Znak.com неоднократно обращался к теме идентичности Свердловской области и Екатеринбурга. Но тема не исчерпана, ситуация развивается. В своей статье в сентябре этого года я писал, что Свердловская область сегментирована, что единые смыслы, необходимые для развития региональной идентичности угасают, уступают место федеральным и местечковым, но при этом отмечал: «Исключение – Нижний Тагил. У тагильчан появилась собственная гордость, свои собственные новые идентификаторы. В том числе политические. И, что парадоксально, именно это способствует сближению Екатеринбурга и Нижнего Тагила. Именно это укрепляет общую региональную идентичность». Поговорим о Нижнем Тагиле более детально.
Об уникальности ситуации
Обычно российский регион отождествляется в массовом сознании со своей столицей. И назвать это мировым правилом, скорее всего, нельзя. Вот возьмите, например, Соединенные Штаты. Столицу Мичигана едва ли кто-то вспомнит. Это Лансинг. Численность населения столицы около 120 тысяч, агломерации – менее полумиллиона. Зато самый крупный город штата – Детройт – знают все. Аналогично со штатом Нью-Йорк и его столицей Олбани. Пенсильвания – столица Гаррисберг, а самый известный и крупный город – Филадельфия. Калифорния – столица Сакраменто, а Город с большой буквы – Лос-Анжелес.
В России ситуация более простая. Большой, крупный и сильный… значит, и быть тебе столицей. Можно было бы ради объяснения такого положения дел сослаться на историю: так сложилось исторически. Можно было бы апеллировать к географическим, территориальным особенностям России. Но, кажется, что не меньшую роль в возникновении этой ситуации сыграла административная логика: так проще управлять.
Стремление к слиянию власти и собственности, шире, власти и экономики, которые культивировались и культивируются, привело в подавляющем большинстве регионов к тому, что самый крупный город региона не только «назначался» и «назначается» столицей, но и концентрировал большинство экономических, административных и политических ресурсов. В какой-то момент эта ситуация использовалась и в политических целях. Например, при Борисе Ельцине система ослабления сильных губернаторов сознательно отстраивалась через усиление мэров региональных столиц.
Проще говоря, давайте просто вспомним, в каких субъектах есть два относительно равноправных города, которые формируют идентичность региона, воспринимаются федеральным центром и общественным сознанием, как самостоятельные субъекты. С ходу могу назвать лишь четыре таких региона: Самарская область (крупные самостоятельные муниципалитеты-субъекты — Самара и Тольятти), ХМАО (Ханты-Мансийск и Сургут), ЯНАО (Салехард, Ноябрьск и Новый Уренгой) и, конечно, Свердловская область со столичным Екатеринбургом и политически и экономически субъектным Нижним Тагилом (автор знает, что помимо Нижнего Тагила есть еще и Верхний Тагил, но по тексту Нижний Тагил иногда называется просто Тагилом – К.К.). Есть спорные в указанном отношении регионы. Например, Приморский край, где помимо Владивостока есть Уссурийск и Находка. В любом случае, таких регионов в России единицы.
Даже объединившиеся регионы не породили ситуацию «один регион – два или три города». Например, Кудымкар не вспоминается рядом с Пермью. Поселок Агинское никто и раньше не знал, а теперь и знавшие забыли, что была такая столица Агинского Бурятского автономного округа, но столицу Забайкальского края – Читу – знают все. Дудинка, бывшая столица бывшего Таймырского (Долгано-Ненецкого) округа более знакома, но конкуренции Красноярску она не составляет. Аналогично с эвенкийской Турой. Более того, после объединения бывшие столицы бывших субъектов пропали из повестки, они не определяют идентичность новых укрупненных регионов, их собственные политическая и административная субъектность, также как и региональная идентичность оказалась утраченными.
История
Свердловская область ничем не отличалась от большинства регионов России. Один субъект – один город, одна столица. Все было по правилам. Ни Каменск-Уральский, ни Серов, ни Верхотурье, ни Верхняя Салда, ни Ирбит субъектностью не обладали, заметными на фоне Екатеринбурга не были. Ситуация изменилась в 2011 г., когда Нижний Тагил буквально ворвался в федеральную политическую повестку. Понятно, что процесс готовился, был управляемым, а провокация тагильской субъектности была сознательной. Нащупали «тагильский феномен» социологи или консультанты, являлись ли первоначальные шаги спонтанными, а затем феномен начал раскручиваться сознательно, — не суть важно. Кроме того, к проявлению субъектности все было готово, ибо все в городе было плохо. Начиная с дорог. И это «плохо» людей просто «достало». Тагил стал «рулить».
