Город Ульяновск, родина Владимира Ленина, превратился в криминальную столицу страны. По данным УМВД по Ульяновской области, только в 2020 году в регионе была выявлена деятельность девяти ОПГ, под суд по 147 эпизодам отправлены 87 членов криминальных группировок. По подозрению в бандитизме (статья 209 УК РФ) возбуждено два уголовных дела. С начала 2021 года в регионе раскрыта деятельность еще десяти ОПГ, в которых состояли не менее 95 человек. За сухими цифрами суровая правда: бал на улицах Ульяновска правят не госструктуры и силовики, а бандитские группировки. И в них стремительно вовлекается молодежь. Настоящее Ульяновска — это войны за асфальт, рэкет и вымогательство, наркотики, проституция, вал оружия на руках. Почему в Ульяновске не кончились 90-е? Об этом — наш репортаж.
Социальный лифт
На календаре 14 апреля, полдень. На улице первый в этом году по-настоящему солнечный день. Судья Ленинского райсуда Ульяновска Светлана Чебукина читает приговор лидерам и участникам группировки «Советские», одной из многих ульяновских молодежных банд. Участников обвиняют в рэкете, бандитизме, грабежах, хранении оружия.
— Признать Гуломова Мухамадякубджона Тахировича виновным в совершении преступления, предусмотренного пунктом «а» части 3 статьи 163 УК РФ («Вымогательство». — Znak.com) и назначить Гуломову наказание в виде лишения свободы на срок 4 года 6 месяцев с отбыванием в колонии общего режима.
— А-ох! — протяжно выдохнула женщина в середине зала, тяжело опустилась на скамью, обхватила голову руками и зарыдала.
Зовут ее Сабухат Гуломова. В клетке стоит ее сын, 18-летний Мухамадякубджон, Якуб, — долговязый парень с надвинутой на глаза бейсболкой. Услышав приговор, парень криво усмехается, обводит глазами четырех своих товарищей по скамейке подсудимых. Всем своим видом дает понять: «я с вами, пацаны». Тут он видит реакцию матери. Что-то хотел ей сказать, да по горлу только кадык перекатился — слова застряли внутри. Парень моментально поник, уголки рта опустились.
Позже Сабухат расскажет мне, что в Россию они перебрались в 2015 году из Душанбе «по путинской программе» репатриации русскоязычного населения бывших советских республик. В Таджикистане осталась взрослая дочь, которая заканчивает факультет международных отношений и мечтает стать дипломатом. Сначала пытались жить в Москве, но «там дорого». Перебрались в Ульяновск: «здесь и цены пониже, и жилье дешевле». На заработках в столице остался лишь глава семейства, Тахир Гуломов. Сабухат с двумя сыновьями уже несколько живет в Ульяновске на съемной квартире по улице Симбирской.
— До болезни на овощной рынок работала, киоск держала. Потом лепешка делала, самса. Якуб продавал.
Спрашиваю, рассказывал ли ей сын что-то о группировке «Советских» и ее лидере Вадиме Боброве, который по приговору судьи Чебукиной получил самый большой срок — 11 лет колонии строго режима.
— Нет, нет, вообще ничего такого не было!
— Как он попал в эту историю?
— Он у меня хороший мальчик, послушный очень. Ни за что сидит! Просто спортом занимался, в футбол играл. А я ему и говорю: «Ты там играешь если, предлагай самса!» Ну, ребята у него и брали, Бобров этот тоже. Друзья они были.
Вообще, «Советские» — одна из самых старых группировок Ульяновска. Костяк нынешней ее итерации, судя по материалам дела, зародился на стадионе «Симбирск». От панельной пятиэтажки на улице Симбирской, где живут Гуломовы, до него 250 метров. Через 250 метров в другую сторону — парк, в котором у группировки были сходки и где они жарили шашлыки с видом на Президентский мост через Волгу. Сам Мухамад занимался в секции боевого самбо. Для него контакты со сверстниками из числа коренных ульяновцев стали социальным лифтом.
