Окно невозможного
Неделю назад «Новая» (№ 51) радостно сообщила, что Советский районный суд Воронежа 12 мая отказал в госпитализации в психбольницу местного активиста Воробьевского. После недели, проведенной им в больнице, никто на этом, впрочем, уже и не настаивал. Но если бы дело слушалось неделей позже, судья могла бы так и не рискнуть: в тот же день в Воронеже допрашивали адвоката Марию Г., а с делом против нее здесь связывают внезапную и скандальную отставку председателя облсуда Виталия Богомолова и его зама по уголовным делам Владимира Маслова.
Обвинения в коррупции против руководства облсуда, пусть даже выдвинутые не официально, а в СМИ, беспрецедентны, а стремительная отставка косвенно их подтверждает. Но вряд ли на заседании Совета судей РФ, которое начнется в Москве, во вторник, с трибуны кто-нибудь об этом скажет. В кулуарах разговоров будет много, но за исключением нескольких персон, включая председателя Верховного суда РФ, все будут гадать — так же, как мы. Окошко в облаках приоткрылось буквально на миг, но у нас появляется шанс подглядеть, что происходит в судейском и, шире, в юридическом сообществе в одном из типичных в этом смысле российских регионов.
Сообщение о том, что Богомолов и Маслов 12 мая, в четверг, внезапно были вызваны в Москву, где подали заявления о не вполне добровольном сложении полномочий, впервые появилось на сайтах воронежского «Коммерсанта» и «РИА — Воронеж» 14 мая, в субботу (!). Источниками, поделившимися информацией, были региональное управление ФСБ и адвокаты. Да, это был «слив», но, случись такое в какой-нибудь из соседних областей, где нет более или менее независимых СМИ, — и об обвинениях судей в коррупции вообще никто никогда бы не узнал.
Заниматься собственным анализом (а он здесь довольно сложен) журналистам было уже некогда, и не без подсказки «источников» оба сайта привели два примера наиболее громких судебных решений, подозрительных с точки зрения коррупции. На этих делах нам тоже придется остановиться чуть подробнее.
Закон суров, но это…
Алексей Климов, в прошлом сотрудник полиции, глава фонда «ветеранов СОБР», числящийся адвокатом в одной из наиболее влиятельных в Воронеже коллегий «Баев и партнеры», был задержан 2 сентября 2015 года за организацию преступного сообщества. По версии следствия, Климов, экс-кандидат в депутаты гордумы на выборах прошлой осенью, контролировал бизнес по оказанию интим-услуг из нескольких сот проституток с ежемесячным доходом порядка 5 млн рублей. 1 марта 2016 года Ленинский райсуд, несмотря на протесты обвинения, изменил Климову меру пресечения с заключения под стражу на подписку о невыезде.
Эдуард Ельшин 15 ноября 2014 года возле дверей ресторана «Il Tokyo» зарезал случайного знакомого, с которым за час до этого поссорился внутри. Убийство было совершено прямо под видеокамерой (запись с которой попала в интернет), Ельшин три дня прятался, но был задержан и признался в убийстве. Дело не представляет особой сложности, но следствие продолжается до сих пор, причем в январе 2015 года мера пресечения в отношении него, вопреки протестам обвинения и представителей потерпевшего, была изменена с содержания под стражей на домашний арест. Это вызвало в Воронеже митинг, инициированный в том числе друзьями убитого.
Но почему, собственно, сутенера надо обязательно оставлять под стражей до суда? Он не убийца. Да и предполагаемого убийцу (Ельшина) не обязательно держать в камере до приговора, если он дал признательные показания и другие доказательства тоже уже собраны.
Эти и другие «мягкие» решения и приговоры судов (а их, покопавшись в памяти, воронежцы за последние годы вспоминают немало) надо сравнивать не с законом, а с установившейся практикой. Именно по сравнению с массой других дел заметны отклонения, а «нормальным» выглядит прогремевшее на всю страну воронежское «маковое дело», где жестокий приговор за торговлю не запрещенным кондитерским маком вынесен семье: пожилому и нездоровому мужчине, двум таким же женщинам и девчонке, успевшей даже окончить юридический вуз в СИЗО.
Выступая перед Советом судей РФ в декабре прошлого года, председатель Верховного суда В. М. Лебедев, обычно ограничивающийся скучным цитированием судебной статистики, довольно резко попенял судьям именно на то, что статистика применения жестких мер пресечения, несмотря на усилия пленума Верховного суда, остается все той же: судьи удовлетворяют ходатайства следствия о заключении под стражу более чем в 90% случаев, а о продлении сроков содержания под стражей — почти в 100%. СИЗО между тем уже переполнены: некуда сажать.
