История успеха Андрея Шипелова одновременно парадоксальна и показательна для современной России. Еще несколько лет назад про этого уроженца г. Заволжье мало кто слышал, а сегодня 38-летний бизнесмен – совладелец двух крупнейших инфраструктурных проектов: оператора в сфере обращения отходов «РТ-Инвест» (в партнерстве с госкорпорацией «Ростех
») и «РТ-Инвест Транспортные системы» (РТИТС), управляющей системой взимания платы с грузовиков «Платон» (в партнерстве с Игорем Ротенбергом).
Шипелова часто называют «человеком без биографии», и после разговора с «Ведомостями» подробностей о первых годах карьеры бизнесмена больше не стало. В Заволжье есть моторный завод, и первый бизнес Шипелова, по его словам, был связан с торговлей запчастями и обменом их на продукты питания. Свой первый 1 млн руб. Шипелов заработал в 1999 г., в 19 лет. Тогда его бизнес-партнерами были «те, с кем мы вместе учились, занимались вместе спортом». «Вам ничего не скажут имена этих людей», – добавляет Шипелов. Затем он занялся торговлей нефтепродуктами и в 25 лет перебрался в Москву. Оборот бизнеса составлял около 3 млрд руб. в год с доходностью 15–18%.
Тогда же Шипелов женился на дочери нижегородского депутата Вадима Агафонова, бизнес которого – вывоз и переработка мусора в ПФО. Шипелов опровергает, что его успехи в бизнесе связаны с тестем: «Познакомились через несколько месяцев после нашего знакомства с Катей [Агафоновой]».
В 2008 г. Шипелов сменил торговлю нефтепродуктами на... венчурный бизнес: стал директором по развитию Российской венчурной компании (РВК). Первая команда РВК проработала три года и была заменена после того, как инициатор создания венчурной компании Герман Греф
ушел из правительства. После Шипелов стал советником по экономике (на общественных началах) губернатора Волгоградской области Анатолия Бровко. И познакомился в Волгограде с главой госкорпорации «Ростех
» Сергеем Чемезовым. После этого бизнес Шипелова вышел на другой уровень.
– Почему вы решили заняться переработкой мусора?
– Я всегда на эту отрасль смотрел внимательно, первые шаги были сделаны еще в Нижнем Новгороде – у нас работала компания-перевозчик. Мы ее создавали с Вадимом Агафоновым, муниципальный депутат имеет право заниматься бизнесом. Позднее я познакомился с «Ростех
ом» и решил полностью сосредоточиться на «РТ-инвесте», Вадим из бизнеса вышел.
– Как познакомились с Сергеем Чемезовым?
– Первое знакомство произошло в Волгограде, когда я был советником губернатора. «Ростех
» тогда управлял волгоградским «Химпромом». Я участвовал в обсуждении того, как создать рыночные механизмы в системе утилизации отходов. В 2011 г. я предложил «Ростех
у» создать компанию «РТ-Инвест». Сначала я владел ею напрямую через фирму «Царицын капитал». Основными секторами для инвестиций определили транспортную телематику, медицинское оборудование, комплексную систему переработки коммунальных отходов. Потом месяцев восемь походил по кабинетам «Ростех
а», обосновывая концепцию развития компании. Ключевые параметры стратегии заключались в том, что «Ростех
» помогает созданию технологических бизнесов, а бизнес, который создает «РТ-Инвест», повышает загрузку оборонных предприятий гражданской продукцией и создает новые компетенции. Только после этого «Ростех
» купил 25% акций компании. Уставный капитал компании – 163 млн руб.
Примерно тогда же, в 2013 г., мы купили компанию «Чистый город» (ПЖКХ) в Казани – это была компания полного цикла: сама собирала, вывозила отходы и затем их перерабатывала. Тогда мы планировали объединиться с одной из нижегородских компаний, но сделка сорвалась – мы не договорились по цене. Потом мы стали работать в Москве – в 2014 г. наша компания «Спецтранс» выиграла тендер на сбор и утилизацию отходов на северо-западе Москвы.
– На тот момент ведь не было правил? Свалил мусор где-то на полигоне – и все. Вы разрабатывали их совместно с властями?