«Первый год еще „чурка“ называли, потом перестали. Он вообще у меня как русский был», — вспоминает Сабухат.
В вину сына женщина не верит. Говорит, что его «избивали», добиваясь нужных показаний. Женщина грозится дойти до «верховного телеканала в Москве»: «Кто с этим Бобровым был связан, всех забрали и „сделали“ группировку. Потому что у них телефон есть, как они разговаривали, но там ничего криминального нету. Я сама это слышала. Один раз только голос сына слышу: „Валим, валим, мусора“».
Анжела, мать Тимура Даутова, получившего 7 лет 6 месяцев строго режима, называет решение судьи «беспределом». По ее словам, силовики, расследовавшие дело, просто «зарабатывали себе звездочки».
— Моему дали срок только за то, что он просто зашел в магазин!
— Он не входил в группировку?
— Он знал там только одного мальчика. У меня ребенок учился на компьютерные сети, дома они с папой изучали трейдерство. Ну, во дворе он, конечно, общался с кем-то, такое бывало. Нам говорят, что это из-за видео, где он в магазине что-то якобы выносит. Мы смотрим, а он там просто стоит!
Обе женщины уверяют меня, что следователям нужен был «только Бобров», остальные пошли с ним на скамью подсудимых прицепом — «дело раздуть». Сабухат уверяет меня, что надпись «СССР» — знак «Советских» — на торце ее дома появилась уже после задержания сына.
Если верить зачитанному в суде обвинительному заключению, первый эпизод, вменяемый «Советским», датирован маем 2019 года. Парни попытались обложить данью владельцев детских аттракционов в расположенном неподалеку парке культуры и отдыха «Победа». С каждого требовали по 1 тыс. рублей. Бизнесмены удивились и пошли к директору. Парк издавна считается территорией, подконтрольной другой группировке — «Орловским».
Затем «Советские» принялись трясти магазины «Перекресток». За несколько месяцев такса «за крышу» выросла с 5 тыс. до 40 тыс. рублей в месяц за точку. Сначала начальника охраны пригласили на разговор в машину, где позицию обосновали при помощи пистолета. Потом, когда тот не повелся, обнесли средь бела дня один из магазинов. 15 человек зашли внутрь и вышли, распихав по курткам несколько десятков банок кофе, шампуня, коробок с конфетами. С такой волновой атакой охрана ничего не смогла поделать.
Осенью 2019 года Бобров, как следует из дела, заявился в кальянную «Дуть». Она расположена в центре города на улице Федерации, позади областного заксобрания. Юристу заведения Максиму Грибкову, бывшему сотруднику прокуратуры, грозили сжечь Lexus, если в заведении «Советских» не будут обслуживать бесплатно. Еще Бобров грозился привести ко входу 500 человек, которые просто заблокируют работу кальянной.
Также бандиты поставили на счетчик Александра Рускова по кличке Калина. Парень решил выйти из группировки, за что заплатил более 10 тыс. рублей.
Один из главных эпизодов в деле связан со стрельбой. 22 сентября 2019 года «Советские» устроили разборки на улице Толбухина. По показаниям Боброва, машину, на которой он передвигался, зажали три-четыре машины конкурирующей группировки «Пески». Поэтому он открыл огонь из травматического пистолета. Его единственная жертва, лидер «песковских» Евгений Поверин, заявил, что с двумя товарищами всего лишь шел ночью в «Пивной дворик». В итоге получил пять огнестрельных ранений: в левый висок, грудь, живот и бедро. Стреляли по нему с заднего сидения «четырнадцатой» через приоткрытое окно.
Позже у «советских» изъяли при обысках сигнальный пистолет МР-371, переделанный под стрельбу мелкокалиберными патронами, травматический пистолет Иж-79 (оба копируют ПМ), обрез охотничьего ружья ТОЗ, несколько ножей, биты. Часть арсенала Бобров хранил у себя дома в стиральной машине.
