Главным преимуществом российской судебной системы является скорость правосудия. Однако к скорости требуется и качество. Непрофессионализм и предвзятость судей регулярно становятся поводом для общественного недовольства, поэтому власть уделяет судебной системе первоочередное внимание.
Несколько лет назад, рассуждая о коррупции в российских судах, президент Владимир Путин
призвал судей, «кому какие-либо иные интересы мешают соблюдать требования действующего законодательства, кодекс судейской этики, стоит, конечно, поискать другое место применения своих знаний и сил». Согласно отчету Всемирного экономического форума о глобальной конкурентоспособности за 2017-2018 годы, Россия занимает 90-е место по показателю независимости судебных процессов (из 137 возможных). Цифры красноречиво свидетельствуют о том, что внимание президента к проблеме более чем обосновано.
При этом, однако, вырисовывается парадоксальная картина - тревожных высказываний высокопоставленных лиц о судебной коррупции и предвзятости очень много, а вот конкретного разбора материалов о таких нарушениях, в которых фигурируют российские судьи, по-прежнему мало. Да и реальные случаи замены судьи из-за отвода одной из сторон в судебной практике ничтожно редки. Почему?
Показательным примером в этом смысле является дело «Тольяттиазота», которое уже не первый год рассматривает в Комсомольском суде города Тольятти судья Андрей Кириллов.
Суд по громкому уголовному делу против бывших руководителей предприятия – следствие затяжного корпоративного конфликта, начатого миноритарием ТОАЗа – компанией Уралхим. По заявлению Уралхима и было возбуждено уголовное дело. Дело запутанное - следствие по нему, до передачи в суд, шло предельно долго и было связано с множеством скандалов – от грубых ошибок в экспертизах до вызовов «Скорой помощи» после жестких допросов некоторых свидетелей. Впрочем, проблемы следственной работы в России это предмет для отдельной статьи. На сегодняшний день дело передано в суд, где ситуация выглядит еще более вопиющей, особенно для классического «спора хозяйствующих субъектов».
Что же не так с работой судьи Кириллова? Вопросы вызывает, в первую очередь, неравномерность усердия, с которой арбитр рассматривает дело: если в прошлом году этот служитель закона с многолетним опытом, не щадя себя, скрупулезно изучал монструозные массивы доказательств и выслушивал подробнейшие показания свидетелей (не потому ли, что это были свидетели обвинения?), то начиная с этого года, арбитр уже не выказывает прежнего усердия. Напротив, график судебных заседаний заметно уплотнился (теперь они проходят едва ли не каждый день), а объем рассматриваемых судьей документов, напротив, существенно сократился. Свидетельские показания, вероятно, уже порядком утомили судью Кириллова, иначе просто нельзя объяснить тот факт, что арбитр, который в предыдущем раунде рассмотрения дела так подробно заслушивал всех участников процесса, вдруг усомнился в целесообразности допроса свидетелей от «ТОАЗа». Более того, даже предложил представителям завода представить список свидетелей, планируемых к вызову в суд, причем с обоснованием, зачем именно они нужны, и какие показания будут давать. На основании анализа этих данных арбитр планировал принять решение, кто из этих свидетелей будет допущен до допроса в суде, а чьи показания – пустая трата времени.
Вероятно, с этой же целью - оптимизировать временные затраты – судья отклонил ходатайство представителя компании Florento, выступающей в деле в качестве гражданского ответчика. Свидетель попросил суд об отсрочке заседания для того, чтобы перевести материалы дела на английский язык, поскольку русским он не владеет, а также для ознакомления с документами. Однако Кириллов счел это необязательным и ходатайство отклонил.
Излишней судья, по всей видимости, с недавних пор считает и публичность процесса: если на первом этапе слушаний, в ходе которого допрашивались свидетели обвинения, вход в судебный зал для прессы был свободный, то теперь представителям СМИ приходится буквально с боем прорываться на заседания, а то и вовсе ожидать новостей из сала суда на улице. Как, например, случилось на одном из последних слушаний, когда судья удалил из зала телевизионные камеры.
Столь резкая смена тактики ведения дела может быть явным признаком того, что на судью оказывается давление. В поддержку этой версии говорит и сама история судебного процесса, которая свидетельствует о том, что на судей, участвующих в разбирательстве, воздействовали что называется систематически и на всех уровнях. Так, еще в 2006 году от рассмотрения дела в рамках акционерного конфликта ТОАЗаэ была отстранена судья Арбитражного суда Самарской области Надежда Костюченко. По ее словам, причиной послужили ее решения, вынесенные в пользу ТОАЗА. Спустя два года о давлении заявила уже другая судья - первый заместитель председателя Высшего арбитражного суда (ВАС) Елена Валявина, которая под присягой в зале суда показала, что к ней с указаниями по делу об акциях "Тольяттиазот" обращался Валерий Боев, референт управления президента по кадровым вопросам и государственным наградам. А в 2015 году судья московского арбитража Лариса Шевелева, которая вела дело «Тольяттиазот» в своей инстанции официально обратилась в Государственную Думу РФ и персонально Генеральному прокурору Юрию Чайке, заявив о давлении в принятии судебных решений со стороны заместителя председателя Верховного суда Олега Свириденко. Шевелева заявляла о требовании «сверху» принять неправосудное решение против владельцев предприятия. Правда позже от имени Шевелевой были опубликованы опровержения этого заявления, а Следственный комитет даже возбудил дело и принялся искать злоумышленников, которые якобы сфабриковали заявление и подпись судьи Шевелевой. Но никого не нашли. Стоит ли ждать новых откровений от судей по этому делу?