Что же крылось тогда за фразой «Тагил рулит!», в которой выразились и субъектность, и спонтанность этой субъектности, и какой-то провинциальный восторг от признания этой субъектности, и гордость за самих себя, и ощущение причастности, и многое иное?
Расшифровывалась эта роль многопланово, что не удивительно, ибо многое закладывалось, многое проявилось спонтанно, многое подразумевалось, многое открылось, было явлено «изумленной публике». Проще говоря, Нижний Тагил, которому отводилась только роль, эту роль «переиграл», вышел за ее рамки, становится (и стал) именно самостоятельным субъектом федерального уровня, со своими потребностями, со своей особой экономикой, со своим гражданским обществом и т.д.
Если идти через перечисление, то окажется, что основных смыслов в «Тагил рулит!» достаточно много. Нижний Тагил – город:
· рабочих;
· танков;
· не сильно образованный, но на что большинству горожан наплевать;
· гопников;
· объективно отстающий в развитии от столиц всех уровней;
· противостоящий Екатеринбургу;
· противостоящий либерализму, «гнилой интеллигенции» и «всяким белоленточникам»;
· патерналистский, который не сможет без внешней поддержки;
· являющийся опорой режима и лично В.Путина; и т.д.
Факультативно в позиционировании «Тагил рулит!» проявились смыслы, связанные с не очень успешной экономикой: плохие дороги, высокая преступность, не сильно современные танки, не сильно «прогрессивные» рельсы и вагоны и т.п.
Если же говорить о роли Нижнего Тагила для областной идентичности, то все уже случилось… Тагил в идентификационной повестке. Без Нижнего Тагила региональную идентичность уже представить невозможно. Без упомянутых выше Верхотурья, Верхней Салды, Серова, Каменска-Уральского и Ирбита можно, а без города танков и гопников нельзя.
Восприятие
Екатеринбург, европейский, богатый, продвинутый, не мог не отреагировать. И реакция была, что естественно, негативная. И не только политически, но и с точки зрения идентичности.
Как так! Образ либерального региона опорочен! Имидж протестной столицы залит солярой!
Некоторое чувство превосходства, удивления, снисхождения … Этакое снобистское превосходство было отчетливо видно. Не будем спорить, это все было. Было отношение к Нижнему Тагилу не как к равному, не как к партнеру, но как к неразумному, как к ребенку. Было этакое чувство встречи прохаживающегося с тросточкой денди с чем-то противоположным его модному костюму, что и не заметить нельзя и обойти не получится.
Кстати замечу, что особенно эти чувства превосходства и инаковости усилились в связи с «чеченско-чуровским» голосованием за Сергея Носова, который получил на выборах более 92 процентов голосов. Но, тут уж ошибки технологов, которые либо не понимали, либо понимать не хотели, либо понимать были не способны. Про перегибы в административных и силовых технологиях писать даже не хочется.
Екатеринбург – частная реакция, которая федеральную власть не сильно интересовала, как и большинство проблем, связанных с региональной идентичностью. Кто там и как воспримет Тагил и тагильчан, как то скажется на регионе и самом Тагиле – федералам малоинтересно.
Федеральная власть воспринимала и продвигала Нижний Тагил исключительно как технологию.
Затратную, спорную, сложную с не очень ясными перспективами, но технологию. И именно это технологическое восприятие было принято и областными властями. Передадим Тагилу федеральные деньги, что такого? Какие проблемы? И будем использовать Тагил в своих целях, как это сделали «старшие» товарищи.
Не учли того, что старшим товарищам часто плевать на конкретные проблемы, и они далеко, а вот для областных властей… Тагил никуда не делся. Более того, он стал значительно ближе. И в областных масштабах Нижний Тагил оказался не сильно готов давить либеральный протест, «мочить» гнилую образованщину, пропагандировать люмпенство и пауперский образ жизни. Более того, «тагильские» технологии внезапно оказались не настолько универсальными, что их можно было «развернуть» куда угодно и когда угодно.