На скамье подсудимых оказались также Евгений Фролкин по кличке Боксер (ему дали 8 лет колонии строго режима) и Руслан Дебердеев, который получил 7 лет 8 месяцев строго режима. Самому старшему группировщику 23 года, самый младший, Гуломов, по версии следствия, совершал преступления, будучи еще несовершеннолетним.
Дети подворотни
С черного хода бывшей общаги на улице Героя России Аверьянова на улицу вываливается сцепившийся клубок мальчишек. Разбивается о деревянный столб, подпирающий разбитую рамку фанерной двери. В центре остаются двое. На вид каждому 11-12 лет. Дерутся остервенело, по-взрослому:
— На, сука! — прокомментировал удачный удар с ноги разворотом назад один из пацанов.
— Пошел на… — хрипло ответил противник.
От удара в живот он согнулся пополам, но успел ловко ухватить соперника за ногу. Не мешкая ни секунды, также пнул противника в живот. Его нога аналогичным образом застряла в руках противника. Патовая ситуация продлилась секунду. Третий мальчишка с разбегу пнул «суке» по заднице.
— Ха-ха-ха, нормального подсрачника залепил, — осклабился четвертый. Он наблюдал за схваткой со стороны, распластавшись телом на лестничных перилах.
— Эй, пацаны, вы че тут устроили! — кричу им, пытаясь завязать разговор.
— А тебе че? — последовал ответ даже без намека на уважение к возрасту.
— За что его так-то? — не отступаюсь я.
— Крыса он.
— Пошел ты на… Где я крыса-то, а? — оттряхивая пыль с олимпийки и спортивок с классическими тремя полосками по бокам, вступил в диалог тот, кого только что лупили почем зря.
Из последовавших препирательств удалось понять, что давеча компания намутила денег. Судя по всему, сдали что-то в металлолом. За расчеты отвечал тот, кого мутузили. Товарищи посчитали, что их обделили при разделе добычи, заподозрили в худшем: «общее взял». «Общее», в данном случае — условная десятина, которую они, «звеньевые», должны сдавать старшим.
— Звать-то тебя как? — спрашиваю провинившегося.
— Диса, — кричит кто-то из дверного проема.
— Сиська, — вторит ему кто-то из коридорного сумрака.
Это вызывает у собравшихся смех. Делаю вид, что ищу в этом районе жилье, потому здесь и оказался.
— Вон, у Сиськи берите, — звучит коммерческое предложение, вызывающее очередную порцию смеха.
Мальчишка, как оказалось, живет практически один. Отец где-то сгинул, мать «присела по синьке». Из родственников только бабушка, да и та «в основном на стакане».
— А живешь-то ты как, ешь чего? — спрашиваю сироту поневоле.
— Нормально, — замкнулся паренек.
— Картоха с курой у него сегодня, — произнес под очередную порцию смеха его товарищ.
Роль «куры» сыграл пойманный «на петлю» в подворотне голубь. Благо, помоек здесь в изобилии — «закипятить только надо сначала, а то припахивать будет». Вспоминаю Саньку, своего знакомца с Уралмаша — района в Екатеринбурге, гремевшего в 1990-х годах на всю Россию. Рассказываю им зачем-то про «гладкошерстых городских кроликов», так Санька любовно называл поедаемых им с голодухи бродячих кошек. Пацаны слушают внимательно.
— А че это у вас за надписи повсюду: «ЦК», «ЦК-рулит» — типа местная группировка, что ли? — дохожу до основного.
— Всякое говорят, — мгновенно рвет разговор парень на перилах.
Смачно сплевывает на землю и скрывается в сумраке коридора. Толпа, как свита за царедворцем, следует за ним. В дверном проеме остается самый маленький — наблюдатель. Он же, в случае опасности, вестовой.
В здании общежития напротив открывается окно. На улицу льются звуки родины — свердловской группы «АК-47»: «Лохи точат зубы с превосходством численным, уровняют шансы Калаша выстрелы!» Из-за шторы кто-то внимательно смотрит за мной. Делаю безразличный вид. Под ритм «Слышь, малыш! В меру потребляй гашиш!», разворачиваюсь и нарочито спокойно покидаю двор. Я не бегу, просто интерес пропал. Общаги на Аверьянова считаются ульяновским Гарлемом.