– Почему? Вот в Казани всегда было организовано все очень правильно, я думаю, что Казань – это первый город, который сделал автоматическую сортировку. Мы и покупали компанию, потому что она была прогрессивной и имела хорошо организованный бизнес. Приобретя эту компетенцию, мы планировали развивать ее на других территориях.
– Вы внедрили в Казани раздельный сбор мусора?
– Нет, законодательство должно позволять это делать. Законы писались с 2013 г., и вот только-только этот процесс завершен. Это одна из самых сложных реформ, у каждого свой подход, в Казани, например, мэр очень чутко всегда относился к социальным сферам, там всегда это было организовано очень четко. Например, если строится полигон, то с геомембраной, геоподосновой, что позволяет минимизировать влияние на окружающую среду, обязательно очистные сооружения для очистки фильтрата и сточных вод, всегда освещение, охрана.
– Вы рассказывали, что под Универсиаду в Казани установили раздельные бачки для сбора мусора, но люди все равно выбрасывали его как попало.
– Тему обращения с отходами нужно комплексно развивать. Сейчас проблема обострилась, даже президент во всех своих выступлениях говорит, что к отходам надо относиться внимательно. То, что случилось в Волоколамске, происходит и локально; просто чем крупнее город, тем острее это чувствуется.
– По-вашему, митинги, которые были в Московской области, можно было предупредить? В чем была ошибка властей?
– С одной стороны, да, можно было. Еще во времена Громова, Лужкова нужно было сформировать общую систему переработки и утилизации отходов. С другой – не было [муниципального] законодательства, а в отрыве от федерального законодательства реформу нельзя провести. Например, нельзя было заключить контракт на вывоз отходов с управляющей компанией (УК) на срок больший, чем действующий контракт этой компании на обслуживание многоквартирных домов. А это всегда краткосрочный контракт – от года до трех. Домоуправляющая компания не заинтересована проследить, что с этими отходами будет дальше. И законодательно у нее не было таких обязательств. Плюс УК часто разорялись, куда-то исчезали, менялись. И тот, кто занимался отходами, не мог сформировать долгосрочную инвестиционную программу. То есть для того, чтобы вложиться в раздельный сбор, построить перерабатывающие комплексы, необходимо посчитать бизнес минимум на семь лет, а лучше на 15. В противном случае невозможно спрогнозировать и рассчитать инвестиции и их возврат.
– Что-то изменилось после митингов?
– Все полигоны в области теперь контролируются автоматизированной системой, теперь шлагбаум невозможно поднять вручную, он поднимается только тогда, когда понятно, откуда приехал этот автомобиль и откуда он привез отходы. Тут же они взвешиваются. С 1 января 2019 г. будет запрещено полигонное захоронение без такой системы: органику обязательно отделить, выделить полезные фракции, пустить их на переработку. До тех пор пока мы не построим заводы по термической переработке, не востребованные после сортировки остатки будут складироваться на новых полигонах, новые полигоны отличаются от старых современными технологиями – там есть сбор фильтрата, переработка фильтрата до воды, сбор и утилизация свалочного газа.
– Минприроды предлагает создать госкомпанию в сфере обращения с отходами. Как относитесь к такой идее?
– Безусловно, такая компания нужна. Сейчас нет единого игрока, который мог бы консолидировать все потоки и встать между бизнесом и государством. Например, все, кто сейчас строит активы в области переработки мусора, сталкивается с проблемой кредитования в банках. Рынок новый, часть подзаконных актов вступит в силу только с 2019 г., поэтому банки смотрят на такие риски очень консервативно. А с учетом того, что отрасль потребует до конца 2018 г. порядка 150 млрд руб. инвестиций, осилить весь объем самостоятельно частные инвесторы не смогут. Госкомпания может быть полезна в том числе за счет создания зеленых инструментов, таких как зеленые облигации, поддержка своим участием в капитале в виде бридж-кредитования.
Было очень много и будет еще немало стрессовых ситуаций – таких, как, например, на полигоне «Кучино». Проблема оголена, собственник исчез. Что с этим делать? На решение этой проблемы ни субъектом, ни федералами денег не заложено. В таких случаях поддержка со стороны госкомпании может быть очень весома. Еще пример – у бизнеса есть спрос на создание более продвинутой системы раздельного сбора через фандоматы (аппараты для приема пластиковой и стеклянной тары). Без участия госкомпании этот процесс займет около пяти лет, с ним – 1,5–2 года.
