В районе Сан-Франциско Монтеррей-Хайтс находится скромный особняк; дом был бы совершенно обычным, если бы не неоновые зеленые каракули, покрывающие широкие окна. Эти наполовину законченные уравнения, эскизы компьютерных схем и т. п. – знаки, оставленные программистами, которые используют это место, чтобы убежать от суеты.
У группы из пяти или около того разработчиков, одетых в толстовки и джинсы, вид потерянных мальчиков Питера Пэна. Пусть они молоды – 20–25 лет, – но именно они оказались в центре самой необычной финансовой истории последних месяцев: криптовалюты, цифровые токены без какой-либо внутренней ценности, внезапно стали стоить миллиарды. Я здесь, чтобы встретиться с лидером программистов – Виталиком Бутериным, российско-канадским создателем эфириума (Ethereum), который можно назвать самым успешным клоном криптовалют, появившихся за семь лет с тех пор, как обрел известность биткойн. Сырым пасмурным утром в начале этого года, когда я на машине Lyft (аналог Uber) ехала в его штаб-квартиру в Сан-Франциско, рынок эфириума достиг $125 млрд, став вторым по размеру после биткойна.
Как только я протиснулась мимо верных помощников главного героя, нескладный молодой человек, которого я узнала по выступлениям на конференциях, в качестве приветствия бережно подержал мою руку в своей. Со впалыми щеками, копной каштановых волос, он больше похож на математического гения, чем на технологического магната.
Мы забронировали место в модном мексиканском ресторане в латиноамериканском районе Мишн Сан-Франциско, но в последний момент мне сообщили, что Бутерин предпочел бы скромную еду навынос – здесь, в сан-францисском прибежище эфириума, своем втором доме. Он одет в свободную футболку канареечного цвета с изображением мультяшного персонажа, черные тренировочные штаны и носит часы с розовым пластиковым ремешком. И улыбается как Чеширский кот. Я спрашиваю, сколько ему точно лет. «23,96», – отвечает он без малейшей запинки.
С идеями блокчейна и криптовалют впервые его познакомил отец – Дмитрий, тоже специалист по информатике. С 10-летнего возраста он поощрял сына писать видеоигры. Затем в 2011 г. рассказал о биткойне. Созданный за два года до этого, когда мир пошатнулся после кризиса банковской системы, биткойн позволяет людям переводить наличные деньги онлайн без банка-посредника. Кто создал биткойн, до сих пор не известно, но среди его крестных отцов явно были шифропанки – приверженцы идеи неприкосновенности частной жизни (еще конкретнее – приватности электронных коммуникаций и использования криптографии. – «Ведомости»), задумавшие разрушить власть, доведшую нас до финансового кризиса.
17-летний Виталик сначала отверг эту идею, но затем провел собственное исследование: что же происходит в сфере виртуальных денег? Вскоре он писал статьи (оплачиваемые в биткойнах), попутно изучая информатику в канадском Университете Ватерлоо, и в конце концов стал одним из основателей журнала Bitcoin Magazine. В 2011 г. биткойн считался настолько радикальной идеей, что многие были убеждены: правительства запретят его, ведь им пользуется теневой рынок. Тем не менее криптовалюта выжила и на пике, в Рождество, ее курс достиг $19 000, хотя потом он упал.
Блокчейн – «новый и интересный организм», говорит Бутерин, после того как мы проскользили по паркету через гостиную открытой планировки к деревянному обеденному столу. На мой взгляд, это слабо сказано. Если объяснять простыми словами, блокчейн – это гроссбух, который хранится на тысячах компьютеров. Такое распределение записи и защита ее хитроумной математикой, называемой криптографией, делают попытку вмешательства в нее куда сложнее, чем в традиционные хранилища информации. Централизованные архивы, такие как ваш мозг, могут просто-напросто потерять информацию. И, как обнаружило [бюро кредитных историй] Equifax, столкнувшееся со взломом баз данных своих клиентов, уязвимы для атаки. Регистры блокчейна, напротив, открыты для чтения и не контролируются кем-то или чем-то одним.
Специфика гения Бутерина в том, что он разглядел потенциал для создания своего собственного блокчейна – эфириума, на котором можно строить другие сервисы, от платежных до игровых. Дело вскоре зажило собственной жизнью, все – ученые, банки, предприниматели – мечтали встроиться в эту систему. В 19 лет Бутерин бросил университет, чтобы вплотную заняться эфириумом.
