Забайкальские власти подписали протокол о намерениях с Чжэцзянской инвесткомпанией «Хуаэ Синбан»: китайцам на 49 лет отдают в аренду 115 тысяч гектаров залежных земель и пастбищ (это больше площади Гонконга) в Нерчинско-Заводском, Улетовском, Сретенском, Шилкинском районах и на территории Агинского Бурятского округа.
Региональное правительство ждет от «Хуаэ Синбан» фантастических вливаний в сельское хозяйство края: до 24 млрд рублей. Газета «Жэньминь жибао», однако, пишет, что забайкальская пустошь обойдется по 250 рублей за гектар в год. То есть за 49 лет арендная плата составит 1,5 млрд. 16 июня министр международного сотрудничества, внешнеэкономических связей и туризма Забайкальского края Баир Галсанов огласил некоторые детали: «У нас чистая трава, сено, воздух, вода, поэтому и мясо должно производиться экологически чистым. В отличие от России, в Китае рынок экологически чистой продукции четко выражен. Китайской компании предстоит заключить договоры об аренде с собственниками земель — как частными владельцами, так и муниципалитетами». Планируется, что создаваемые предприятия встанут на налоговый учет по месту осуществления деятельности, а доля российских кадров в них будет не менее 75%. Откуда их здесь возьмут, да еще таких, чье трудолюбие устроило бы китайских бизнесменов, не поясняется.
Китайцы намерены выращивать кормовые и зерновые культуры, травы для фармакологии, развивать скотоводство, птицеводство, животноводство. Из косвенных источников известно, что в аренду отдается также пустующая последние годы Могойтуйская промзона, а с 2019 года предполагается передача еще 200 тысяч га. ООО «Синбан» 10 лет назад анонсировало воздвижение в поселке Амазар на Транссибе (на востоке края) завода по производству сульфатной небеленой целлюлозы для нужд КНР. Однако сырья именно для ЦБК в районе немного, к тому же леса здесь часто и сильно горят. Достоверных сведений о масштабах лесных пожаров нет, как нет и ясности, воспользуются ли китайцы договоренностью о передаче в аренду в рамках этого проекта двух млн га леса. Его качество наших партнеров не устраивает. Пока они ограничились, как и ожидалось, «первой очередью» — линией по переработке 100 тыс. кубометров древесины в год. Лесопилкой. Если ЦБК вдруг все-таки построят, значит, будет вырубаться местный сосняк, и уже в первые годы местные экосистемы деградируют.
Что до промзоны в Могойтуе, краевые власти ждали в ней китайский хай-тек. Увы. Хорошо, если пригодится под базу китайским крестьянам. Китай давно кроит экономическую инфраструктуру Восточной Сибири и Дальнего Востока в своих интересах. Данные пространства для него — источник сырья. Скажем, в Хабаровском округе, Еврейской автономии китайцы уже много лет арендуют сотни тысяч гектаров. Не сказать, что практика сдачи земли в аренду иностранцам широко распространена в мире, но это, конечно, и не наше изобретение; ничего в ней принципиально опасного или дурного нет. При условии, что тот, кто сдает свою землю на полвека, в состоянии жестко контролировать исполнение арендатором договора. Как раз в этом уверенности нет. На землях вокруг сибирских городов, где еще в 90-е начали появляться китайские и корейские теплицы, теперь не растет ничего.
О соглашениях «Единой России» и Компартии Китая, проектах создания госкорпораций, «осваивающих Сибирь», всевозможных стратегиях и планах говорить можно долго. Но важнее и показательнее тон комментариев к последней торговой инициативе властей: если на западе от Урала он зачастую кликушеский — «Родину продают!», в самом Забайкалье — индифферентный.
Никакого страха и трепета перед китайцами — законопослушными, неагрессивными работягами, быстро перенимающими российские традиции, — в Чите и Агинском, Красноярске и Улан-Удэ нет. Бояться нужно не Китая, а слабости российского государства, уходящего из Сибири. Поэтому и нет уверенности в контроле за исполнением арендных условий. Именно так, своей слабостью и исчезновением, Кремль, отвергнутый Западом, пытается теперь помогать Пекину выходить в мировые лидеры. Брошенные Россией огромные пространства выставляются целиной, ждущей, чтобы ее подняли и освоили. Кролики зовут удава. Дуются, если тот игнорирует приглашения. Кролики обзавелись религией. В Китае видят спасение. На такой природе, говорят инвесторы, грех не зарабатывать.