10 млрд руб. в переработку мусора
– Вы в Москве работаете больше четырех лет. Куда вывозите столичный мусор?
– Сперва он отправляется на сортировочный комплекс, который принадлежит частным инвесторам, а дальше – на полигоны «Алексинский карьер» и ряд других в Московской области. Мы сейчас строим крупный современный комплекс по переработке отходов в Химках около МКАД мощностью 350 000 т в год – это как раз объем отходов по контракту с Москвой.
– Вы ведь по контракту с Москвой должны построить свой полигон?
– Да, мы сейчас и строим восемь комплексов мощностью переработки около 500 000 т каждый, в их составе будут полигоны.
– Что это за комплексы? Каких инвестиций потребуют?
– Тут стоит напомнить, что «РТ-Инвест» стал крупнейшим региональным оператором Московской области. Выиграв право на вывоз и утилизацию мусора с трех из семи областных кластеров, мы взяли под управление 60% отходов, производимых в Подмосковье. Площадки для семи из восьми будущих комплексов по переработке отходов уже выбраны, их построят в Каширском, Сергиево-Посадском, Пушкинском, Можайском, Коломенском, Солнечногорском районах и в городском округе Химки. Место для восьмого комплекса специалисты компании совместно с правительством области еще подбирают. Всего в этот проект будет инвестировано более 10 млрд руб. за два года. Новые комплексы будут оснащены самым современным оборудованием, на каждом из них будут работать линии автоматической сортировки. Они состоят из дюжины сепараторов – баллистических, оптических, магнитных. Но предварительно мусор рассортируют на пунктах сбора, затем отвезут на комплексы по переработке отходов. Там отходы подвергнутся тщательному разбору с отделением полезных фракций. Эти предприятия будут отвечать самым строгим экологическим и технологическим стандартам и абсолютно безопасны для окружающей среды.
– Как вся цепочка выглядит?
– Сначала мусор делится на два бака, за каждым баком приезжает свой автомобиль, окрашенный в свой цвет (синий цвет – для сухих/чистых отходов, серый цвет – для смешанных). Баки с чистыми отходами мы оборудуем специальными датчиками, которые фиксируют наполняемость и передают данные в систему, т. е. автомобиль будет не вхолостую приезжать, а когда получит сигнал, что бак вскоре заполнится.
Из синего бака отбирается от 60 до 80% полезных фракций (пластик, стекло, металлы), остаются хвосты – 20–40%. А из смешанных отбирается только 5%. Статистика показывает, что при качественной комплексной системе обращения с отходами 50% идет на переработку и компостирование, 50% остается. Вот эти оставшиеся 50% хвостов поедут к нам на мусоросжигательные заводы (их будет построено четыре в Московской области), где сгорят в котле при температуре 1260 градусов, при такой температуре сгорает все. На выходе – зеленая электроэнергия.
Судьба этих хвостов – или захоронение на полигонах, или переработка в электроэнергию. Самый экологически чистый процесс – это извлечение энергии путем сжигания отходов при высоких температурах. Даже дымовые газы проходят множество стадий очистки. Это реактор, который окисляет то, что образуется после сжигания, потом работает система трехстадийной фильтрации, т. е. на выходе чистый пар остается. Если вы возьмете до строительства завода пробу воздуха и возьмете пробу воздуха из трубы, воздух из трубы всегда будет чище. Не зря разработчики завода шутят, что чистят воздух своим заводом.
– Специалисты говорят, что ваши заводы, разработанные Hitachi, не самые прогрессивные и, например, в Японии такие уже не строят.
– Слухи, наговоры и абсолютная неправда! Что лучше – BMW или Mercedes? Это одинаково комфортные, хорошие машины. То же самое с нашими заводами. Hitachi построила 500 заводов из 1500 существующих в мире. И раз правительства различных государств выбирают [такие] технологии, то, если мы ошиблись, тогда ошибся весь мир.
– Еще есть мнение, что от технологии использования колосниковых решеток откажется Европа, а у вас как раз такая технология.