Об этом же, вслед за председателем Верховного суда, на установочном совещании с воронежскими судьями в феврале 2016 года говорил и Виталий Богомолов. Свой доклад по мерам пресечения подготовила и уполномоченный по правам человека в Воронежской области, профессор-юрист Татьяна Зражевская. Увы, теперь его уже не с кем будет обсуждать — судьи, после случившегося, этого не поймут.
Адвокаты-дьяволы
Чтобы так быстро убедить руководителей Воронежского облсуда написать заявления об отставке, 12 мая в Верховном суде им должны были показать что-то более существенное, чем решения о мерах пресечения по Климову и Ельшину, тем более что прямого отношения к этим делам оба не имели.
Во вторник, 17 мая, после того как зампред облсуда Маслов в понедельник уже сообщил коллегам о своей отставке, те же «близкие к ФСБ» источники подсказали журналистам другую историю, с которой это могло быть связано. 11 мая в машине у здания Левобережного райсуда следственным комитетом и органами ФСБ была задержана адвокат Мария Г., которой мать обвиняемого по делу о сбыте наркотиков в крупных размерах только что передала 350 тыс. рублей. Это была якобы часть денег, предназначавшихся кому-то из судей за вынесение сыну условной меры наказания, а ранее адвокат уже добилась для него меры пресечения, не связанной с лишением свободы. При обыске у Марии Г. якобы была изъята зеленая (цвет особо подчеркивается в публикациях) тетрадочка, в которой адвокат вела некие записи, связанные с движением денег.
По другим сведениям, Марию Г. задержали не возле суда, а дома, где она еще не хотела открывать, но все остальное, включая «зеленый блокнот», совпадает.
Дело по обвинению 33‑летнеей адвокатессы в мошенничестве (реально повлиять на судебные решения она якобы не могла, а вымогала деньги «под судей») передано в управление СК по Воронежской области. Но только следователь сегодня знает, с «зеленой тетрадкой» или уже без нее. В отношении Марии Г. избрана мера пресечения, не связанная с лишением свободы, но, по некоторым сведениям, 48 часов после задержания 11 мая она провела не дома. Информация об этом, появившаяся 17 мая, в дальнейшем в СМИ поступать перестала, а сама Мария Г., снимая трубку мобильного, смеется и говорит, что «зеленый блокнот» — такая же чушь, как известные «зеленые человечки».
Сведения о ней самой противоречивы. Источники воронежских журналистов в силовых структурах утверждают, что она приходится племянницей одному из судей, но мои собственные по старым связям в суде — что она лишь однокурсница и подруга дочери зампреда Владимира Маслова. Сходятся они лишь в том, что «Маша» ничего особенного собой не представляла, была членом общественного совета при ФСИН и успешно решала вопросы условно-досрочного освобождения. Мои источники добавляют, что в начале мая ее с двумя судьями областного суда кто-то снимал в ресторане, где они обсуждали покупку одной из судей (которая и заметила съемку) новой дорогостоящей кухни.
18 мая в Воронеже был задержан с поличным (300 тыс. рублей) еще один адвокат, Артур Б., который раньше работал районным прокурором. На этот раз деньги якобы предназначались не судьям, а от потерпевших сотрудникам следственных органов за активизацию расследования их дела. Антикоррупционная кампания, еще 11 мая начинавшаяся против судейского корпуса, таким образом, ограничится, вероятно, охотой в Воронеже на мошенников‑адвокатов — говорят, что эти двое не последние.
В местных СМИ в контексте этой истории чаще других упоминается коллегия адвокатов «Баев и партнеры», к которой принадлежал бывший собровец Климов. Отец адвоката Максима Баева — профессор юрфака Воронежского государственного университета, много лет преподает здесь уголовный процесс, и у него учились едва ли не все судьи, следователи и адвокаты Воронежа.
«Маша» и ФСБ
Оперативные разработки в отношении судебного и юридического сообщества в городе, несомненно, начались еще при прежнем главе регионального управления ФСБ, который ушел в отставку в конце прошлого года. Однако «реализацию материалов», как это называется на их языке, сделал возможной уже новый начальник УФСБ, который был назначен в Воронеж около полугода назад.
Самый важный вопрос, связанный с задержанием Марии Г., состоит в том, почему ей не дали с деньгами дойти «по адресу»: ведь рассматривать всерьез ставшей официальной версию о том, что «Маша» никому и не могла «занести», мы, конечно, не будем. На этот вопрос от нескольких людей, находящихся внутри системы (само собой, они согласились поговорить только «без ссылок»), я получил один и тот же — вопросом на вопрос — ответ:
«Представляете себе, что бы здесь началось, если бы ей позволили дойти до нужного кабинета?»
Дальше возможны только версии, которые тут все и строят. Наша хороша тем, что она точно вписывается в сжатые временные рамки, а с другой стороны, опирается на процессуальные ограничения, предусмотренные УПК РФ в отношении судей и адвокатов.