«Все под мусорами ходят»
Кругом, мимо подстанции скорой помощи № 5, выхожу на соседнюю улицу Хрустальную, где ходит общественный транспорт и уже какая-то цивилизация. Здесь на парковке разговорились с двумя парнями постарше. Им лет около 30. Пьют пиво в видавшей виды «четырнадцатой», припаркованной у бордюра с видом на облезлые кусты. «Выходной я, день рождения у меня», — пояснил тот, что на водительском сидении.
Спрашиваю, насколько молодежные группировки массовое явление в Ульяновске.
— 1990-е годы отсюда и не ушли никуда, — произнес в ответ парень с пассажирского сидения.
— «ЦК» — это что за надпись?
— «Центр-Камаз», это 16-й квартал. А там (машет в сторону) — 14-й квартал, уже «Кузинские» — другая группировка.
— Еще видел надписи «УЗТС»…
— Там с одной стороны трамвайных путей завод тяжелых станков, УЗТС, — это их территория. С другой стороны уже «пятнаревские» — 15-й квартал… На Богдашке (ул. Богдана Хмельницкого) — «Связь», дальше «Стародаманские». Сейчас попроще стало, за асфальт (границы района — Znak.com) вроде бы уже не воюют.
— А раньше что?
— Раньше пересечь чужой район проблема была. Сидим как-то во дворе, человек восемь пацанов со двора, как залетает четыре машины, толпа с арматурами нас окружает: «Вы с кем, че тут делаете?» Даже комендантский час объявляли. Сейчас проще все-таки.
Оба уверяют меня, что «клейма» на домах с названиями группировок, которыми испещрен весь Ульяновск, делали раньше — «сейчас только если малолетки балуются».
— Но раз есть малолетки, то и группировки никуда не делись?
— Конечно.
— Почему так много детей вовлечено в криминал?
— Из-за уровня жизни, думаю. У нас здесь самые маленькие зарплаты по сравнению с соседними Самарой или Тольятти.
— Сколько здесь люди получают в среднем?
— Думаю, 17-20 тыс. в месяц. Двадцатка — уже хорошо считается, на РЖД, например (по статистике, средняя зарплата в Ульяновской области составляет 30,6 тыс. рублей. — Znak.com). Такое еще найти надо. Я на заводе работаю, мне не хватает, приходится еще пару шабашек брать. Хоть бы тысяч до 40-50, чтобы дотягивать на одном месте, тогда и с ребенком можно позаниматься. Так они сами себе предоставлены, постоянно на улице. А на улицах группировки.
Оба собеседника признают, что за последние несколько лет ситуация с молодежными бандами в городе стала серьезнее. Среди группировщиков стали появляться даже маленькие дети.
— С детского сада, что ли, начинают?
— Мы ведь не в Мексике! Но лет с десяти уже есть, таких легко найдешь.
— Как это все организовано?
— Делятся по возрастам на звенья. Каждого можно здесь спросить: «Ты с кем двигаешься?» И он расскажет, с какой он группировкой, и кто у него старший.
— Старшие кто?
— Лет по 17-18 лет которым. Они и несут младшим всю эту идеологию.
— А кто на самом верху?
— Я тебе так скажу: все под мусорами ходят.
— Им зачем, это же ухудшение криминогенной обстановки на территории?
— Им наоборот это надо для отчетности. Ты думаешь, че, все эти ОПС-то не разогнали бы, если бы надо было? Да за два дня, максимум за неделю всех пересадили бы! А им надо это, чтобы видимость работы создавать. У них ведь там целые отделы сидят… ОБОП этот! Не закончится это у нас, пока по рукам им не дадут.
Подростков из группировок оба собеседника именуют не иначе как «малолетки» или «борзота».
— Есть какие-то правила, нормы, по которым они действуют?