Мы оба устремляемся к одной скамье, и после небольшой заминки он пристраивается рядом на стуле. Мы колеблемся, что бы заказать. Я предлагаю тако или пиццу. Соратник Бутерина Томас Греко – программист, работающий, по собственным словам, на него уже годы, ратует за тайскую кухню. Прежде чем я успеваю найти меню в своем телефоне, Греко уже копается на сайте расположенного неподалеку тайско-китайского ресторана и делает заказ, листая экран большим пальцем.
Бутерин признается, что 2017 год был для него странным. Компании, применяющие технологию эфириума, стали использовать ее для выпуска новых денег и краудфандинга виртуальных денег для своего бизнеса. Этот новый механизм финансирования назвали ICO (initial coin offerings). Котировки биткойна и эфириума взлетели, наступил бум ICO, но одновременно возник страх, что это тюльпановая лихорадка (ажиотажный спрос на луковицы тюльпанов в Нидерландах в 1637 г. – «Ведомости»). «Мы создали культуру, в которой какой-нибудь совершенно случайный проект поднимает около $8 млн, а вокруг говорят: да ну, это гроши! – рассуждает Бутерин. – Вы же знаете, что это пузырь!»
Растущая цена эфириума сделала его мультимиллионером, но в отличие от адептов биткойна, которые упорно держали актив, Бутерин никогда не был уверен, что криптовалюты приживутся. Когда котировки казались ему подходящими, он выходил в кэш и «дорого заплатил за это, если взглянуть с финансовой стороны», замечает он, улыбаясь. Он считает, что его «бумажное» состояние было бы в 3–4 раза больше, если бы он продавал меньше криптовалюты. Биткойн годами колебался между $1 и $100, а потом подскочил с $1000 в январе 2017 г. более чем до $19 000 в декабре (но ажиотаж спал, и сейчас биткойн торгуется вокруг $8000).
На Бутерина давит необходимость превратить всеобщее возбуждение от блокчейна в реальные результаты. Он быстро объясняет, какие усилия предпринимает для улучшения эфириума, который недавно задавили ребята, торгующие виртуальными кошками в игре CryptoKitties. Названия у мер по масштабированию вроде «фрагментация», «структурирование каналов», «плазма». Я испытываю большое облегчение, когда мы переключаемся на обсуждение более простых вещей – например, его стремления к бессмертию.
Бутерин размышлял о вечной жизни с детства. Вскоре после того, как семья эмигрировала из России (когда ему было шесть), он наткнулся на книгу Обри ди Грея, вызывающего споры британского геронтолога с радикальными идеями о том, как победить старение. Почему он хочет жить вечно, спрашиваю я, пока мы в ожидании нашей еды глотаем зеленый чай, приготовленный Греко. Бутерин «в некотором недоумении, почему это вообще вопрос». Если бы вы могли жить вечно, убеждает он, то отказ от бессмертия был бы «равнозначен прыжку с обрыва». Позже он успокаивает меня, что, хотя решение проблемы продолжительности жизни движется медленно, результат может быть достигнут к 2060 г. – срок, «возможно, достаточный и для тебя» (мне 25 лет).
Что бы он делал, получив вечную жизнь, интересуюсь я и представляю, как он мечтает победить недоказанные математические теоремы. Не угадала. «Самое главное – наслаждаться жизнью», – говорит он. Во время перелетов он упражняется в языках, на которых еще не говорит бегло, просматривая фильмы на французском, немецком или китайском.
Мы сходимся на том, что криптовалюта носит характер культурного сдвига. Идеалисты-программисты, которые считали блокчейн способом отобрать власть у корпораций и правительств и отдать ее людям, в прошлом году стали уступать интриганам, которые гонятся за быстрым обогащением. Ряд ICO оказались мошенничеством. Бутерин с тревогой наблюдал, как его блокчейн заполонили меркантильные люди, привлеченные легкими деньгами.
«Есть проекты, в которых никогда не вкладывали душу, нечто вроде та-да-амм, цены поперли вверх (он взмахивает своими длинными руками), «Ламбо[рджини]» ррррум! Покупай-покупай-покупай сейчас!» Потом он принимается критиковать криптовалюту Tron, снимая излишний накал громким смехом. Капитализация Tron пробила $17 млрд, хотя за ней не стоит никакого заметного продукта. Эта странная, по его мнению, оценка «намного больше того, что эта [блокчейн-]площадка в действительности дала миру».