Для оперативной разработки адвоката ничьих санкций не нужно, но возбуждение против него уголовного дела требует решения главы следственного управления СК по субъекту Федерации, а следственные действия могут производиться еще и лишь с согласия судьи районного суда. То есть об обыске у Марии Г. 11 мая в юридическом сообществе стало известно сразу же. Оперативные мероприятия в отношении судьи — еще более сложная процедура, и для того, чтобы дать «Маше» дойти до кабинета в областном суде, потребовалось бы согласие коллегии из трех судей Верховного суда РФ (а для возбуждения дела — согласие Высшей квалификационной коллегии судей).
Что сделал бы опытный оперативник (а он тут опытный, это мы знаем), чтобы «реализовать информацию» по связям Марии Г. с судьями? Он бы тихо задержал ее не возле суда, а дома, держал бы не в изоляторе, а где-нибудь на конспиративной квартире, где она могла бы отвечать под его контролем на телефонные звонки. Еще он сразу же 11 мая обратился бы (через начальство) к судье в Воронеже за санкцией на обыск в доме адвоката и к судьям Верховного суда за разрешением на операцию в отношении судьи. На все это у него было два дня (48 часов с момента задержания).
Если так, утечка из ФСБ в субботу (без которой это вообще никогда не вышло бы на поверхность) имела целью предотвратить срыв операции «Маша», но… все равно было уже поздно. Как только информация дошла (мгновенно) в среду до Верховного суда, сюда в экстренном порядке были вызваны Богомолов и Маслов, и дальнейшая работа с Марией Г. потеряла перспективу. Поэтому во вторник она могла отвечать на звонки уже из дома и со смехом (возможно, нервным).
А может, наш оперативник — на то и опытный, чтобы понимать: над ним есть еще много начальников, которым надо друг с другом договариваться. Тогда он мог особо не стараться, понимая, что на адвокате все и закончится. В таком случае правильна версия о задержании Марии Г. прямо у суда с неминуемым шухером и с картинно (на фотографиях, переданных в «Вести-Воронеж») открытым багажником.
Подследственные и последствия
Всякий, кто разбирается в устройстве судебной системы, понимает, что вся эта пахнущая коррупцией фактура пока что — ниже уровня председателя облсуда. Не будем утверждать, что все они ангелы с этой точки зрения, но это «мелочовка». Впрочем, если «рента за мягкие решения» существовала как система, то замыкаться на зампреда с точки зрения общего контроля за потоками она могла. Богомолов, чья отставка была принята ВККС уже 17 мая, стал жертвой за компанию, за то, что «знал и не пресек». Про Маслова же в Воронеже многие сразу вспомнили много чего, что могли бы, если бы расследование пошло, рассказать и на допросах. Но теперь это все «к делу не пришьешь», а зеленую тетрадочку, если даже она и была, мы, скорее всего, уже никогда не увидим.
Зато в этом чуть приоткрывшемся окошке, в коротком просвете, как в кормушке камеры, мы увидели, что представляет собой юридическое сообщество в одном из типичных российских городов. Драконовские, но чисто формальные требования, которые в целях борьбы с коррупцией предъявляет к кандидатам в судьи кадровая комиссия администрации президента, отсеивая тех, у кого есть, в частности, родственники-адвокаты, ничем тут не поможет. Здесь все друг с другом вместе учились, работали, встречались, пили, спали, и, в принципе, почти каждый может выполнить функцию «решалы» — если есть кому «занести».
Судейское сообщество не хочет вскрывать этот нарыв. Чтобы не пачкать мундир, а продолжать говорить, что среди судей коррупции нет: посмотрите, мол, сколько дел возбуждено по этим основаниям, да и те против каких-то там мировых судей. А вот это, в Воронеже? А это не считается: приговора-то нет. Судьи будут молчаливо соглашаться с утверждением, что причиной их обвинительного уклона является запугивание со стороны силовиков. На пустом месте ведь коррупции же нет?
На самом деле есть и то и другое: и судейская (но не только) коррупция, и просто выкручивание судьям рук со стороны «силовых структур», которым надо, с одной стороны, получать санкции суда на производство следственных действий, а с другой, они же на практике играют важнейшую роль и при назначении судей, и в процессе отстранения их от должности.
Если бы коррупционный скандал в судейском сообществе в Воронеже был разрешен открыто, из него можно было бы сделать важные выводы, в том числе и организационные. А так не только судьям, но всем (кроме «силовиков») станет от этого только хуже. Хуже будут обеспечиваться права на защиту: под огонь опять попали «скопом» все адвокаты. Строже — когда надо и когда не надо — будут теперь выноситься и судебные приговоры и решения. Ведь только так запуганные судьи не рискуют должностью «за мягкость», и никто не будет разбираться, обоснована она в каждом конкретном случае или нет.