— Женщин не трогают. Ну, а прочих… Вот, идет у меня как-то папка с работы, выпил малость с зарплаты, так подбежали, сзади дали и все деньги забрали, — рассказал именинник.
Из «четырнадцатой» он всякий раз вынужден забирать магнитолу: однажды «стекло разбили и мафон вытащили».
— Что еще они делают?
— Велосипеды, коляски воруют. Стоянки держат. Борзые они, конечно. Малолетка — это же несформировавшаяся личность еще, ему надо выделиться, показать, че-то такое сделать.
Напоследок спрашиваю о том, есть ли на районе старший авторитет, к которому любой здесь живущий может обратиться в качестве арбитра.
— Конечно, есть.
— А как зовут?
— Это уже конфиденциальная информация. Нельзя разглашать.
«Наш город по-своему прекрасен»
Ночь. Парк Станкостроителей на улице Богдана Хмельницкого. Неподалеку школа № 25 имени Крупской. На домах вокруг надписи: «УЗТС», «УЗТС forever». На лавочках сидит компания. Пьют пиво из полторашек. Двое отправляются за догоном в расположенный рядом «Пивной домик». Такие тут на каждом углу. Вид ходоков мало чем отличается от пацанов с проспекта Аверьянова: кроссы, спортивки, олимпийка. Только на головах теперь вязаные черные шапочки. По ночам на улице еще прохладно и бритые затылки быстро стынут.
Делаю вид, что пришел сюда тоже попить пива на свежем воздухе. Насторожившаяся было молодежь успокаивается и продолжает свои развлечения. Детина в черном бомбере, у которого в правой руке бутылка с пивом, левой настойчиво, через ворот, пытается залезть под худи к соседке.
— Ну, че ты, че ты… — доносится до меня его настойчивый шепот.
— Лапы убери, убери, сказала! — отбивается девушка.
Но только хихикает и даже не делает попытки отодвинуться от наглого ухажера. Другой в этот самый момент рассказывает сальную историю, случившуюся, видимо, недавно.
— Ну, вот Натаху и дернули, прямо так — в тапках домашних. В подвал к нам увели и там на панцирке вы…ли! — бахвалится герой вечера.
— Че, и малолеткам тоже дала?
— Всем. У них только одна резинка была на всех. Так они ее взад-вперед выворачивали каждый раз.
Присутствующие в голос ржут.
В квартале отсюда располагается ОМВД по Засвияжскому району Ульяновска. Дома вокруг райотдела старательно маркированы надписями «Связь», а также «АУЕ» и «АСAB» (запрещенные в России группировки). Это не персональная страничка «ВКонтакте», просто так автора не поймаешь, и стенопись процветает.
Другой день и другой вечер. На часах 20:36. В центре Ульяновска, на выходе из сквера имени Ильи Гончарова, молодая пара играет «Группу крови» Виктора Цоя. Он — гитара, она — скрипка. По скверу несется: «Пожелай мне: не остаться в этой траве…». Перед ребятами на асфальте кепка, куда прохожие изредка кидают мелочь.
Разговорились. Ребят зовут Артем и Маша. Учатся в 11 классе, после окончания школы думают о поступлении в вуз в другом городе — «скорее всего, баллов по ЕГЭ хватит, чтобы уехать».
— Наш город по-своему прекрасен. Но на окраинах в это время лучше уже не появляться. Там правила диктует улица.
— В 2018 году начальник вашей полиции заверял, что в Ульяновске нет проблем с группировками.
— Вранье. Не так давно была история. В кафе средь бела дня парню нож в сердце воткнули. А еще был мой тезка, мальчик Артем, которого тоже средь бела дня зарезали в 2015 году.
История, о которой говорит Артем, произошла в 2017 году. 19-летний представитель группировки «Центр-КамАЗ» зарезал в кафе «Радуга» в Засвияжском районе 18-ленего Максима по кличке Фокс, относившегося к другой банде.