Показательны этапы нашей дружбы. Россия не всегда сдавала свою землю, сырье, подземные кладовые. Мао награждал своими медалями красноярских инженеров, помогавших китайцам осваивать автоматические зенитные пушки и обогащать уран. В декабре 1949-го великий кормчий лично приезжал в Красноярск на комбайновый завод. Прошло не так много лет.
В середине 90-х китайцы смеялись над русскими, когда те всем вокзалом бросались на штурм поезда Пекин — Москва: за шмотьем, футболками и тапочками. Китайцы торговали прямо из окон, лежа на верхних полках. Улицу 26 Бакинских Комиссаров в Красноярске народ переименовал в «26 пекинских коммерсантов» — там навсегда развернулась огромная барахолка, снабжающая город всем, что ему нужно.
Китайцы одевали нас, обували, кормили. Свой торговый город они обустроили и на Стрелке, в сердце Красноярска, на могилах его основателей. Все перевернулось: уже не китайские студенты ехали к нам, а мы считали, что вытащили счастливый билет, если удавалось пристроить ребенка в их университет. Физика Данилова, попытавшегося наладить с китайцами, как прежде, сотрудничество в сфере высоких космических технологий, чекисты посадили.
Есть места, важные для России не менее Кремля или церкви Покрова на Нерли. В центре Красноярска находится Караульная гора (Кум-Тигей, Черная сопка) с часовней Параскевы Пятницы — ее знают все по бумажному червонцу. Это часовня имени Смерти: святую великомученицу Параскеву народ традиционно адаптировал до Параскевы Пятницы, а ее до Мокоши, она же почти Доля, она же практически Смерть, она же Мара. (В Москве в Охотном Ряду на месте разрушенной церкви Параскевы стоит Госдума.) Красноярская часовня — на шаманском капище, на месте жертвоприношений и могил череды князей. Эта гора многим кажется гиперборейской пирамидой. Ей только, в отличие от египетских, позволили порасти мхом и сиренью, избами и бараками, цыганскими дворцами и замками; этот архаичный остров с печными дымами парит над городом. И всегда он, меняя облик, являлся точным отражением самочувствия этой большой, на тысячи верст, земли.
Сейчас не о том, как менялось это место: сама гора, крест на ней и сторожевая вышка, потом часовня — при Михаиле Федоровиче, при Федоре III, Петре, Павле, Сталине и Брежневе. К современности. На исходе первого путинского 8-летнего президентства в ночь на День независимости России южный склон Караульной горы рядом с часовней подписали гигантским словом «Россия». Чтобы горожане не пугались, накануне им рассказали, что это не акт государственного вандализма, а совсем наоборот: более тысячи молодых красноярских патриотов высадят на горе 60 тысяч цветов, и когда они утром распустятся, триколором воссияет на горе волшебное слово площадью более трех тысяч квадратных метров.
В реальности на гору пригнали бригаду китайцев, которые и подписали гору, покрасив пожухлую траву, камни и щепки из пульверизаторов. Краску скоро смыло; слово это казалось выложенным как бы костями. 11 июня с.г. молодежные организации «обновили» надпись, реконструировали опалубку.
Выглядит так, что мы хотим кого-то убедить в том, что это — Россия. Себя? Китайцев? Кого-то в облаках? Ведь подписали-то с расчетом на то, чтобы видно было сверху. В этом жесте — мы сегодняшние.
У Иволгинского дацана — центра российского буддизма — находится китайское поселение. Местные не знают, что за глухим забором делают/производят. Вроде кирпичи. Когда поинтересовался, нет ли ощущения неуюта от такого соседства, ответили, что в один день китайцев в Бурятии просто не станет, они испарятся, исчезнут, как дым, поскольку у них нет душ. Гипотеза, прямо скажем, отдает и мистикой, и ксенофобией; не упоминал бы, если б не ее широкое распространение. Там же и тогда же мне сказали: наши ученые — это ламы. От них версия о незавидном будущем китайцев и исходила.
Впечатление, что и кремлевские исповедуют те же воззрения. Забирая Крым и отдавая земли в азиатской России, надеются, что китайцы помогут нам решить наши проблемы, своим трудолюбием и арендными платежами подлечат соседей от депрессии, а потом дематериализуются.