Куда можно направить «тагильский» протест и, шире, «тагильскую» активность в рамках области? Против Екатеринбурга? Можно, но сложно. Скорее верно иное утверждение, территориальные конфликты в рамках одной области – запредельная чушь. Любая отстающая в развитии территория воспринимает более развитую не как врага, но как образец для подражания, за которым следует и вопрошание на тему: а у нас когда так будет? Это подтверждено и многочисленными исследованиями, и практикой. Буквально на уровне здравого смысла любому губернатору запрещены территориальные конфликты по типу: «развитая столица, обделяющая отсталые окраины». Они ведут только к проигрышу региональной власти, ибо «отстающие», повторю, всегда смотрят на обгоняющего как на образец. Чувства зависти и несправедливости в данном случае исключительно факультативны.
Наконец, областные власти должны были отчетливо понимать, что за тагильские технологии нужно будет платить. И не разово, но постоянно. И чем дальше, тем больше. Провокация субъектности такого масштаба и такого характера постоянно требует денег. А деньги естественным образом требуют администрирования. Принципиально нового. Не того, что при Николае Диденко и Валентине Исаевой, не провинциального, но соответствующего размеру денег. А это уже иные стандарты и подходы. И это уже движение вперед, ибо ведет к появлению новых лидеров, и в итоге, обновлению элиты или появлению новых элитных групп.
Нижний Тагил и коммуникации
Развитие территории — это всегда развитие коммуникаций. В широком смысле. То есть развитие не только коммуникационных механизмов, обслуживающих связь местных элит с региональными и федеральными, но и коммуникаций местных элит с населением, населения с внешним миром и т.д. Пока в Нижнем Тагиле все только начинается. Пока остались подконтрольными СМИ, пока не хватает открытости и конкуренции. Пока Тагил открывается внешним субъектам, а внешние субъекты научаются видеть Нижний Тагил. Все это примерно на уровне известного вопроса из известного фильма: «Ты что, с Урала?». Екатеринбург этот уровень уже прошел, и житель города уже спокойно может говорить: «Да, я с Урала. Да, я из Екатеринбурга». Тагил же пока «рулит». Но это достаточно быстро пройдет и уже проходит. Наработка коммуникативных практик идет быстро.
Появились первые независимые издания. И в Интернете, и традиционные. Появилась некоторая конкуренция между ними. Уже есть первые акции протеста. И не только анархо-синдикалистского толка, но и, например, экологические. Уже есть скандалы, конфликты и публичные разоблачения. Уже есть реакция власти на эти издания, и на эти акции, и на эти разоблачения. Уже есть протесты против решений региональных властей. И все это совершенствует коммуникации и межэлитные, и с гражданским обществом, и внутри его. Соответственно уходят идеи и практики тотальности: «мы, тагильчане, все едины и все поддерживаем», «Тагил это заводы» и т.д. Жизнь Тагила становится более разнообразной.
Куда идем?
В какую сторону развернется появившаяся и проявившая себя тагильская субъектность?
Что касается внутренних тенденций, то путь очевиден. Будет расти средний класс, будут меняться уровень и качество потребления, соответственно будет изменяться структура потребностей и т.д. Например, возрастет потребность в качественном образовании, в новых СМИ, в качественном информационном контенте, в торговых площадях с современными форматами и т.д. С транспортной инфраструктурой тоже все понятно. Больная для Тагила тема.
Если же говорить о внешних ориентациях, то здесь все несколько сложнее.
Во-первых, как отмечалось выше, что те самые «враги», против которых эту субъектность и разбудили, врагами для Нижнего Тагила и не являются. Торговый, либеральный, интеллигентный, местами образованный и продвинутый Екатеринбург для Тагила – территория, которую нужно догнать и перегнать, но не остановить. Для Екатеринбурга тагильский феномен оказался не столь значимым, как казалось в политизированном 2011 году. И по большому счету в сытое и спокойное время региональная столица могла бы не обращать внимания на нового субъекта.
В трудные времена, когда друзья не только желательны, но и необходимы, Екатеринбург и Нижний Тагил – естественные союзники в борьбе за областные и федеральные ресурсы, в отстаивании своих экономических и политических интересов.
Конкурентные сценарии в их отношениях исключительно факультативны.