– 90% заводов во всем мире построено по этой технологии, это очень стабильная, надежная технология, здесь нет права на ошибку. Цена ошибки – это здоровье людей. Все мы знаем, как богатый арабский мир следит за тем, чтобы у себя воспроизвести все самое лучшее, все самое новое, современное и дорогое. Для Дубая они выбрали Hitachi на 2 млн т переработки. У нас в России еще более жесткие требования.
– Какой объем мусора в итоге вы будете перерабатывать?
– Четыре наших завода в Подмосковье смогут сжигать 2,8 млн т хвостов. Это значит, что будет переработано 5,6 млн т мусора. То есть половина мусора Московского региона.
– А что делать с остальной половиной?
– Это не половина, там получится меньше, потому что другие операторы тоже перерабатывают – практически 50% во вторичное сырье. Баланс отходов в Московском регионе будет выглядеть так: 50% перерабатывается во вторичные материальные ресурсы и производится компост, еще 30% перерабатывается в электроэнергию и остается 20%, которые захораниваются на современных полигонах. Даже шлак и зола, которые мы будем получать после процесса сжигания, будут перерабатываться в строительный материал.
– Сколько будут стоить ваши заводы?
– 30 млрд руб. каждый завод. Это будут собственные средства «РТ-инвеста», плюс мы создали первый экологический фонд с компанией «Роснано» – они вкладывают 6 млрд руб. Мы строим по принципам проектного финансирования 20 на 80: 20% – собственные средства, 80% – заемные. Заемные – это банки, кредиты, плюс мы задумались над выпуском первых зеленых облигаций в стране. Хотим выпустить на 50 млрд руб., уже начинаем процесс.
– Какие банки будут вас финансировать?
– Ключевой партнер – Газпромбанк
, мы дали инвестиционный мандат на создание банковского синдиката. Это один из крупнейших инфраструктурных проектов. Финансовое закрытие запланировано на конец года.
– Сколько уже вложили денег?
– Сейчас уже порядка 5 млрд руб. вложено в строительство заводов, на днях начали первую заливку бетона. Строительство идет по графику, «Атомэнергомаш» поставит первое оборудование котлов в ноябре.
– Вы создавали в 2014 г. ПИФ на $400 млн. Что с ним?
– Это был первый фонд. Надо считать все же в рублях, потому что он был создан в рублях, – это 12 млрд руб. Сейчас все активы под управлением «РТ-инвеста» – порядка 60 млрд руб. 20 млрд руб. – это активы, которые принадлежат самому «РТ-инвесту» (у нас порядка 30 юрлиц в сегменте отходов: компании по вывозу, компании – владельцы полигонов, управляющие компании, в других сегментах, например система «Платон»).
– По закону санитарно-защитная зона при строительстве мусоросжигающих заводов составляет 1000 м. Почему, например, строительство завода в Свистягине (Воскресенский р-н) будет проходить в непосредственной близости от жилых домов – 200 м?
– У нас санитарная зона 600 м. А в Свистягине до ближайшего дома около 1 км.
Насколько вырастут тарифы
– Сейчас тарифы за мусор вшиты в единую платежку за ЖКХ. Что изменится после 1 января?
– Все контракты с региональным оператором в Московской области с 1 января 2019 г. будут заключать с жильцами непосредственно. Плата за вывоз и переработку отходов будет обозначена отдельной строкой в общей платежке. Все деньги поступают в единый расчетный центр, автоматически распределяются платежи. Таким образом, исчезают серые схемы, которые существовали на рынке.
– Насколько будет удорожание?
– В Московской области – процентов на 30–35. Недавно были утверждены предельные тарифы на вывоз отходов. Так, для Сергиево-Посадского кластера предельный тариф составил 866,10 руб./куб. м. То есть с 1 января 2019 г. семья, проживающая в Сергиево-Посадском кластере, например, в квартире площадью 50 кв. м, будет платить 411 руб. 40 коп. в месяц (50 кв. м х 0,114 х 866,1 / 12).
– Что такое зеленый тариф?
– Это тариф на электроэнергию, которую мы будем вырабатывать на заводах. Рост тарифа на электроэнергию составит 0,1%, в среднем тарифы в год растут на 4–5%, а увеличатся один раз в год запуска завода. Это тариф только для промышленных предприятий, население этот тариф не заденет. Мощность ДПМ как в традиционной генерации (газ и уголь), так и в ВИЭ – солнце, ветер, отходы – выкупается промышленными потребителями в приоритетном порядке.
