жизнь коллекции очень насыщенная, и это требует серьезной организационной работы: все надо делать быстро.
— Действительно ли Министерство культуры упрекало вас за недостаточно активное сокращение штата в рамках оптимизации деятельности галереи?
— Да!
— В Министерстве культуры также заявили, что Третьяковская галерея в период вашего руководства не стала методическим центром. О чем идет речь?
— Что подразумевается под методическим центром и почему мы им должны стать, я не очень понимаю. Роль такого центра для региональных музеев еще с советских времен выполняет Русский музей. Третьяковская галерея была в подчинении Министерства культуры СССР, а Русский музей подчинялся Министерству культуры РСФСР. Там для региональных музеев проводились разного рода методические занятия. У них до сих пор сохранилась эта структура.
Мы же оказываем консультационную помощь разным институциям. Партнеры из регионов всегда отмечали, что за время работы с галереей они приобретали колоссальный опыт.
У нас был замысел организовать стажировки для наших коллег по вопросам реставрации, хранения, хотя никто перед нами такую задачу не ставил. Существует кадровый голод, мы его остро ощущаем, поэтому готовы делиться наработанными материалами.
― Вопросы у Минкультуры вызвал и ход строительства нового здания галереи.
― Мы работали в формате программы «Культура России на 2012–2018 годы». Предполагалось, что строительство будут завершено к 2018 году. Как и на любой стройке, у нас есть ряд сложных вопросов, связанных с тем, что мы имеем дело с долгостроем. История нового здания началась с указа Бориса Ельцина от 1996 года. Героическими усилиями удалось все сдвинуть с мертвой точки. Мы провели корректировку проекта, ведь у музея появились новые потребности, а технические условия перестали соответствовать современному законодательству.
Говорить о том, что на стройке у нас ничего не делается, невозможно. Нулевой цикл строительства ― это всегда тяжело. Предваряя его, мы сносили здание, судились с арендаторами. Мы сделали все необходимое, и уже в скором времени станут видны результаты этой работы.
― Какова причина заявленного в планах на ближайшие годы снижения посещаемости на 15%?
― Во-первых, в условиях кризиса это автоматически может произойти. Во-вторых, в этом году у нас отменилась выставка Генриха Семирадского: поляки отказались готовить проект с нами в рамках Года России – Польши из-за политической ситуации. Мы готовили ее 3 года и ожидали большой посещаемости.
Еще один фактор ― необходимость проведения ремонта крыши на Крымском Валу. Я давно добивалась от Министерства культуры, чтобы нам выделили деньги на него, крыша в ужасном состоянии. Сначала денег не давали, но недавно согласие было получено. На 2016–2017 годы мы наметили ремонтные работы над постоянной экспозицией, а уже после этого планировали открыть ее новый вариант.
Конечно, показатели ― вещь очень нужная и важная, но до абсурда доводить не надо. Показатели не должны становиться самоцелью, когда речь идет о деятельности музея и творческой организации.
― Как вы можете прокомментировать скандал с учителем, которого во время урока вывели из зала?
― Я не понимаю, почему мы должны думать об учителе, который скакал, кричал и вел себя неприлично, заранее подготовив для себя PR-акцию, но не должны думать о людях, купивших билеты и пришедших на выставку? Третьяковская галерея — сильный бренд, и в этом есть свои плюсы и минусы. Устроить скандал здесь — для некоторых способ прославиться. Таких случаев было много.
В каждой организации есть определенные правила и требования. Все занятия сторонние люди проводят на основании письма, адресованного директору. Мы его рассматриваем, выдаем путевку. Все заранее планируем, ведь в зале могут проходить экскурсии. Этот график непросто организовать.
Есть еще и проблема несанкционированного проведения экскурсий. Для кого-то это бизнес, и вычислить таких людей довольно сложно. Мы много занимались подобными вопросами в последнее время, разработали специальные бейджи, чтобы можно было понять, где экскурсовод галереи, а где экскурсовод турфирмы.
— Почему вы отказались от должностей, предложенных вам Минкультуры после увольнения?
— Эти варианты были заведомо маловероятными, все понимали, что я не соглашусь. Я вообще пока не думаю о новой работе. Во-первых, нынешнюю ситуацию надо эмоционально пережить. Мне не очень понятно, почему это произошло, какие претензии ко мне имеются на самом деле, потому что официально предъявленные являются довольно странными.
— Можете назвать любимый проект галереи за последние 5 лет?
— Не могу. Крупные знаковые выставки всегда любимы. Все они выстраданные. Когда мы получали результат, на который рассчитывали, с удовлетворением понимали, что все наши невидимые миру слезы нашли отклик в сердцах зрителей.