Второе убийство тоже не миф: в 2015 году, на день ВДВ, 14-летнего Артема, занимавшегося греко-римской борьбой и входившего в одну из группировок, порезал 15-летний Александр. Позже Александр заявил, что Артем с товарищами вымогали у него 70 тыс. рублей. Парень отказался отдавать группировщикам свой новый телефон, и его «поставили на счетчик».
— Самое удивительное, у нас теперь появились еще и женские группировки, — вступила в разговор Маша. — Есть, например, «Ромашки». Если у тебя волосы «неправильного» цвета или не той длины, то на окраине тебя зачморят.
— Допустим, ты группировщик, и увидел меня, как ты начнешь разговор?
— Эй, слышь, иди сюда, ты чей будешь?
— И что надо правильно отвечать?
— Первый же ответ, который надо давать: «С какой целью интересуешься»? Потом надо выбрать, по каким законам живешь: «по людским» или «по воровским». Я сам ни с кем не двигаюсь, поэтому всегда говорю, что по людским. Дальше будут спрашивать за поступки, за поддержку, за крышу.
По словам Артема, при желании в Ульяновске каждого могут запросто поставить на счетчик. Откажешься платить, и рано или поздно твоя голова окажется в школьном унитазе. С этого момента ты «опущенный». Выход один — бить первым и пытаться устоять на ногах.
Еще Артем говорит, что в его школе до половины учеников состоят в группировках. Каждая насчитывает сотни человек и имеет сложную возрастную иерархию. Заправляют всем «отсидевшие дядьки 40-50 лет». В родном районе Артема это некий Француз. По рассказам это выглядит как сетевой бизнес с поправкой на блатную романтику.
Около 21:00 ребятам звонят родители, настоятельно советуют вернуться домой. Через час улицы Ульяновска, даже в центре, словно вымирают.
Феномен Ульяновска
В УМВД по Ульяновской области воздержались от собственных оценок криминогенной ситуации в регионе, ограничившись приведенной вначале статистикой раскрытых преступлений. Все прочие опрошенные мною люди признавали: бандитские группировки на улицах Ульяновска — до сих пор самая серьезная проблема региона.
«Я хоть и из „Единой России“, но признаю, что ОПГ — одна из главных проблем Ульяновска. Но чему тут удивляться, когда начальник областного управления МВД генерал [Андрей] Мишагин заявляет, что молодежные группировки — это „всего лишь субкультура“. То есть они просто не видят этой проблемы», — заявил лидер партийной группы ЕР в Ульяновской городской думе Антон Антипов.
По его мнению, возрастные начальники группировок, как и везде в России, давно сменили олимпийки на пиджаки. Наладили связи во власти и в силовых структурах, и теперь спокойно занимаются бизнесом. В числе прочего осваивая многомилионные госконтракты на дорожное строительство и ремонты. Уникальность Ульяновска в том, что на смену членам группировок 90-х пришло младшее поколение группировщиков. Действуя под теми же «брендами», они на улице осваивают азбуку жизни.
Правозащитница Анна Малиновская также считает, что за последние несколько лет на улицах Ульяновска все стало только хуже. Ответственность за происходящее она, как и Антипов, возлагает на силовиков. «Следственное управление, я считаю, у нас просто не работает вообще. Я бы сказала, оно сейчас похоже на разлагающийся труп. И вообще, создается такое впечатление, что со стороны правоохранительных органов только попустительство, как будто они связаны и формируют эти группировки», — говорит Малиновская.
Ее муж — самарский криминальный авторитет — погиб в заключении в покровской ИК-2, где сейчас сидит Алексей Навальный. Сама женщина поддерживает отношения со старшим поколением ульяновского криминалитета. И говорит, что часть из них пытается остановить новую волну беспредела, но это выходит у далеко не везде.
Ульяновский эколог Александр Брагин, сын которого недавно испытал на себе домогательства группировщиков, считает, что новая волна криминализации молодежи началась примерно пять лет назад, когда «из зон начали выходить те, кто сел на 15-20 лет в 1990-е». Старым товарищам, оставшимся на свободе и построившим за это время бизнес, бывшие зэки оказались не нужны. И тогда они вернулись на улицу. Там, впечатлив своими навыками молодежь, занялись единственным известным им ремеслом.