Пока мы ждем еду, крипторынок стремительно падает. К концу дня эфириум потеряет 30%. Такая волатильность заставила бы трейдеров вспотеть, но для криптоветеранов вроде Бутерина она ничто, он даже не проверяет свой телефон.
Может быть, бум вокруг криптовалют и разочаровал Бутерина, но он рад профессиональным инвестициям в блокчейн. В 2016 г. был создан Ethereum Enterprise Alliance (EEA), среди членов которого компании от BP до JPMorgan. Его цель – поиск возможностей для применения технологий на платформе эфириума. EEA олицетворяет изменение мировоззрения Бутерина. Подростком он разделял мятежные взгляды криптосообщества: «система», т. е. правительства, банки и крупные корпорации, «в основе своей зло, и мы должен [sic!] открыто противостоять ей и строить новую вещь». (У Бутерина есть особенность, он ошибочно добавляет s к некоторым глаголам [в итоге они получаются в третьем лице единственного числа, и сейчас он сказал needs вместо need].)
Почему Бутерин недолюбливает Tron
Виталик Бутерин недаром так резко отзывается о Tron. С ее основателем Джастином Суном они крепко поссорились в начале апреля. Началось все с твита Суна, сравнивающего Tron с эфириумом по семи пунктам не в пользу последнего. Например. Tron не берет комиссии за операции, а у эфириума они высокие, Tron позволяет совершать больше транзакций в единицу времени и т. д. Бутерин раздраженно отозвался, что Tron еще хорош в копировании кода, вместо того чтобы набивать его вручную с нуля на клавиатуре. Интернет-портал NewsBTC замечает, что проект Бутерина уже давно работает по всему миру, а Tron создан на базе блокчейн-платформы Ethereum, недалеко пока отошел от прототипа, чтобы его тестировать, и толком в деле не испытан. В ответ Сун напомнил, что с 31 мая переходит на собственную платформу, и обещал раздать владельцам кошельков с эфириумом 30 млн своих токенов Tron – т. е. примерно $1,5 млн, – чтобы переманить их к себе.
Но он понял, что эти люди «не отличаются от остальных». Пуристы могли бы назвать это предательством идей блокчейна; Бутерин выдает это за прагматизм, при этом тревожась о правительствах, «у которых оружия на сотни миллиардов долларов, полно тюрем <...> и все более пристальная слежка в интернете».
У Бутерина есть причина для беспокойства: он видел, как попадались первые пользователи биткойна, использовавшие эту валюту для наркоторговли. Он цитирует Росса Ульбрихта, невероятно молодого американского либертарианца, который запустил в даркнете сайт «Шелковый путь», где шла нелегальная торговля незаконными веществами и товарами, а оплата производилась в основном биткойнами. Позорное решение Ульбрихта нанять киллера переписало историю биткойна, доказывает Бутерин, превратив историю о «том, кого можно было назвать мучеником гражданского неповиновения» в «фактического преступника и врага общества». Ульбрихт, которому сейчас едва за 30, проиграл пятилетнюю судебную тяжбу и оказался в тюрьме.
«Даже если ваша цель – свергнуть часть истеблишмента, вы хотите иметь представление, почему это приведет человечество к прогрессу, и объяснять это, – отвечает Бутерин. – «Властелин колец» и «Звездные войны» могут дать людям весьма и весьма ошибочное представление о социальном конфликте». Его отсылка к хоббитам и джедаям намекает на детскую мораль, где правота всегда на стороне добра. Бутерин приспособился к миру, где нет явных злодеев и героев.
А кто самый важный человек в его жизни? На этот раз он замолкает. «Хм-ммм... – пауза. – Трудно представить единственного человека. Да». Нас спасает прибытие заказанной еды.
Две женщины на диванах стучат по клавишам ноутбуков, крышки которых покрыты наклейками. Атмосфера как в студенческом общежитии накануне экзамена. Бутерин достает упаковки со съестным и вилки (но не ножи). Мы распаковываем острые креветки, тайский горячий овощной салат pad pak для него и овощное карри цвета абсента с коричневым рисом для меня.