– Вы сколько на ней заработаете? Или это часть инвестиционного контракта?
– У нас затратный метод, т. е. жизненный цикл, любые инвестиции мы должны вернуть в течение 13–15 лет. Все зависит от валютного курса, у нас такая модель расчета, и уровень прибыли – 12% годовых. Она у нас ограничена контрактом.
«Платон» и национальная безопасность
– Как РТИТС стала без конкурса оператором «Платона»?
– Если бы не было «Платона», то сейчас плату за пользование российскими дорогами взимали бы иностранные компании. Минтранс собирался ввести такую плату, но по схеме – кто едет, тот и платит. Но ведь нельзя требовать с легковушки столько же, сколько с грузового автомобиля. Или, например, почему с «КАМАЗа», который ездит только из карьера, нужно брать столько же, сколько с машины с федеральной трассы? Мы, как инвестиционная компания, смотрели на этот сектор, он в России не был создан. Но мы увидели этот процесс, когда он уже формировался в конкурсе.
– То есть узнали какой-то инсайд?
– Нет, это была абсолютно открытая информация. Более того, старт создания системы до нас несколько лет переносили. Мы проанализировали конкурсную документацию, пришли к главе «Ростех
а» Сергею Чемезову
и сказали, что создается целая отрасль, ее нельзя отдавать на откуп иностранным компаниям. В первую очередь потому, что это национальная безопасность. Кроме системы сбора платы это все-таки еще и полный контроль перемещения грузового транспорта по территории РФ, в том числе оборонного. Все оборонные предприятия, закрытые ведомства – все они будут как на ладони.
А на конкурс тогда заявились три иностранные компании с опытом построения подобных систем и продажи технологии, за которую купившие страны ежегодно платят лицензионные отчисления и не могут ее дорабатывать под свои нужды. Но если разыгрывать конкурс среди всех, ни одна российская компания не сможет принять участие. Потому что у них просто нет опыта создания таких систем. Российская компания должна работать на самых современных технологиях, и эти технологии надо создать. Мы понимали, что наши технологии в области транспортной телематики явно в мировых лидерах и Россия не должна быть зависима от каких-либо лицензий на иностранное ПО и иностранного оборудования.
Эта идея была поддержана, была озвучена президенту, правительству. И было принято решение без конкурса назначить нашу компанию – РТИТС. Мы собрали лучших разработчиков страны, изучили глобальный опыт и сформировали группу компаний – лидеров в этом секторе.
– Ваша компания была создана под «Платон»?
– Да. Сначала была 100%-ная дочерняя структура «РТ-инвеста» и «Ростех
а», а после этого должен был быть финансовый инвестор. Объем инвестиций составлял 30 млрд руб.
– И пришел Игорь Ротенберг с деньгами?
– Да, потом он пришел с большими деньгами и получил 50% компании.
– Сколько денег он вложил?
– Мы не раскрываем эту информацию.
– Какие задачи были перед вами? И что в итоге получилось?
– Все риски несем мы – частный партнер государства, поэтому заинтересованы в применении самых лучших технологий и надежных решений. Мы создали в кратчайшие сроки и исключительно за счет частных инвестиций самую масштабную в мире систему взимания платы, если считать по охвату территории. Свои два ЦОДа и собственное ПО, бортовые устройства российской разработки и сборки, контрольные рамки и машины контроля на всех трассах с самыми современными камерами и датчиками, единственный в стране федеральный центр контроля нарушений, киберзащищенные каналы передачи данных – все это «Платон». При этом объекты системы переданы в госсобственность. Сегодня в системе более 1 млн грузовиков-двенадцатитонников. И «Платон» становится цифровой платформой с целым массивом данных для государства и возможностью решения любых задач. Например, на базе «Платона» во время чемпионата мира по футболу была создана система контроля и обеспечения безопасности 1500 автобусов с иностранными болельщиками. У нас работает более 2000 человек, 138 офисов по всей стране. Весь период мы обязаны модернизировать систему, раз в три года мы меняем бортовые устройства, они бесплатные для водителей; обновляем систему, поддерживаем работу всех центров.
– Сколько вы уже собрали денег?