Брагин считает, что вина за произошедшее лежит на команде бывшего губернатора Сергея Морозова. Он управлял регионом с 2004 года, а 8 апреля подал в отставку. «Молодежная работа полностью провалена, подростками никто не занимается. Имеющихся кружков и секций недостаточно. Кроме того, многие из них платные, и это далеко не всем семьям по карману. А бесплатные, типа кружков вязания, молодежи не интересны», — говорит эколог.
В способности переломить ситуацию назначенного Путиным врио главы региона коммуниста Алексея Русских Александр Брагин тоже не верит.
Бывший начальник криминальной милиции региона, замначальника УВД по Ульяновской области Александр Яшин советует не возлагать всю вину за происходящее на улицах на своих бывших коллег: «Все-таки времена изменились, и им сейчас приходится труднее, чем нам. Если раньше мы возлагали всю надежду на оперативную работу на земле, то сейчас оперативник должен быть универсалом. Превосходно разбираться в IT-технологиях, различных средствах связи и коммуникациях. Это уже другой уровень совершенно».
Однако он признает, что на улицах вновь появились те, кого он лично когда-то садил за решетку, и это провоцирует ухудшение обстановки. Происходящее сейчас он называет «фабрикой» оргпреступности.
«Природа не терпит пустоты, и коли с молодежью так мало занимаются в целом по стране, то на смену государству приходят структуры, которые о своем будущем думают. И это криминал», — заявил Яшин.
Член Human Rights Watch, еще один ульяновский правозащитник Игорь Топорков не исключает, что движение группировщиков вновь начало шириться в Ульяновске с попустительства властей и силовиков. Он напоминает о том, что еще в 1980-х годах, когда это движение еще зарождалось в позднем СССР, уже ходили слухи о том, что к его организации причастно КГБ.
«Посмотрите, кто выходит на улицы сейчас: это же в основном образованные люди, беспокоящиеся о будущем. Те, кто в группировках, о таком и не думают. У них совершенно другие заботы и цели. И наша полиция, в которой преобладают левые взгляды, этому потворствует. Они же смотрят на эти уличные поборы как на отъем бедными нечестно нажитого у богатых», — считает Топорков.
В качестве примера социальной близости рядовых полицейских и группировщиков он приводит историю своей семьи. Несколько недель назад Топоркову пришлось прятать у себя на квартире родную тетку, которую пытались обобрать племянники. «Старший — просто пьянь, а младший — тот группировщик. Мы узнавали: на нем 15 дел по кражам, и он до сих пор не сидит. И вот это… приходит ко мне домой, стучит в железную дверь, требует тетку выйти. Вызываем полицию, пишем заявление, а они его не винтят, лишь уговаривают уйти», — расстраивается правозащитник.
Потом идет в коридор и достает мраморную табличку с надписью «В этом доме жил с 1942 по 1945 год Андрей Дмитриевич Сахаров». Новые жильцы дома по улице Тельманова, 27, где во время войны жил Нобелевский лауреат и гуманист, недавно потребовали снять ее. Еще одна примета времени.
В парке Победы после обеда я встречаюсь с 56-летним Татарином. Зовут Ринат, считается местным смотрящим. Охотно вспоминает, как в 1980-х катал по всему Союзу с ворами. Потом рассказывает, как в 1990-х и 2000-х сидел в местной тюрьме с членом ОПС «Уралмаш», пойманным с партией наркотиков, а также с племянником Руслана Аушева Илесом, погоревшем на торговле оружием.
— И вы хотите, чтобы молодежь всем этим продолжала заниматься?
— Я тебе так скажу. У меня внук есть, 11 лет. Сначала в карате пошел, а потом бросил и сейчас шахматами занимается. «Вот и правильно, — говорю ему. — Лучше в шахматы играй и баб трахай».