Я спрашиваю, что он помнит о России, из которой уехал шестилетним. Очищая креветки длинными пальцами с обкусанными ногтями, он перечисляет факты о своем родном городе Коломне: население – 140 000 человек, расстояние до Москвы – 115 км. В прошлом году он посетил Москву и Санкт-Петербург, встретился с Владимиром Путиным
и обсудил с российскими чиновниками проект крипторубля. Он уже объяснил мне, что сейчас дружески расположен к истеблишменту. Но я не могу понять, почему он помогает авторитарному правительству. Он перефразирует [писателя, борца за права чернокожих] Фредерика Дугласа, которого критиковали за участие в работорговле: «Я лучше объединюсь с кем угодно, чтобы делать правильные вещи, и ни с кем, чтобы делать неправильные». (Оригинальная цитата: «Я бы объединился со всеми, кто делает правильные вещи, и ни с кем, кто поступает неправильно». – «Ведомости».)
Позже он признает, что подталкивает Кремль дать «людям выгоду от крипт[овалют]ы», но уныло добавляет, что «не уверен, до какой степени это у него получается».
Готовность общаться побудила Бутерина отправиться в кажущееся бесконечным дипломатическое турне. В прошлом месяце он посетил четыре страны: Таиланд, Сингапур, Китай, США. У него нет постоянного места жительства. «Сейчас я просто шатаюсь повсюду», – говорит он. А где он оставляет свои вещи на время разъездов? Он выбегает из комнаты. Сбитая с толку, я копаюсь вилкой в каком-то баклажане. Бутерин возвращается с ярко-розовым вещевым мешком, набитым майками. Разве у него нет книг? Он показывает смартфон Android.
Когда его состояние выросло с $1 млн до более чем $10–20 млн (он уклоняется от конкретных цифр), у него не было чувства «да, я получаю все больше бабла; похоже, мне долго не придется думать о деньгах». Он жертвует [помогающему денежными переводами беднякам Восточной Африки] фонду Гейтсов GiveDirectly и исследующему проблему старения фонду SENS Research Foundation де Грея.
Влиятельнее всего, по его словам, для него интернет и в прошлом июне там, в интернете, его убили: вирусный слух, что он мертв, обвалил на $4 млрд капитализацию эфириума, показав, как трейдеры тесно связывают Бутерина и его криптовалюту. «Ну, типа о’кей, вау, это странно! – вспоминает он. – Члены моей семьи отправляли мне сообщения в WeChat: все ли со мной в порядке?»
Я замечаю тени под его пронзительными голубыми глазами. Несмотря на все его публичные выступления, известность – нелегкое бремя. «В прошлом году дошло до того, что [слава] стала приносить беспокойства больше, чем пользы», – рассказывает он, вспоминая, как кто-то приставал, пытаясь поговорить с ним, и в самолете, и в аэропорту.
Лидирующее положение – это то, к чему он стремился? Он отвечает мгновенно: «Нет». Как же это случилось? «М-ммм. Эфириум разросся, – он опускает голову, как будто я его упрекаю. – Думаю, случилось так, что эфириуму для развития нужна была крупная фигура – такая, как я».
Бутерин кажется удрученным. Пытаясь поднять настроение, я спрашиваю, чего он хотел бы добиться через пять лет. «Понятия не имею, – вздыхает он. – Я вообще не планирую больше чем на три месяца вперед, не говоря уже о пяти годах». Ясно, что Ethereum начинался как проект, а не план сделать карьеру. Он высмеивает биткойновых миллионеров, которые превратили криптошумиху в богатство, щеголяя этим как инвестиционным мастерством.
«Это чистая случайность, а все, кому повезло, чувствуют, что заслужили это, потому что оказались умнее», – разглагольствует Бутерин. Он пародирует «быка» с рынка биткойнов: «Я был лояльным, я был эффективным, я все преодолел и заслуживаю пять особняков и 23 «Ламбо[рджини]»!» Мы хохочем.
Разделавшись с креветками, он подбирает остатки указательным пальцем и рассказывает, как недавно гулял по бедному району в Китае. Он зацикливается на «разномастных бакалейных лавках, где пятилетние дети помогают маме и папе переставлять бутылки с водой». Они напомнили ему, что «этим людям на самом деле ты и служишь».
Я прямо-таки чувствую стремление Бутерина залезть обратно в интернет. Он убирает тарелки и благодарит меня, что я пришла. Я выхожу в серый день далеко от всех мест, куда мне надо, и не вызвав машину. В соответствии с традицией, что за еду платит газета, я оставила $45 наличными Греко за еду. Но с опозданием обнаружила, что это было на $5 меньше, чем надо. Не беспокойся, отписал мне Греко по электронной почте: «Можешь вернуть разницу в эфириумах».