Первый пример такого рода уже есть. Именно Нижний Тагил поддержал Екатеринбург в его борьбе за сохранение прежней структуры власти и против расчленения города на районы.
Во-вторых, федеральная власть, от которой зависит многое, если не все, оппонентом быть не может. Она не партнер и союзник, но все еще и надолго хозяин, распределитель ресурсов, почти Бог.
В-третьих, тяготеющие к Нижнему Тагилу города все больше будут попадать в зависимость от него. Начиная с салдинского «куста» и далее на север. Нужно только показать инфраструктурные, потребительские стандарты, сопоставимые с екатеринбургскими.
В-четвертых, очевидным разворотом для тагильской субъектности и, возможно, источником тагильского недовольства может стать областная власть, которая, с одной стороны, администрирует ресурсы, предназначенные для Тагила, с другой, самостоятельно едва ли обладает возможностями, достаточными для контроля хотя бы над частью тагильского социума.
Пробудившаяся субъектность Нижнего Тагила поставила областную власть перед выбором: либо стать врагом, либо постоянно подкармливать тагильские элиты и сам Нижний Тагил.
Причем аппетиты уменьшаться не будут, но напротив, будут только расти. По факту власть сама загнала себя на трек, съезд с которого пока не виден. Не будет денег и удовлетворенных очередных программ для Тагила, не будет лояльности, но будут недовольство и протест. Тагил пока не научился жить сам и на свои средства, как Екатеринбург. И потому будет требовать. Именно требовать, но не просить.
Более того, амбиции Тагила уже настолько велики, что город вполне готов представить и представляет своего выдвиженца на губернаторском месте.
Что добавляет Нижний Тагил к региональной идентичности?
Самый простой ответ – брутальности, мужественности. Да, Нижний Тагил сегодня не просто столь же «мужской» город, как и Екатеринбург, но превосходящий его по этим качествам.
Если же не ограничиваться этой констатацией, то Нижний Тагил добавляет к региональной идентичности весьма существенные черты.
Во-первых, пассионарности, а потому стремления к свободе. Именно так. Несмотря на возникающие сомнения: патерналистски ориентированный город и тяга к свободе? В этом и парадокс. Дело в том, что власть не едина. Патерналистский дискурс адресован федералам. Адресован в форме просьбы. По отношению к области он перерастает в требование. Что же касается властей муниципальных, то тут помимо закономерных ожиданий, есть еще и естественное понимание, что жить, как раньше, нельзя. А то уже не патернализм, но вполне осознанное стремление к переменам.
Во-вторых, дискуссионности и конкурентности. Область перестала быть моноцентричной. И это вызов не столько самим конкурентам, сколько самой областной власти, которая рано или поздно, но вынуждена будет менять стандарты управления, программы территориального развития и т.д.
В-третьих, связи с федеральной властью, а потому патернализма, но и независимости от власти региональной. С учетом тагильского «происхождения» представителя Президента Игоря Холманских, региональная власть вынуждена все больше считаться не только с Нижним Тагилом, но и с теми муниципалитетами, которые занимают примерно схожие позиции, отстаивают схожие интересы.
Более того, в качестве гипотезы можно предположить, что регион идентифицируется и представляется все больше не как регион – Свердловская область, но, во-первых, как Урал в целом, во-вторых, как «совокупность» муниципалитетов.
Проще говоря, Свердловскую область представляют как «Екатеринбург + Нижний Тагил», «минуя» региональный уровень. Что такое Свердловская область? Екатеринбург и Тагил.
В-четвертых, безусловно Нижний Тагил добавил к идентичности региона милитаризма. Никуда от этого не уйти.
Наконец, есть ощущение, что с влиянием на региональную идентичность Нижнего Тагила в этой самой идентичности стало больше экспрессии, некоторой нерациональности и чувственности.
А может это и хорошо?* * *
Представим себе гипотетическую ситуацию, что федеральная власть с помощью власти областной уничтожила Екатеринбург. Расчленила его, изгнала остатки свердловской элиты куда-нибудь за Тюмень, лишила Екатеринбург шансов на развитие, ликвидировала пассионариев и пассионарность. Однозначно можно сказать, что место Екатеринбурга займет Нижний Тагил. Встанет и восстанет. А выжившие в Екатеринбурге скажут: Здравствуй, Брат!