– Более 55 млрд руб. Эти деньги перечисляются в бюджет государства и идут на ремонт дорог и мостов, которые выбирают сами перевозчики. Система постоянно совершенствуется, она научилась более четко улавливать нарушителей, ввели довольно серьезные штрафы.
– За что вы получаете от государства 10,2 млрд руб. ежегодно?
– Это выручка, заблуждение называть это прибылью. Все почему-то считают, что у нас огромная прибыль, но нет абсолютно. У нас остается небольшая прибыль, которая позволит окупить инвестиции за 12–13 лет. Мы получаем эти средства за то, что выполняем государственную задачу по концессии – построили систему в срок и будем модернизировать ее согласно нашим обязательствам в течение 13 лет. Оператор «Платона» обязан поддерживать систему в полной круглосуточной технической готовности с общим показателем не менее 99%. Срок окупаемости проекта составляет 11,5 года. Отдельно подчеркну, что вся эта плата остается в экономике нашей страны. Она идет на три основных направления: обслуживание кредита и уплату налогов, капитальные затраты на строительство всей перечисленной мною ранее инфраструктуры и регулярные операционные издержки. Например, 15 млрд руб. стоит нам выпуск 2 млн бортовых устройств, которые российским перевозчикам выдаются бесплатно. Денежный залог за прибор вносят только иностранцы.
– Недавно Игорь Ротенберг уменьшил свою долю в РТИТС. Была версия, что он опасается репутационных рисков.
– Я не думаю, что здесь чего-то нужно опасаться: компания полностью российская, работает на российских технологиях. У нас нет ни одного компонента из стран, которые вводят санкции. Нам нечего опасаться – и Игорю в том числе. У него много инвестиций, он создал фонд, а я планирую долго быть акционером и стратегически управлять этим бизнесом.
– Вы за сколько купили его долю?
– Не раскрываем эту информацию.
– Как сейчас распределен акционерный капитал?
– 19% у меня, 50% у «РТ-инвеста», 23,5% осталось у Игоря Ротенберга, и еще 7,5% по программе мотивации менеджмента у Антона Замкова, гендиректора РТИТС.
– Как вы планируете развивать «Платон» дальше?
– Для РТИТС система «Платон» – только один из проектов, реализованный, масштабный. И РТИТС – IT-компания с уникальным опытом и собственными технологиями, которые обладают экспортным потенциалом, которые можно развивать в самых разных отраслях. Сейчас мы участвуем в тендерах в азиатских странах, например в Индии. Наша технология придет на замену барьерной системы со шлагбаумами и избавит от многочасовых очередей на толлплазах.
– Какие проекты были профинансированы из денег, поступивших от системы?
– За счет средств от «Платона» отремонтировано более 2000 км дорог. Федеральные трассы становятся безопаснее и комфортнее для миллионов автомобилистов и перевозчиков. Продолжаются работы по строительству и реконструкции более 30 мостов, большая часть из которых была закрыта последние несколько лет из-за аварийного состояния. Среди самых масштабных объектов – новый Борский мост в Нижнем Новгороде, Ворошиловский мост в Ростове-на-Дону, Свердловский мост в Пензе и Гоголевский путепровод в Петрозаводске, а также мост через Волгу в подмосковной Дубне.
– Вы уже начали внедрять электронные пломбы для транзитов?
– Да, вот как раз 20 сентября первое внедрение было – маршрут между Казахстаном и Россией. Это позволит в безостановочном режиме перевозить грузы, осуществлять контроль и транзит через Казахстан. В случае успеха эта система может быть распространена на всю страну. Таким образом, фактически полностью будет исключена возможность серого провоза и завоза товаров, которые идут грузовым транспортом. Для дополнительного контроля в рамках проезда фур с пломбой используется уже построенная инфраструктура «Платона». Так исключается дублирование систем, а значит, и расходы государства на создание нового цифрового сервиса.
– Планируете ли вы как-то еще зарабатывать на этой системе? Будет ли потом взиматься плата с легких коммерческих автомобилей (LCV)?
– «Платон» – это госсистема, ошибочно считать ее частной. И мы не определяем, на какие типы автомобилей может распространяться система. Решение о распространении платы на LCV принимает государство. «Платон» это легко сделает, если будет поставлена задача.